Греческие каникулы
Оглушенные, они выпали на площадь, поозирались и, отказавшись от соблазнов продуктовых прилавков, побрели в более спокойные ряды. Конечно, это не был восточный базар, и греки, при всей их экспрессивности и темпераменте, не станут хватать вас за руки и тащиться за вами полбазара, как делают торговцы на Востоке. Но все же здесь тоже было пестро, ярко и потому как-то празднично. Вот турки, продающие ковры: из них сооружен шатер, ими покрыта машина, да так, что и не разберешь, что там, под грузом цветистого шелка и шерсти, может, и не автомобиль вовсе, а арба какая-нибудь.
Расшитые вручную кофточки, скатерти и прочее, платки, платья, от совершенно посконных до вполне современных ярких сарафанчиков, шляпы… кожа в виде кошельков, поясов, серебро, резьба по дереву, керамика и бог знает что еще. Книги, пахнущие пылью, в потертых переплетах и с пожелтевшими страницами. Вот стол, заваленный старыми фотоаппаратами, биноклями, подзорными трубами и прочей техникой, включая некоторые вполне современные цифровые экземпляры (не исключено, что ворованные).
Значки, украшения, сувениры и, конечно, керамика: та, которая честно признавалась сувенирной, и та, которую продавцы упорно выдавали за антикварную, то есть древнегреческую.
Статуэтки, модели всех существующих, существовавших и многих выдуманных греческих храмов. Ракушки и камни, необычные бутылки, внутри которых томились модели кораблей, храмов, статуй и прочее.
Боже, благослови базар! Как только попадаешь в этот лоскутно-мозаичный и пестрый мир, голова пустеет и работают только внешние органы чувств. Главными становятся краски, запахи, шум и случайное прикосновение к теплому боку расписного кувшина или прохладной бронзе колокола, к нежности газовой ткани или шерстке маленького ослика. Здесь каждый может хоть на время почувствовать себя ребенком, у которого глаза разбегаются от увиденного. И пусть родители (в роли которых у взрослого выступает собственный здравый смысл) всегда очень грамотно объяснят, что эта вещь не стоит таких денег, она тебе не нужна и будет валяться и пылиться дома, но хоть посмотреть и потрогать – уже удовольствие. А уж выклянчить что-нибудь – так и вовсе счастье.
Через некоторое время, усталые и немного растерянные, они выбрались из толчеи и откочевали под тент кафе. Марк потребовал пива, а девчонки – лимонад со льдом и мороженое. После чего принялись разглядывать свежеприобретенные побрякушки: платок яркой расцветки с шелковыми кистями, бусики деревянные, из ракушек, из камушков, из ярких вязаных помпончиков и прочей чепухи и такие же браслеты, большую красивую раковину (будет частью натюрморта, пояснила Настя). Марк не забыл про заказы жены и тетушки, а потому накупил порядочное количество разных сортов оливкового масла и мыла, сваренного с оливками и маслами.
Подружки радостно чирикали, перебирая и обсуждая покупки, а Марк пребывал в раздумьях. Пока девицы мерили бусы и прочую мишуру и крутились перед зеркалом, он набрел на торговца, который разложил свой товар прямо на земле. Марка заинтересовали всякие бронзовые штучки. Металл был тщательно начищен и сиял на жарком солнце так, что больно смотреть. И все же очевидно было, что вещи не новые. Щурясь, он разглядывал затейливые дверные молотки, выполненные в виде собачьих и лошадиных голов, букета цветов и корабельной пушки. Вот прочая фурнитура: задвижки, петли, замки, дверные ручки. С этим добром соседствовали и другие экспонаты: кожаный футляр с набором рюмок и флягой, хлыст с резной рукояткой из кости неизвестного животного, пара книг в темных переплетах, несколько греческих горшков и просто черепки, на которых кое-где сохранились фрагменты росписи.
Черепки смотрелись вполне аутентично, а вот остальной ассортимент скорее подошел бы блошиному рынку в какой-нибудь английской глубинке. И что-то в этих по-старинному добротных и стильных предметах задело Марка за живое.
