Разведка боем
«Вот он, мой Аркольский мост, – с яростным весельем подумал Берестин. – Не дали в сорок первом войну выиграть, так я вам сейчас покажу…»
Прославленный советской литературой бывший царский подполковник Карбышев очень грамотно организовал оборону каховского плацдарма. Не учел он только одного – что четыре шестидюймовые батареи красных, расположенные на господствующих высотах правобережья, южнее Берислава, могут быть захвачены с тыла. Пока что они без суеты и торопливости открыли огонь на больших углах возвышения. Их снаряды ложились за пределами видимости и, наверное, должны были предотвращать маневр резервами в глубине обороны белых.
Больше всего Берестина интересовал сейчас правый фланг. Там наблюдалось относительное затишье. Два или три полка 52-й дивизии красных продвинулись километров на пять и почти остановились, встретив упорную, усиленную большим числом пулеметов оборону корниловцев. Да, очевидно, они и не стремились к решительному успеху, имея задачей просто связать боем противостоящие им части. Это было хорошо, соответствовало замыслу Берестина и Слащева, но одновременно показывало и тактическую неграмотность эйдемановского штаба, фактически предварившего ошибку Тимошенко во время Харьковской операции 1942 года. Глубоко вклинившись в оборону противника, они просмотрели сосредоточение мощной ударной группировки у себя на фланге.
Отстранившись от окуляров стереотрубы, Берестин подозвал к себе связиста. Вызвал по радио Шульгина.
– Привет. Доложи обстановку.
– Все пока нормально, фронт держим. Потери даже меньше плановых. Конный корпус Барбовича сосредоточение закончил. На левом фланге противник проявляет слабую активность. Огонь ведет сосредоточенный, но малоприцельный, без корректировки. Из района Любимовки наступают до трех тысяч человек пехоты при поддержке шести броневиков. Глубина вклинения в центре обороны километров пять. Но везде держимся. Когда планируешь начать?
Берестин посмотрел на часы, потом на карту в планшете. Картина сражения, по сравнению с той, что должна была бы сложиться в соответствии с «исторической правдой», отличалась настолько, что выходила уже за пределы случайных отклонений. Можно сказать, что «стрелка» уже переведена. Только пока неизвестно, в чью пользу. Если вдруг красные, усилив нажим, сумеют прорвать оборону второго корпуса, то сдержать их будет нечем. Все боеспособные части сосредоточены на флангах у самого берега Днепра. Свернув ударные дивизии в походную колонну, обеспечив их тылы за счет пока еще находящихся на правобережье мощных резервов, уже завтра красные войска смогут выйти к Перекопу. А если наоборот?
– Начну прямо сейчас. Через десять минут исполни четыре выстрела одним орудием на следующих установках… – Берестин продиктовал данные угломера и целика. – После моей поправки дашь беглый огонь по пять снарядов из всех наличных стволов. И жди ракеты. Успеха, полковник!
– Тебе успеха, генерал! – Алексей снял фуражку, расстегнул китель. Из всего батальона он один был здесь в уставной форме Русской армии, и высоко поднявшееся солнце жгло его немилосердно. Вот еще одна загадка этого времени. Можно подумать, что люди здесь менее чувствительны к погодным условиям. Врангель в разгар лета ходит в суконной черкеске и папахе, офицеры – в шерстяных гимнастерках или кителях с высокими глухими воротниками. В такую же точно погоду пятьдесят лет спустя Берестин и его товарищи чувствовали себя более-менее нормально только в зеленых рубашках с короткими рукавами, а отстоять час или два на плацу в шерстяном кителе казалось египетской пыткой.
Он подозвал Басманова.
– Принимайте командование, капитан. Теперь все шансы – ваши. Работайте по плану, а уж я – только на подхвате… – Берестин слегка кокетничал. Он все равно оставался командующим всей фронтовой операцией, но непосредственно здесь передавал власть Басманову, чтобы не отвлекаться на чисто тактические вопросы. Его полководческий опыт подсказывал, что захват батарей будет лишь началом. В ближайший час Эйдеман поймет смысл происходящего и бросит оставшиеся в его распоряжении резервы на спасение попавших в огневой мешок дивизий. И тогда здесь станет очень жарко.
