Пусть всегда будут танки
– Но Семен Степаныч… – Прокофьев развел руками.
– А вот попали бы по второй «Осе» хотя бы раз – поставил бы «четыре»! – Черников поднялся, подошел к телефону, через который связь шла напрямую с «ОКБ-1». – Академика Тихонравова! – потребовал конструктор. – Михаил Клавдиевич! «Осе» нужен глаз на затылке. Нашим ребятам наваляли, как мы и предполагали… Хорошо, понял… Будем работать!
Черников повернулся к нам. На сей раз выражение лица его было удрученным. Конструктор отодвинул телефонный аппарат и присел на край стола.
– Дополнительную камеру на танке установить нельзя, – пробормотал он, глядя в пол. – Компоновка и комплектация «Осы» уже утверждена, документы подмахнули ответственные, включая министров обороны и минсредмаша… Такой вот афронт, товарищи. Будете учиться не зевать.
К тому времени, когда он договорил, успело созреть множество вопросов.
– Откуда взялась вторая «Оса»? Кто ею управляет? Что это за неопознанный объект вы нам подсунули? А как нужно было действовать? Вы что, на самом деле думаете, что на Луне мы можем встретить инопланетян?
Черников повел нас в «песочницу».
На лунодром вел один путь – через техзону. Бетонная дорожка петляла, огибая многочисленные антенные станции. Некоторые из них носили красивые имена: «Коралл», «Подснежник», «Ромашка». А часть называлась как ни попадя: «Куб», «Куб-Контур», «Скат». Одни станции прятались под белыми радиопрозрачными куполами, другие словно напоказ выставляли антенны – параболические или в виде решеток. Возле «Куба» и «Подснежника», как всегда, валялось множество мертвых птиц: они погибали, попадая в узконаправленный передающий СВЧ-луч.
Стучали отбойные молотки, трещала электросварка. Техзона расширялась, отвоевывая территорию у пожухлой степи. Одного радиотелескопа «ТНА-400» теперь не хватало для работы со всеми аппаратами, выведенными на орбиту Луны. Вскоре у антенны-гиганта должны были появиться братья и сестры. Над недавно отлитыми фундаментами выросли тупые конусы из стали и бетона. Пройдет еще немного времени, и их увенчают чаши антенн размером со стадион каждая.
Сквозь кроны каштанов и кленов виднелись далекие пятиэтажки. Дома выстраивались в единственную в поселке улицу. Улицу Мира. В пятиэтажках жили офицеры НИП-10 с семьями. Кстати, когда для обустройства лунодрома срочно понадобился крымский ракушечник – он больше всего походил по свойствам на твердый лунный грунт, – камень взяли, не мудрствуя лукаво, на местной стройке. Поэтому стены санузлов в новых офицерских квартирах в итоге были сделаны из плоского шифера.
Наш экипаж поселили в общежитии. Мы не имели права даже намекнуть родственникам, чем занимаемся. Я, безусловно, удивил родителей своим желанием остаться в армии. Но в общем, они одобрили такое решение. Служить Родине было делом почетным, правильным. Если выбрал такой путь, значит – дерзай. Никто слова неодобрения высказать не посмеет.
Ну а со свердловской девушкой не очень хорошо получилось. Я просто перестал отвечать на письма. Помню, как менялся ее тон от письма к письму. Сначала беспокойство, потом – беспокойство пополам с недоумением, а затем слова, продиктованные обидой. Я же тогда думал: «И чего она не угомонится? Неужели не понятно, что я больше не хочу с ней общаться?» Она-то понимала. Видно, это я где-то не догонял. Спрашивается, трудно было черкануть девчонке несколько строк? Но я так и не написал ей ни слова. До сих пор, как вспомню – так словно кто холодной водой окатил из ведра. Стыдно, в общем.
В «песочнице» было жарко. Солнышко высоко стояло над полигоном. Пыль, потревоженная танковыми траками, давно улеглась. Над скалами, сложенными из ноздреватого ракушечника, колыхалось жаркое марево.
Сначала мы подошли к нашей «Осе». На корме сразу отыскались три вмятинки. Мягкие учебные болванки валялись неподалеку. Снаряды легли кучно, Горобец с завистью поцокал языком.
– Снайпер работал! – определил он.
