Греческие каникулы
Марк Анатольевич, муж, отец, стоматолог и доктор наук, успел к сорока годам нажить некоторый опыт. И его искушенный в общении с женщинами внутренний голос настойчиво посоветовал ему вплотную заняться ужином, а все разговоры оставить на потом.
Но человек существо нетерпеливое. А любопытство – не только двигатель прогресса, но еще и причина множества неприятностей.
И вот любопытство и некоторое чутье образовали слаженный дуэт и хором принялись нашептывать Марку, что дело тут нечисто. И Лана не просто так улыбается. И Настя изображает заботливую сестру с тайным умыслом. Не думайте, что это первые признаки паранойи. Но ведь практически все предыдущие полгода вечера проходили несколько по иному сценарию! То есть еда в доме была, и по большей части приготовленная той же тетушкой. Но когда Марк приходил вечером, то на него либо шикали, чтобы он не разбудил мальчишек, либо кричали, стараясь переорать двух горластых и чем-то недовольных младенцев. Иногда младенцы паслись во дворике с тетей Раей, а Лана пребывала в дурном настроении, потому что устала или потому что ей нужно срочно прибраться, а тут Марк пришел… Настя либо сидела в своей комнате, либо отправлялась к подружке Лизавете, бросив на ходу: «У нее, конечно, тоже брат есть, но он хоть не орет все время и не какается уже».
Ну, опять же у Марка имеется куча друзей и знакомых, у некоторых есть один ребенок, у других – уже и не один, так что он вполне понимал, что сумасшедший дом с памперсами и урочными и внеурочными кормлениями не может длиться вечно. Это пройдет, и наступит пора первых зубов, открывания шкафов и залезания во все места, куда лезть не стоит. А потом разбитые коленки и лбы, мячи и велосипеды… не этого ли он ждал так давно? Само собой, трудно получить удовольствие от постоянного недосыпания, но Марк принимал этот период как должное. Он был так счастлив, так горд своими мальчишками, что даже не говорил об этом. Когда знакомые и коллеги спрашивали, как дела дома, он хмурился, качал головой и рассказывал очередную «страшную» историю про то, что памперсы кончились в середине ночи и пришлось бежать в дежурную аптеку.
Короче, у него присутствует ощущение, что все идет своим чередом. Поэтому сегодняшняя показательно идиллическая встреча мужа и отца, вернувшегося домой после трудов праведных, довольно сильно выбилась из привычной картины. Марк мгновенно понял, что женщины ведут себя неестественно и подлизываются к нему. А когда женщины подлизываются? Правильно, когда они что-то натворили и чувствуют себя виноватыми.
Поэтому вместо того, чтобы приступить к голубцам, Марк отодвинул тарелку и строгим голосом спросил:
– Что случилось?
– Случилось? – Лана, которая доставала из шкафа высокие бокалы для вина, обернулась. – А что должно случиться?
– Жена, не морочь мне голову! Рассказывай!
– Марк, я не понимаю, о чем ты? – Бокал тонко звякнул о стол, красное сицилийское вино наполнило его прозрачность темно-красным объемом, пахнущим солнцем и виноградом. Себе Лана налила сок, села за стол и с тревогой воззрилась на Марка. – Ты что-то плохо выглядишь, милый. Тетя Рая права: ты слишком много работаешь и тебе просто необходим отдых.
Марк открыл было рот, но, подумав, решил пока воздержаться от комментариев и дальнейших вопросов. В какой-то книжке… кажется, у Моэма в романе «Театр» был замечательный совет по поводу пауз. Дословно не помню, но смысл в том, что не надо делать лишних пауз. Но уж если ты ее, эту чертову паузу, сделал – тяни, сколько сможешь.
И Марк сел за стол, отпил вина и принялся за голубцы. Молча.
Лана маленькими глотками пила сок и смотрела на сидящего напротив мужчину, который деловито расправлялся с голубцами. Прошло несколько минут, и улыбаться ей стало весьма непросто. Марк молчал. Вот зараза, беззлобно подумала женщина. Он очень хороший. Он отец моих детей. И я его люблю. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы убедиться в этом. И немалое количество пережитых вместе трудностей и опасностей[2]. Теперь все у нас хорошо, и после рождения мальчишек счастье стало полным… таким полным, что страшно иной раз его сглазить. Но почему же ей, счастливой замужней женщине, так хочется убить сидящего напротив любящего мужа?
