Русская народно-бытовая медицина

Особый специалистки-трихи (массажистки) или парилыцицы занимаются исключительно растиранием больных в пару, т. е. в печах и банях. Натирание производится редькою, деревянным маслом, керосином, вином, красным медом и проч. и длится продолжительное время. Свои манипуляции они нередко сопровождают произнесением молитв и заговоров, а некоторые из них усиленно при этом втягивают в себя воздух: вдыхают и уничтожают болезнь (Макарьевск. у. Костромск. г.). Некоторые из трих, при поносе, у детей, правят «пердячью» (копчиковую) косточку. В зависимости от представления, что некоторые виды детских поносов развиваются от свертывания копчиковой кости наружу, такие трихи, намылив палец и введя в задний проход ребенка, производят поглаживаюшие движения, надавливая и выгибая изнутри эту косточку (Саранск, у. Пензенск. г.).
Подобные же специалистки ломают глаз при «переломе» (язвах роговицы), т. е. растирают, через закрытые веки, глазное яблоко. Особого рода треск, который слышится при этой манипуляции в глазу больными, очевидно, и дал повод назвать это глазное применение массажа «ломанием глаза». Такие же специалистки, при попадании инородных тел в глаза, часто случающемся, особенно во время молотьбы и веяния хлеба, вывертывают глаз на кольцо и достают соринку руками или вылизывают ее языком. Лизание языком пускается ими в ход и при других глазных болезнях, а иногда и при нарывах (Волог. и Орловск. гг.). Один из наших сотрудников сообщил нам о случае, где такое высасывание гноя из полости нарыва было произведено при флюсе. (Васильсурск. у. Нижег. г.). Некоторые из сотрудников сообщают даже о таких искусницах, которые высасывают ртом, при задержании, мочу у младенцев (Черепов, у.).
Знахари-шарлатаны
Совершенно особенное место занимают знахари-шарлатаны. По нашим данным, таких знахарей, но сравнению, так сказать, с идейными, убежденными знахарями, значительное меньшинство, это обстоятельство, конечно, может быть объяснено отчасти тем, что такие знахари более тщательно, чем первые, скрывают от постороннего, не мужицкого глаза свою профессию, почему получить от них какие бы то ни было сведения в высшей степени трудно. Но, с другой стороны, нельзя не признать того, что трудно и держаться такому знахарю, очень долго, в деревне, так как его деятельность на виду однодеревенцев, а наш мужик, несмотря на все свое суеверие, практический обман разгадывает очень быстро [83]. Вероятно, успех большинства из них основывается на некоторых действительных знаниях, которыми они очень ловко умеют пользоваться. В с. Новотроицком (Инсарск. у. Пензенск. г.) население, несмотря на свою развитость, грамотность и, будучи, вообще, почти или очень мало суеверным, упорно верит в заговор от сибирской язвы. Сибирская язва, в этом селе, до некоторой степени, профессиональная болезнь, так как многие жители его занимаются выделкою дубленых овчин, который попадаются иногда с животных, павших, от сибирской язвы. Относясь со страхом ко всяким операциям и к больнице, где сибирскую язву выжигают и вырезывают, больше стараются обойтись своими средствами. Этим обстоятельством воспользовались местные шарлатаны, уверив и распустив молву, что они знают от сибирки заговоры, от которых ее, как рукой, снимает. И, как это ни удивительно, некоторые из них очень бойко практикуют, и даже стяжали себе громкую известность.
Весь секрет успеха их заключается в том, что настоящая заболевания сибирской язвой случаются относительно редко, а крестьяне, не зная ее отличительных признаков, всякую воспалительную опухоль, нарыв и даже какой-нибудь прыщ принимают за сибирку и спешат скорее к знахарю. Тот, конечно, подтверждает распознавание, за известную плату заговаривает – и мнимая сибирка проходит.
Когда же к такому шарлатану явится действительно заболевший сибирской язвой, то он старается отделаться от больного, заявляет, что болезнь устарела, что заговор уже не подействует, или же говорит, что эта сибирка совсем не та, которую он заговаривает, что такую сибирку заговаривает-де другой знахарь, живущий в соседнем селе, и советует ехать за ним.
