Вихри Валгаллы
Андрей усилил нажим:
– Отвечай быстро – почему тебе так вдруг захотелось уединиться со мной? Что ты хотела мне сказать? Для чего нужно было перемещаться именно сюда? Кто заставил тебя это сделать? Со мной пожелал встретиться один из твоих начальников? Или вам нужно было просто убрать меня с Земли? Отвечай, ты слышишь? Отвечай немедленно!
Он не рассчитывал, что таким приемом сможет подавить ее психику и действительно заставить отвечать на агрессивно заданные вопросы (хотя с обычными людьми подобная тактика иногда срабатывала), ему просто нужно было хоть немного вывести ее из равновесия. И она ведь никак не могла забыть, что во всех предыдущих поединках Новиков неизменно выходил победителем.
Своей цели он достиг. Сильвия, говоря по-шахматному, потеряла качество.
– Зачем ты так? – почти жалобно сказала она. – Мы же договорились. Согласились, что теперь мы не враги, партнеры. А на Таорэру я тебя пригласила потому, что здесь мы хоть на короткий срок независимы от постороннего воздействия…
– Это вы независимы, а я?
– Ты тоже. Вот смотри…
Она сделала почти неуловимый жест рукой, и окно, только что затянутое белой мутью, вдруг стало прозрачным. Андрей увидел с высоты примерно пятого земного этажа совершенно чуждый, крайне неприятный для человеческого глаза пейзаж. Плоская, простирающаяся до пределов видимого горизонта равнина, покрытая плотным слоем синевато-желтой растительности, похожей на тундровый мох или на водоросли, которыми обрастают прибрежные камни в южных морях. Чтобы ландшафт не выглядел слишком уж монотонным, по нему с удручающей равномерностью были расставлены деревья – низкие, с корявыми черными стволами и плоскими игольчатыми кронами, похожими на расправленные для просушки шкуры гигантских ежей. Эта саванна тянулась до горизонта, и даже в сильный бинокль нельзя, наверное, было бы рассмотреть, где она кончается. Между деревьями поодиночке и обширными скоплениями были разбросаны отливающие малахитовой зеленью валуны. И в довершение всего небо над потусторонним пейзажем тоже было запредельно тоскливым, грязно-лилового оттенка, с правой стороны горизонта затянутым вперемешку желтоватыми и тускло-свинцовыми тучами.
– Понятно, – сказал Новиков, отворачиваясь. Такие картинки ему приходилось видеть у Сашки Шульгина в альбомах, где он собирал образцы художественного творчества своих пациентов. «Только по цветовой гамме можно ставить безукоризненный диагноз», – утверждал Шульгин.
Похоже, этот пейзаж рисовал больной с выраженным маниакально-депрессивным психозом. В депрессивной фазе, естественно. И его еще хотят заставить поверить, будто аггры безобидные и приятные существа…
– Что именно тебе понятно? – поинтересовалась Сильвия.
– Почему Ирина предпочла просить у нас политического убежища. Нормальному человеку здесь в два счета свихнуться можно. Особенно после того, как я познакомил ее с Селигером, Кисловодском, Домбаем… Представляешь, после Домбая – сюда. Пожизненно…
Сильвия уловила в его словах издевку и предпочла не отвечать.
– Однако теперь я тебе верю. Примерно так ребята зону вашей оккупации и описывали. Первое сомнение снимается.
– Уже слава богу. Раз ты помнишь их рассказы, то должен вспомнить и другое – барьер, разделяющий области планеты с обычным и инверсированным временем, извне абсолютно непроницаем. И мы в самом деле сможем обсуждать интересующие нас вопросы без всякой опаски.
– Если ребятам удалось пройти и разнести вашу базу к чертовой матери, не так уж он прочен, этот барьер, – съязвил Андрей.
– Не думаю, что кто-то захочет повторить их подвиг… – раздался за спиной Новикова низкий бархатистый женский голос.
И он сразу его узнал. Обернулся, изобразив на лице удивленно-радостную улыбку.
У входной двери стояла царственная – иначе не скажешь – дама, на вид лет около тридцати пяти, возможно, чуть ближе к сорока. Одетая в подобие черно-красно-золотого индийского сари, наверняка шуршащего и переливающегося при движении, то облегающего и подчеркивающего формы тела, то свободно обвисающего, скрывающего фигуру, но открывающего простор воображению.