У них с Басмановым план боя был намечен четко. И отработан на картах и макете местности. Стремительным ударом с тыла рейнджерам предстояло захватить тяжелые гаубичные батареи красных и сразу же произвести мощный, а главное – совершенно неожиданный огневой налет по их наступающим войскам и предмостным укрепленным позициям.
Послышался шелест первого, идущего по высокой траектории снаряда, гулкий разрыв, и лишь потом донесся звук выстрела.
– Недолет, два больше, – опередил Берестина подсказкой Басманов, капитан гвардейской конной артиллерии. Ему, в отличие от Алексея, даже не нужно было задумываться. Поправки он выдавал автоматически.
Берестину осталось только сдублировать команду в микрофон. Следующие снаряды легли как надо.
– Ну, орелики… – Капитан сдернул с плеча ремень автомата, выпрямился на секунду на краю заросшего боярышником и терновником ската, чтобы его увидели изготовившиеся к атаке рейнджеры, взмахнул рукой и длинными прыжками рванулся вперед и вниз.
Батареи были взяты за несколько минут. Батальон Басманова потерь не имел. Да и откуда бы им было взяться, если оглушенные грохотом собственных пушек канониры ничего не понимали, даже когда непонятные люди в диковинных пятнистых одеждах и круглых железных шлемах, появившись неизвестно откуда, заполнили, беззвучно крича, орудийные дворики. Тычками автоматных прикладов, подзатыльниками и просто недвусмысленными жестами они стали сгонять их в ложбинку позади огневых, где прямо на землю были выложены снаряды первых выстрелов и штабелями громоздились ящики с полузарядами.
Пострелять басмановцам пришлось только на командном пункте артдивизиона, расположенном в полусотне метров впереди и правее огневых позиций, над самым днепровским обрывом. Скопившиеся там возле стереотруб и буссолей командиры батарей, штабисты и наблюдатели успели заметить непонятное шевеление на огневых, кое-кто опрометчиво схватился за наганы.
К Басманову подвели одного из пленных, белобрысого и курносого парня лет двадцати восьми, в отличие от рядовых обутого в хорошие сапоги и с большими часами на запястье.
– Ты кто? Комбатр, комдив? – спросил капитан, внимательно глядя ему в светлые глаза.
– Командир батареи…
– Дальше, дальше говори. Какая батарея, как фамилия?..
– Ничего я тебе не скажу, шкура белогвардейская. Стреляй сразу… – Видно было, что в горячке парень действительно готов рвануть на груди гимнастерку, подставляясь под пулю.
– Ну герой, герой… – не то одобрительно, не то насмешливо протянул Басманов и хлестко, открытой ладонью ударил артиллериста по щеке так, что голова у него мотнулась к плечу и он еле удержался на ногах.
– Смирно! Смирно стоять перед офицером! В старой армии кем служил? Бомбардиром, фейерверкером?
– Старший фейерверкер Новогеоргиевского крепостного гаубичного дивизиона Иван Петелин.
– Слава богу, опомнился. До конца боя будешь старшим на батарее. Сумеешь себя показать – про службу у красных забудем…
Петелин помолчал, глядя в землю.
– По своим стрелять не стану…
– Не станешь? – опять удивился Басманов. – По своим? Красные тебе свои, а мы кто? Может, немцы? Не в одной армии четыре года воевали? Смотри, мне с тобой возиться недосуг, Иван Петелин. Я сейчас прикажу тебя верхом на ствол посадить и пальну для пристрелки. Знаешь, что с тобой будет? Не человек, а бурдюк с дерьмом. Кожа целая останется, а все, что внутри, – в мелкие дребезги… Кости, мышцы, внутренности – все в кисель. Пять секунд тебе на размышление…
Под дулами коротких автоматов и рядовые бойцы, и их командиры дружно начали ворочать тяжелые лафеты, подносить снаряды, рассчитывать новые установки для стрельбы. Еще через десять минут восемь шестидюймовых гаубиц опустили свои кургузые толстые стволы и, подпрыгнув на окованных железными шинами деревянных колесах, выбросили первую очередь двухпудовых фугасных снарядов по готовящимся к маршу полкам вторых эшелонов 15-й, 51-й и 52-й дивизий. Остальные две батареи Басманов начал спешно разворачивать на север.