– Марк, я хотела тебя попросить…
– Мм?
– Понимаешь, я…
Звонок в дверь. По непредсказуемости и катастрофичности звонок в дверь даже хуже, чем телефонный. Телефонный звонок порой можно как-то предчувствовать. Например, за несколько секунд до сигнала случаются помехи на радио, а некоторые люди так и вовсе ощущают что-то вроде щекотки, будучи, видимо, особенно восприимчивыми к электромагнитным волнам (или другим волнам?). Но ни разу Марку не удалось предвидеть звонок в дверь. Вот и теперь он обреченно вздохнул: Лана убежала в прихожую, из спальни донесся рев близнецов. Черт, пропала такая классная и с таким трудом выдержанная пауза. Он встал и двинулся в спальню. Но не тут-то было. Входная дверь распахнулась, и в квартире сразу стало тесно и шумно. Первой в комнату влетела Лиза.
– Настька! – завопила она. – Ты едешь за покупками? Сегодня как раз ночь шопинга в «Европейском», везуха! Мама нас везет, прикинь, как ей не терпится от меня избавиться!
– Сборы – это всегда удовольствие. Так зачем откладывать? – радостно улыбалась в коридоре Циля, мама Лизаветы. – К тому же нам еще ни разу не удалось купить все необходимое с первого раза. Только вы девочке денег не давайте, лучше я сама заплачу, а потом по чекам разберемся, а то мне с ними двумя не сладить.
– Лизка, сейчас иду! – раздался из спальни голос Насти. – Эй, Марк, иди смотри за своими мелкими! Кто-то из них обкакался, по-моему… а может, и оба.
– А-а! – Это близнецы.
– Циля, я не успела… – Это робкий голос Ланы.
– Марк, я вам так благодарна, – не слушая ее, продолжала Циля, вдвигаясь в прихожую и вынуждая остальных отступать перед напором ее бюста. – И я уверена, что могу полностью на вас положиться. Все же семейный человек да еще врач…
Марк ошалело хлопал глазами. Жизнь, казалось, обретала привычно шизоидный темп и громкость, но у него возникло стойкое ощущение, что он что-то пропустил, причем весьма существенное. Возможно, даже нечто жизненно важное.
Мимо него змейкой проскользнула Настя, подхватила Лизу, и вдвоем им как-то удалось выдавить маму Цилю из квартиры. Закрыв за ними дверь, Лана метнулась в спальню и занялась мальчишками. Закончив смену памперсов, помывку и удовлетворенно обозрев улыбающиеся рожицы младенцев, Марк и Лана обнаружили, что в комнате повисло напряженное молчание.
– Я, наверное, не должна была этого делать, – Лана виновато склонила светловолосую голову, – но у Цили есть подруга в турагентстве. И она так быстро все подобрала, и цена нормальная получилась, и Настя так просила…
– Я никак не могу понять, что именно тут происходит, – рявкнул выведенный из всякого терпения Марк. – Чего именно хотела Настя на этот раз? Мою шкуру на стену спальной?
– Не говори глупостей! – вскинулась Лана. – Между прочим, она тебя любит и уважает… мне вообще кажется, что у тебя с ней контакт гораздо лучше, чем у меня!
– Потому что я отношусь к ней как к женщине: то есть осторожно и в любой момент ожидаю какой-нибудь гадости. И стараюсь не поворачиваться спиной.
– Да что ты? Знаю я, почему ты стараешься не поворачиваться к женщинам спиной, и не надо мне тут стрелки переводить! Вчера твоя аспирантка весь телефон оборвала: «Где Марк Анатольевич? Он же должен уже быть дома!» Вот мне интересно, откуда она знает, где ты должен быть, и какое ей до этого дело? А эта твоя Маша?
Марк растерянно заморгал. Переход от Насти к аспирантке, а с аспирантки на Машу получился каким-то очень уж быстрым.
– При чем тут Маша? – осторожно спросил он.
– При том! Зачем она вчера вечером так поздно звонила?
– Чтобы на прием записаться… у нее винир полетел.
– Чтобы записаться, пусть звонит в поликлинику, а не на дом! И что ты с ней обсуждал в ванной целый час? Ее виниры?