Звали ее Дайяна (по крайней мере так она назвалась при прошлой встрече), и с тех пор она совершенно не изменилась. Однако, подумал Новиков, откуда я знаю, может быть, мы с ней расстались только вчера по здешнему времени, а то и час назад.
Андрей внимательно ее осмотрел и вдруг рассмеялся. И не истерическим, а самым обычным смехом. Это он вспомнил, как при прошлой встрече с Дайяной Берестин, вместе с которым Андрей оказался пленником аггров, очень к месту привел анекдот про бандершу, которая, исчерпав резервы заведения, выходит к клиенту сама.
Гостью такой прием если и удивил, то самую малость. Она приподняла бровь, грациозно прошелестела через комнату и опустилась на пухлый диван напротив Андрея и Сильвии.
Натянувшаяся ткань ее одеяния обрисовала пышные бедра, вроде тех, какими отличались женские фигуры на барельефах Каджурахо.
«Интересные ребята эти пришельцы, – подумал Новиков. – Неужели они считают нас столь примитивными и сексуально озабоченными существами, что на любое серьезное дело посылают старательно подогнанных к стандартам „Плейбоя“ баб? А может, это как раз я дурак, что удивляюсь? Еще Ефремов писал, что, несмотря на разговоры о превосходстве душевной красоты над телесной, каждый мужик в душе мечтает о женщине с картинок Бидструпа, длинноногих, крутобедрых, с осиной талией. Вот они нам этот идеал и предлагают…»
– Несказанно рад вновь видеть вас, госпожа Дайяна, – не скрывая иронии, произнес Андрей, изображая полупоклон. – Я уж думал, мы никогда больше не встретимся. А касательно подвига моих друзей советовал бы не зарекаться. Мало ли что еще может случиться…
– Здесь вы совершенно правы. Зарекаться ни от чего нельзя. Вы вот тоже вряд ли думали, что после нашей последней встречи и превращения в советского диктатора вновь окажетесь здесь в несколько сомнительной роли.
Ее русский язык был безупречен, в роли телевизионной дикторши она была бы неподражаема, Сильвия, к примеру, владела языком гораздо хуже. Английский акцент чувствовался. А эта дамочка наверняка бывала на Земле только эпизодически, если вообще бывала. Что еще больше укрепило сомнение Новикова в ее подлинности. Биороботесса, наверное, или вообще голограмма, подумал он. Особенно если учесть слова Сильвии о том, что за пределами его гостиничного номера существование нормального человека невозможно. Ну, пусть даже и так, следует это отметить и при случае использовать, а говорить об этом смысла сейчас нет.
– Что да, то да, – легко согласился Андрей. – Но раз я все-таки здесь, то самое время выяснить наконец, для чего я вам вновь понадобился? Конечно, просто повидаться тоже приятно, но ведь не только же…
Как он и ожидал, ответила на его вопрос Сильвия, сделав тем самым еще более интересным вопрос о роли здесь Дайяны. Просто ли для моральной поддержки младшей сотрудницы или у нее имеется специальная функция?
– Мы должны обсудить сложившееся в нашей области Галактики положение. Вытекающее из того, что случилось на Земле и на Таорэре вначале, из вашей победы над большевиками сейчас и из того, что тебе и мне стало известно об истинных хозяевах Вселенной.
– Неужели это так актуально? И стоило ли ради этого транспортировать меня за полсотни парсек да еще и запирать в тюремную камеру, где даже и кормежка не предусмотрена? – Новиков, как всегда в трудных и непонятных ситуациях, начал плести словесные кружева, отвлекать внимание собеседницы на малозначительные детали, плоско острить, преследуя этим сразу несколько целей: рассеивая внимание партнеров, заставляя их говорить больше, чем они вначале собирались, да еще и создавая о себе мнение как о человеке не слишком далеком. Может показаться странным, но на такой примитивный прием ловились даже весьма умные собеседники, заведомо настроенные относиться к нему всерьез. Очевидно, потребность принижать противника и с радостью принимать любые доказательства его неполноценности заложена в человеке на подсознательном уровне так же, как и положительная реакция на самую грубую лесть.