Чужое сердце (Шарада) (др. перевод)
– Дают направо и налево.
– Именно. Герои никогда не просят разрешения, женщины им никогда не отказывают.
– В романах всегда присутствует изрядная доля вымысла.
– В вашем случае это сексистские фантазии.
– Это вполне удавалось Иэну Флемингу. Разве Джеймс Бонд у кого-то спрашивал разрешения? Ему хотя бы раз отвечали отказом?
Алекс скомкал обертку от гамбургера, вытер губы бумажной салфеткой и уперся локтями в столешницу круглого столика, как будто собираясь перейти к важному разговору.
– Помимо откровенного сексизма и того факта, что все женские персонажи раздеваются и ложатся в постель по команде, что еще вы думаете об этих книгах?
Кэт не хотелось признаваться, что его книги ей нравятся, однако сочла своим долгом сказать правду. Похоже, ее мнение и впрямь для него важно, так что совесть не позволила ей солгать.
– Они хороши. Они реалистичные, в них ничего не приукрашено. Они держат читателя в напряжении. Правда, я пролистывала особо жестокие эпизоды. Но в целом книги чертовски хороши. И хотя мне нелегко в этом признаваться, ваши женщины вполне убедительно раздеваются и ложатся в постель.
– Спасибо.
– Но…
– Значит, есть и «но»? Вам следовало стать литературным критиком. Критики сначала забрасывают тебя цветами, а потом пинают прямо в мошонку.
Кэт рассмеялась.
– Я не собиралась критиковать. Честное слово, я считаю, что у вас блестящий стиль.
– Тогда к чему это ваше «но»?
Она не сразу нашлась с ответом.
– Ваши книги печальны.
– Печальны?
– В ваших текстах заметна… э-э-э… – она не сразу подобрала нужные слова: – безысходность. Фатальная обреченность.
Алекс на мгновение задумался над ее словами.
– Наверно, это от того, что я своими глазами видел много насилия.
– Когда вы работали полицейским? – Заметив, его удивление, Кэт поспешила добавить: – Я прочитала вашу биографию на задней обложке.
– Верно, – согласился он и сделал глоток из стакана. – Знаете, быть преступником выгодно. В жизни слишком часто побеждают плохие парни. Во всяком случае, сегодня они побеждают чаще, чем раньше. Так что если в моих книгах и чувствуется безысходность, то только поэтому.
– Я тоже так подумала, когда… – Кэт не договорила. В конце концов, это их первое свидание. Стоит ли ей полностью открываться перед ним?
– Подумали когда?
Кэт опустила глаза и принялась крутить в руках красную пластиковую корзиночку, в которой ей принесли заказ.
– Я не знаю, слышали вы или нет. Об этом много писали, но я не делаю из этого проблемы, потому что некоторые сильно пугаются, узнав об этом. В общем-то это пустяк, но…
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, желая угадать его реакцию.
– У меня пересаженное сердце.
Алекс моргнул, затем еще раз. Этим его реакция и ограничилась. Кто скажет, что он подумал на самом деле. В следующую секунду взгляд Алекса скользнул по ее груди. Кэт заметила, как он сглотнул комок. Затем он снова посмотрел ей в глаза.
– Давно?
– Почти четыре года.
– И с вами все в порядке?
Кэт рассмеялась, чтобы снять собственное напряжение.
– Конечно же, со мной все в порядке. А вы что подумали? Что я сейчас отброшу коньки и вам придется оплачивать мой счет?
Кэт давно поняла: реакцию на ее признание предугадать невозможно. У кого-то оно вызывало отвращение, кого-то пугало. Кто-то сжимался в комок и отказывался обсуждать эту тему. Кто-то застывал в благоговейном трепете. Кто-то протягивал руку, чтобы потрогать ее, как будто от нее исходила некая целительная сила, как от святой воды или мироточащей статуи Девы Марии. Интересно, каких чудес люди ждали от нее? Были и те, у кого это вызвало болезненное любопытство, и тогда на нее обрушивалась лавина вопросов, порой довольно неприятных.
– Это как-то ограничивает вашу жизнь? – спросил Алекс.
– Да, – хмуро ответила Кэт. – Я не могу выписывать больше двадцати банковских чеков в месяц без сборов за банковские услуги.
Алекс укоризненно посмотрел на нее.
– Вы знаете, что я имею в виду.