Затем мы собрались возле неопознанной машины. Вблизи сходство с консервной банкой на колесах было еще более заметным. И тем не менее некоторые конструкционные элементы поражали технологичностью. Несколько антенн, одна из которых, как на «Осе», – остронаправленная, какие-то непонятные приборы, вынесенные на корпус в передней части, телефотокамеры, закрытые металлическими створками. Даже колеса, и те были необычными – три обода, покрытые сеткой из стали и снабженные грунтозацепами.
Болванка, выпущенная сдуру Горобцом, вскрыла машине борт. Сквозь пробоину виднелась сложная электронная начинка.
– Это луноход, – сказал Черников. Он легонько пнул одно из сетчатых колес, и над машиной поднялась, словно крышка рояля, скругленная панель солнечной батареи. – Рудимент мирной программы освоения космоса. Под эгидой Академии наук построили три такие машины, они должны были исследовать Луну. – Он хмыкнул и удрученно договорил: – А теперь мы отправляем на Луну танки.
Послышались голоса, зашуршал гравий под каблуками.
– Вот и ваши коллеги. – Черников приосанился. – Прошу любить и жаловать… Если не любить, так хотя бы иметь в виду.
К нам направлялась группа из семи человек. Шестеро носили спортивные костюмы, как и мы. «Спортсменов» сопровождал человек в цивильной одежде. Его я несколько раз видел в «ОКБ-1». Наверняка это был куратор вроде нашего Черникова. Командир экипажа тоже определялся навскидку. Это был низенький, щуплый, рано начавший лысеть малый в очках с круглыми стеклами и со скучающим взглядом. И он первый обратился к нам.
– Мии называеммса «Красный Прорыв», – протянул он с отчетливым прибалтийским акцентом. – Мии вас очень грубо сделать сзади! – Он ухмыльнулся, при этом в глазах его застыло все то же скучающее выражение. А стоящие за его спиной «спортсмены» с готовностью захихикали.
Таким было первое знакомство с коллегами, со вторым экипажем, который тренировали параллельно с нами.
В спортивках, слегка «расслабленные» нашим особым, привилегированным статусом, – со стороны и мы, и они походили, наверное, на уличную шпану из конкурирующих районов. Вот сейчас сойдемся, слово за слово, потом жди мордобой и поножовщину.
Но мордобоя не случилось. Мы сдержанно пожали друг другу руки.
– «Пятерку» небось получили за нашу тушку, – сказал, глядя сверху вниз на командира «Красного Прорыва», Прокофьев.
Прибалт задумался. Затем за стеклами очков вспыхнуло понимание.
– Мии получилли пять баллов! – подтвердил он.
Апакидзе толкнул меня в бок.
– Похоже, в голове у него такая же малокадровая система, как и на «Осе»!
Я прыснул, представив, как в мозгу командира одна картинка натужно, с тормозами сменяется другой. Щелк-щелк!
Черников кашлянул в кулак, переглянулся со вторым куратором и сообщил:
– Завтра начнем совместные тренировки. Выйдете друг против друга, а потом вместе – против «Хаундов».
Биться с «Хаундами» было интересно. Хотя, по сути, они не были настоящими «Хаундами», а только репликами – ходовыми макетами штатовских танков. Макетами разрешали порулить инженерам – из числа разработчиков «Осы». Черников, например, мог сесть за джойстик. Но соль была в том, что «Хаундам» предоставлялось заведомое преимущество: их телесистемы передавали картинку в режиме реального времени, нам же приходилось довольствоваться «слайдами» с «Осы». Для одних это было вроде развлечения, с нас же семь потов сходило. Но было увлекательно.
– Ты. – Командир «Красного Прорыва» ткнул пальцем Прокофьеву в живот. – Ты придуммать имя своей комманнде!
Глава 4
Дед, конечно, был совком и ватником. Упрямый и неуживчивый старикан мог спровоцировать скандал на пустом месте. Временами они тихо ненавидели его всей семьей. И все же Антон торопился сообщить новость в первую очередь именно ему.
И не потому, что питал какие-то особенно теплые чувства к деду, не потому, что нуждался в советах или просто не с кем было поговорить. И поговорить было с кем, и Антону давно не требовались какие-либо консультации, тем более касательно того, как ему строить карьеру.