Любовная мелодия для одинокой скрипки
Глава 2
К счастью, Алекс в этот вечер в ресторане не появился. Ни он, ни Арина. Каролина играла вяло, никак не могла поймать то вдохновение, когда чувствуешь, что весь зал в твоих руках и повинуется малейшему движению твоей души, переданному смычком. И как сигнал, что играет она плохо, нарастал шум голосов...
К двенадцати, к закрытию, появилась дочь Дина. Она считала себя обязанной провожать мать домой после того, как какие-то пятнадцатилетние отморозки напали на Каролину и чуть было не отняли скрипку – к счастью, мимо проезжал милицейский патруль...
В ресторане Динку все обожали – от шеф-повара и до старенькой уборщицы. Впрочем, ничего удивительного – Динка выросла здесь и даже, бывало, уроки делала за разделочным столом, консультируясь со всеми на кухне.
Она чмокнула мать в щеку, шепнула: «Ты бы им еще Чайковского забацала, смотри, спят все», – и села за столик для персонала. Завсегдатаи к ней привыкли, несколько лет назад наиболее активные начали подбивать клинья к смазливой девчонке, но дитё продолжало расти и когда вымахало за метр восемьдесят и получило какой-то пояс по карате, «активисты» отвалились – что-то было в Динкином поведении такое, что не располагало к заигрываниям. Дикая собака Динка... Вообще, стремительно выросшее дитё оставалось для матери сплошной загадкой. Когда она успевала учиться, где, в какие секции ходила, как умудрялась не только грызть молодыми зубами гранит науки, но и приглядывать за двумя братьями – старшим Михаилом, младшим Андреем, – мать не представляла. Когда старшего призвали в армию, Дина все свои необузданные заботы и немереные силы обрушила на младшего, Андрея...
Каролина продолжала играть что-то сентиментальное, поглядывая на дочь, и размышляла: как же так получилось, что, несмотря на вереницу приходящих нянек, глупых, вороватых, иногда пьющих втихую, но обязательно недорогих, по ее бюджету, – таких только и могла она себе позволить, – вопреки всем продленкам и спортивным секциям, где гнали результат и не думали о воспитании, все трое ее детей выросли такими замечательными?
Она удивилась своим мыслям, но потом поняла, что смотрит на детей глазами мужчины, точнее, Алекса. Стало тоскливо, скрипка в ее руках заплакала, жалуясь, она поймала на себе удивленный взгляд дочери и без паузы нырнула в зажигательный ритм чардаша.
...Младший, Андрей, уже спал. У него в школе шли экзамены, и, как дисциплинированный человек, он ходил на все консультации, хотя в них не нуждался. Его одежда была аккуратно сложена на тумбочке у двухъярусной кровати, школьный рюкзак стоял у двери – протяни руку перед выходом и возьми, на кухне все прибрано, чай заварен и накрыт допотопной ватной бабой, унаследованной от дедов, замоскворецких водохлебов. Андрей, шестнадцатилетний крепыш, уступающий ростом и старшему и даже Динке, мечтал пойти служить в десантники и потому с десяти лет занимался в секции боевых искусств, хорошо бегал на лыжах, стрелял, увлекся армрестлингом и теперь страшно переживал, что с этого года срочного призыва в десантные войска не будет и части перейдут на контрактную систему комплектования.
–?Так что сегодня у тебя произошло? – спросила дочь, разливая чай по толстостенным кружкам. – Не отмалчивайся, мать. Я тебя насквозь вижу.
–?Ничего не случилось, дитё. Не настырничай. Лучше расскажи, как день прошел.
–?Замечательно.
У Дины все дни проходили только замечательно. Она перешла на второй курс Плехановского, куда поступила сама, без репетиторов и блата, чем страшно гордилась, училась легко, так же легко «свалила» сессию, сейчас подрабатывала секретаршей в небольшом, но твердо стоящем на ногах банке, летом, подкопив денег, собиралась смотаться во Францию, в Мон Сен-Мишель – была у нее такая мечта, посмотреть на увенчанный замком остров, где располагались самые дорогие в Европе отели.
–?Шеф строил глазки.
–?А ты?
–?А я подошла к нему – он мне как раз по ключицу, погладила по головке и сказала, что я слишком его уважаю, чтобы омрачить нашу дружбу примитивной койкой.