Такой именно случай произошел в этом селе в 1898 г. У крестьянина С. Б-ва заболел сибирской язвой сын. Обращаются к местному знахарю М. С-ву. Тот осмотрел больного и, увидев, что у парня настоящая сибирская язва, от заговора уклонился и посоветовал как можно скорее езжать в с. Николаевку, за тамошним знахарем г-ном Н-м: он знает-де больше в этом деле и непременно заговорит ату сибирку.
Б-в приезжает к этому знахарю.
– К твоей милости, Григорий Васильевич.
– Что скажешь?
– Да парень захворал.
– Это кой?
– Большакъ.
– Нигоже. А што с ним?
– Известно што – язва, вот, и приехал за тобой.
– Да у вас ведь есть свой, Максим?
– Он-то и послал.
– Што, видно, в цене не сошлись, он, чать, пятнашку ломит?»
– Нет, он ничего не просит, говорит, что ничего не может сделать, а можешь сделать только ты, я уж в цене не постою, только поедем».
Польщенный таким вниманием коллеги, знахарь согласился и поехал, взяв за свой визит четыре рубля. Больной, конечно, умер. Результатом такого неуместного вмешательства было то, что слава последнего знахаря окончательно померкла, а первого еще более упрочилась.
Несомненно, современные условия деревни, с ее новыми влияниями, не только ведут, мало-помалу, к вытеснению знахаря из обихода деревенской жизни, но и меняют самый его тип. Нынешний знахарь часто далеко не во всем похож на прежнего, он сумел приспособиться к новым понятиям и изменившимся требованиям и очень хорошо знает, за что и как браться. Вот как знахарь этой новой формации, Гр. Шабара, аттестует свою антагонистку по профессии и вот что он рассказывает о себе.
«– Есть туг, в нашем уезде (Новоладожск. у. С.-Петерб. г.), в с. Ильинском, старуха одна, А – на, тоже по нашей части промышляет. Она, вот, и в церковь ходит, и с попадьями дружна, а для чего? Только, чтобы за ней не доглядывали. А ее дело – только портить людей, всякое зло варганить, а чтобы помочь кому-нибудь в беде, на это у ней смысла не хватает. Докторов она нахрап ненавидит и распускает о них всякую худую славу, чтобы только у них не лечились. От больницы отбивает и говорит, будто доктора все подкуплены немцами и нарочно морят мужиков, чтобы после этого всю нашу землю выбрать себе. А без докторов нельзя, они по своей науке знают всё тело человека: сломал ли кость, вывихнул ли руку, разрезал ли где ногу – это их дело. И прочие недуги тоже знают. Бывает, что в человеке боли не видно, а он тает, как свеча, лекарства не помогают, а от слова, сказанного знающим человеком, легче проходить. Я уговариваю, ежели болезни не знаю, сперва сходить к доктору, а от него к себе велю зайти, расспросить у больного, что надо, потом и дам своего лекарства, на прибавок к докторскому, и наставлю, как надобно мое снадобье принимать. Много раз случалось, что выздоровевшие приходили благодарить за помощь, сказывали, что только одно мое снадобье принимали, а докторское цело лежит. Доктора, которые из поляков или из немцев, те нашего брата, мужика, недолюбливают, ну, а который наш брат, русский – тот простой, того не опасайся: если где и на промысле застанет, много, много, что посмеется. От немца я видал страсть. Сын одного богатея захворал тут, в городе. Болезнь такая, что лечиться у докторов стыдно, вот я его и пользовал. Чтобы скорее поправиться, он принял лекарства столько, что чуть язык не высунул. Позвали доктора, немца, он и прижал больного: где взял снадобье? Спасибо, удержался парень, не объявил, а то притянули бы меня к ответу. Опасливее стал, не даю теперь с собою крепких снадобьев».
Про очень интересный случай, относящейся к последнему холерному году, рассказывает тот же Шабара. Совершенно случайно ему пришлось очутиться в положении, сходном с тем, в какое попал убитый в г. Хвалынске врач Молчанов [84]. Шабара избег опасности, только благодари своему чутью, верной оценке своего положения и хорошему понимание своего брата-мужика.