Мысли, подспудно бродившие в темных глубинах подсознания, начали всплывать на поверхность. Уже некоторое время он не то чтобы задумывался… скорее дозревал до мысли, что им нужен дом. Не квартира, а именно дом. Желательно с садом. Мальчишки пока маленькие, и им хватает кроватки и ковра. Но скоро они встанут на ножки, и тогда им нужно будет много гулять и играть на свежем воздухе. Цены на недвижимость в Подмосковье не радовали, и Марк даже подумывал об Испании или еще какой-нибудь теплой стране. И вообще, идея о Доме постепенно проникала в каждую сферу его деятельности. Теперь он расспрашивал приятелей о преимуществах коттеджных поселков перед таунхаусами, а попивая чай у тети Раи, вдруг представил себе веранду и как они все сидят за большим столом, на котором совершенно органично смотрится этот сервиз кузнецовского фарфора… ветерок слегка колышет белые легкие занавески, где-то рядом смеются дети, и топот их ножек слышен из дома. А он, Марк, смотрит в сад и видит посыпанную гравием дорожку и цветущие пионы… Вот и теперь он совершенно ясно представил себе эту веранду и распахнутые в сад двери и на темном дереве створок – такие узорные бронзовые ручки…
– Посидите здесь, я сейчас, – велел Марк девочкам и направился к торговцу, чтобы рассмотреть его сокровища еще разок.
Он присел на корточки и перебирал фурнитуру, когда торговец вдруг вскочил и что-то радостно завопил. Сзади ему ответили веселые звонкие голоса, и Марк от неожиданности сел в дорожную пыль.
– Эй, ты чего? – Настя тянула его за руку. – Перегрелся?
– Нет, я простудился! В смысле испугался! Чего вы так орете?
– Да это же Таки! Вот здорово, что он пришел!
– Да? – Марк недоуменно воззрился на грека, который радостно улыбался и блестел зубами. – Но откуда вы его знаете?
– Марк, ты что, слепой? Это же Таки! Он каждое утро возится с цветами, когда мы идем на завтрак, потом на пляж…
– Да, и еще он выкладывает такие красивые узоры из камней на клумбах.
– И умеет ловить ящериц!
– И свистеть, как птицы…
– И приносит нам ягоды шелковицы.
У Марка голова шла кругом. Он внимательно и с некоторым предубеждением уставился на грека, который оказался мастером на все руки. Кто знает, что еще он демонстрировал девочкам?
Но Таки не похож был на сердцееда. Да, высокий, с хорошей поджарой фигурой. Но ему уже лет пятьдесят, темные глаза смотрят доверчиво, как у ребенка, кожа покрыта морщинками от солнца и привычки улыбаться, в темных волосах и усах серебрится седина.
Он протянул Марку руку, потряс ее с большим чувством, и врач ощутил твердые мозоли на ладонях садовника.
– Марк? О да, Марк! Папа, да? Насти и Лайза? А Тако друг!
Некоторое время все счастливо улыбались и на ломаном английском уверяли друг друга в дружбе. Потом Таки отпустил руку Марка и переключился на девчонок.
– Я принес, как хотела Лайза… Вот, смотрите!
Он вытащил откуда-то из-под куста холщовую сумку и вынул из нее несколько вещиц. Здесь оказались статуэтка кошки, сделанная из черного камня и порядком исцарапанная, каменная амфора с отбитым донышком и небольшая подзорная труба. Подумав, Таки добавил к этим сокровищам пару черепков из кучки, лежавшей на холстине, и с удовлетворением оглядел получившийся натюрморт:
– Вот, Лайза, ты хотела.
– А карта?
Таки замахал руками:
– Нет, это нельзя, он меня убьет. Он сердитый, старый, но злой – сильно-сильно!
– Кто? – удивленно спросил Марк.
– Англичанин.
– Какой англичанин?
– Ой, Марк, а зачем ты эти железочки собрал? Куда ты их понавешаешь? – Настя выхватила из рук Марка бронзовую задвижку. – Вот эту, наверное, на дверь спальни.
– Точно, твоей. Причем снаружи, – не без злости отозвался Марк.
– Не-ет, это он кресло в поликлинике украшать будет, – ввернула Лизка. – Стоматологическое. Прикинь, как круто. Типа тюнинг!
Марк фыркнул и отошел в сторону.
– Насти, Лайза, вы берете вещи? Очень старые! Английские!
– Ладно, ладно… потом поговорим, – торопливо согласилась девочка. – Сколько с меня? Сколько?! Таки, имей совесть, я же не Британский музей!