Да, она знала, что он имел в виду, но именно это она ненавидела больше всего: дать себе точную оценку.
– Я трижды в день должна принимать двойную пригоршню пилюль. Я как и все остальные люди, должна много двигаться и есть здоровую пищу. Меньше жиров, меньше холестерина.
Алекс удивленно выгнул бровь и кивком указал на ее надкусанный гамбургер и жареную картошку.
– Зато я не пью самое холодное пиво в Техасе, – встала на свою защиту Кэт.
– Алкоголь полностью исключается?
– Алкоголь не совместим с моими лекарствами. А как у вас с этим делом? Я заметила, что вы пьете только газировку. И это в заведении, где все остальные хлещут пиво.
Алекс заерзал: вопрос явно застал его врасплох. Однако Кэт, подперев рукой щеку, продолжала в упор смотреть на него, пока он не сдался.
– Выпивка не идет на пользу моей голове. Мы с ней крепко сцепились несколько лет назад. Она послала меня в нокдаун, но я все же сумел встать на ноги.
– И крепко вы стоите на ногах?
– Не знаю. Я бы не осмелился снова выйти на боксерский ринг.
Похоже, он ждал ее реакции, желая понять, изменится ли ее отношение к нему после такого признания. Ей же хотелось спросить его, когда именно у него начались эти проблемы. Связано ли это как-то с его уходом из полиции или же алкоголь стал причиной этого ухода? В биографии на задней обложке книги об этом ничего не говорилось.
В конце концов она решила не рисковать. Это не ее дело, хотя и без того ясно: спиртное сыграло немалую роль в формировании темной стороны его натуры, которую она в нем подметила.
– «Снова выйти на боксерский ринг», – повторила она его слова, меняя тональность разговора. – Знаете, мне нравится разговаривать с писателем. Столько метафор, столько аналогий. Не говоря уже о сравнениях, повторах и тому подобном.
– Только не начинайте это снова, – картинно простонал Алекс.
Он расплатился за ужин, оставив на столе щедрые чаевые. Кэт предложила внести свою часть.
– Нет, – решительно заявил он и встал, предлагая ей последовать его примеру. – Я пригласил вас. Кроме того, мне не повредит налоговая скидка.
– Но ведь это не деловой ужин.
– Это почему же? Очень даже деловой. Просто мы с вами еще не дошли до главных вопросов.
Они вышли на улицу. Алекс подвел ее к мотоциклу и помог надеть шлем. Кэт уселась на заднее сиденье. Он нажал на стартер, и мотоцикл, взревев мотором, снялся с места, и они выехали с автостоянки. Кэт крепко обхватила Алекса за талию.
Тот вел мотоцикл быстро, но осторожно. Тем не менее ей вспомнились слова Дина Спайсера, называвшего мотоциклы «ДонороЦиклами».
Это была ее единственная мысль о Дине, недолговечная и мимолетная, как проносившийся мимо уличный пейзаж.
Наконец они подкатили к ее дому. В душе Кэт даже пожалела, что поездка оказалась такой короткой. Алекс явно заметил, с какой неохотой она слезала с мотоцикла.
– Что? – спросил он, снимая шлем и приглаживая пятерней волосы.
– Ничего, – ответила Кэт, возвращая ему свой шлем.
– Что-то.
– Хочу сказать спасибо, что вы все нормально восприняли, – ответила она и, заметив его недоуменный взгляд, пояснила: – Мое новое сердце. Вы не стали отговаривать меня от поездки. Вы везли меня так, будто я обычный человек, как и по дороге туда, когда вы еще ничего не знали.
– Разве к вам следовало относиться особо?
– Большинство людей носятся со мной как со смертельно больной. В их глазах я хрустальная ваза, способная в любой момент разбиться. И потому со мной надо обращаться в лайковых перчатках. Знали бы вы, как это злит. Я ценю, что вы не уподобились им. Еще раз спасибо.
– Не за что.
Их взгляды встретились. Кэт поняла: в эти мгновения происходит что-то важное. К чему притворяться: ее неумолимо тянуло к нему. И это началось не сегодня. Пожалуй, еще в то мгновение, когда он открыл ей дверь дома Уолтерсов, и они посмотрели друг другу в глаза. Каких неимоверных усилий ей стоило тогда оторвать от него взгляд. Но только не сейчас. Сейчас она буквально впилась в него глазами.