Каролину уже года два не особенно сильно коробил современный язык дочери.
–?А он?
–?А что он? Сказал, что мог бы взять меня в Мон Сен-Мишель.
–?Откуда он знает о твоей мечте?
–?Сдуру как-то спикнула, в смысле болтанула.
–?Ну и что?
–?А ничего. Не поеду я в Мон Сен-Мишель. Ни с ним, ни сама. А пойду завтра искать новую работу...
–?Он тебя выгнал? – не сразу сообразила мать.
–?Я сама ушла. Не люблю, когда меня лапают.
–?Даже так?
–?Угу. Усадил, жирная скотина, стал плечики оглаживать, потом по спинке эдак, будто массаж расслабляющий делает, а ручонки горячие и сам сопит. Как он целый месяц держался, виду не показывал, ума не приложу.
Дина давно не была девственницей, как, вероятно, большинство ее сверстниц. Первым ее мужчиной был тренер по карате, сорокалетний красавец-тяжеловес, знавший, как мать подозревала, все приемы не только в карате, но и в камасутре. Каролина предпочитала об этом не задумываться, но все равно, иногда ее лицо при разговоре с дочерью заливала горячая волна необъяснимого смущения... Два с половиной года назад тренер сломал ногу, что называется, на ровном месте, перелом оказался сложным, что-то не срасталось, не утешали и именитые консультанты, словом, ему пришлось уйти с тренерской работы, и он стал массажистом. Динка не пожелала работать с другим тренером и тоже ушла из секции. С Никичем она сохранила чисто дружеские отношения и иногда заглядывала к нему в массажный кабинет – посплетничать о знакомых спортсменах.
После Никича, как догадывалась по некоторым признакам Каролина, у дочери было несколько мужчин, и все значительно старше ее...
–?Жаль, конечно, больно место хорошее, – сказала Динка. – И бабки приличные, и люди в целом человекообразные. Ладно, мать, ты не отвлекайся, рассказывай, что с тобой сегодня?
–?Ничего. Давай спать...
–?Давай... Кстати, я сегодня сразу же и расчет полностью получила, на Европу не хватит, так что давай с тобой устроим Мишке шикарную встречу.
–?В смысле?
–?Ну, купим фенечки кое-какие. Он же небось ни во что не влезет. Джинсы реальные, тишотку... И встречу в кабаке. Не за столиком для персонала, а за столом на четверых, и чтобы ты не играла. А еще лучше – в другом ресторане.
–?Ты вначале на работу устройся.
–?Это-то не волнуйся, устроюсь. Значит, договорились?
Сопротивляться напору дочери Каролина не умела. И вообще, она несколько терялась перед своим дитём, смотрела на нее, как на чудо, и про себя называла иногда инопланетянкой.
–?Договорились. Ложись спать, неугомонная. Ничего со мной сегодня не произошло, не выдумывай.
Они легли. Дина подсунула ладошку под щеку, протяжно и сладко вздохнула, и через минуту Каролина с завистью услышала равномерное дыхание дочери.
А на нее навалились мысли.
Она не обманывала себя. Прекрасно понимала, что влюбилась с первого взгляда, безнадежно, так, как никогда еще не влюблялась. Она подумала и честно поправила себя – так, как влюбилась двадцать лет назад в Мишкиного отца... Вспоминать об этом не хотелось, ибо тогда разочарование наступило через год, прорвалось через три года, когда Мишке было уже полтора, а расставание длилось еще год, мучительно, с надрывами, унижениями, просьбами матери не спешить, подумать... Мать сама прошла все круги мучений матери-одиночки, так как отец, красавец-майор, погиб в Афганистане в самом начале этой нелепой, никому не нужной, заранее проигранной войны. Мать, вольнонаемный врач полевого госпиталя, после гибели отца села на иглу. И хотя говорили, что для врача сие нетипично, мать опровергла утверждение своим страшным примером. В Москве она излечилась от пагубной страсти, но восстановить подорванное здоровье уже не могла, да и не хотела, благо Каролина благополучно росла под присмотром бабушки, особых хлопот не требовала, успехами в Центральной музыкальной школе радовала, поступила в консерваторию и вдруг – бац! – роман на первом курсе, рождение ребенка, академический отпуск, треволнения... Потом развод...