Дырка для ордена
– Так, допустим, хотя признаков наличия подобного мы не обнаружили.
– Не обязательно, чтобы заградотряд существовал физически. Его роль вполне могло сыграть обещание сварить всех струсивших в кипящем масле. Или посадить голыми в муравейник. А второй вариант.. – Тарханов замялся.
– Да говорите, говорите, как бы невероятно это ни звучало. Нам сейчас нужны все гипотезы, – подбодрил его Розенцвейг.
– Ну, слушайте. Я тут, пока лежу, только об этом и думаю, поскольку делать больше нечего. Понимаете, пытаясь поставить себя на место их командира (на место рядовых себя ставить бессмысленно), я все время старался вообразить, ради чего я бы гнал своих людей в бой, не считаясь с потерями, хотя вполне свободно мог оставить здесь заслон, а с главными силами отступить и прорваться в любом другом подходящем месте. Вы на карту смотрели?
– Вообще – да, – ответил Чекменев, – а конкретнее?
– Конкретнее? Любое другое подходящее место находится не ближе двадцати километров от этого. С учетом скорости передвижения колонны в горах это лишние шесть-семь часов. А вдруг у них не было именно этого времени? Что, если им нужно было пробиться раньше? Хотя бы десятой частью первоначального состава, но раньше?
– Гениально! – не сдержал эмоций Розенцвейг. – А зачем бы это могло быть нужно?
– Увы, не знаю. Но причина должна быть крайне веской. Как, допустим, жизненно важное рандеву кого-то с кем-то. Или – тикающий взрыватель часовой мины.
– Гениально, – повторил майор. – И при этом вы всего лишь капитан. Не умеет ваше руководство ценить людей, – сообщил он Чекменеву. – У нас бы Сергей Васильевич давно бы стал полковником.
В общем, так. Вы почти угадали. И мина у них была, и час «Ч» назначен. Грандиозный взрыв в Тель-Авиве или Хайфе, который, по некоторым данным, должен был послужить сигналом к вторжению регулярных армий сопредельных государств.
Тарханов не удержался, удивился матерно.
– Сначала мы думали, что речь идет о ядерной микробомбе. Потом это предположение отпало, поскольку ваш напарник, капитан Ляхов, случайно обнаружил это устройство и прихватил его с собой..
– Молодец! Не только стрелять умеет..
– Бесспорно, молодец. Доставил «артефакт» нам, специалисты на него посмотрели и зашли в тупик. Если считать его оружием, то принцип действия совершенно непонятен.
– Как такое может быть? – не понял Тарханов. – Если оружие – так оружие, а если нет – нет. Взрывчатка, простая или ядерная, соответствующие устройства ее инициации, поражающие элементы. Даже я в состоянии разобраться, а уж инженеры-пиротехники..
Мне это напоминает фразу из одного романа: «В комнату вошел человек в форме полковника неизвестной армии». Да, и еще. Вы что же, ни одного боевика живьем не взяли? Когда меня стукнуло, их там еще хватало. Или Ляхов до прибытия подмоги в одиночку остальных перебил?
– Кое-кого взяли. Только никто ничего не знает. Темный народ. Или специалисты действительно выбиты, или цель каравана – только транспортировка, а получатели сидят где-то в другом месте.
А насчет разобраться? Если бы все было так просто. В том-то и дело. Но мы не на теоретическом семинаре. – Чекменев сделал рукой отсекающий жест. – Суть в другом. Почему, собственно, мы с вами и говорим. Руководители или вдохновители террористов возлагали на эту штуку такие надежды, что вы с Ляховым объявлены кровными врагами всех правоверных и наказание вам одно. Соответствующая фетва, или, по-нашему говоря, постановление высшего духовного авторитета, уже издано.
– Быстро работают, – только и сказал Тарханов. В том, что их фамилии стали известны, ничего удивительного не было. Любой местный житель приграничной полосы знал его в лицо, а уж соответствующие службы террористов наверняка располагали и более детальной информацией. А как умеют болтать у нас в войсках и штабах, ему рассказывать не надо. Не исключено, что какой-нибудь бойкий журналист уже и статейку накатал с приложением фотографий.
– Поэтому вам, Сергей Васильевич, самое время умереть, – с совершенно серьезным видом сообщил Розенцвейг. Подождал, как отреагирует капитан, не увидел ответной реакции и закончил: – Разумеется, с последующей реинкарнацией.
– Вы так серьезно к этому относитесь? Не проще замениться куда-нибудь в отдаленный гарнизон России? Кто меня будет искать в Петрозаводске, Вологде или Хабаровске? Да и зачем? Что пристрелить меня они не прочь – никаких сомнений. Если на мушку попаду. Но объявлять всероссийский розыск? Вот вашим коллегам здесь остерегаться надо.
– Это уже наша проблема, – успокоил его Розенцвейг. – А мстительность арабов, или, может, не только арабов, недооценивать не надо. Если они что задумали, десять лет искать будут. Тем более не только в бомбе дело. Вы там заодно ухитрились весьма уважаемого шейха шлепнуть, который с караваном шел. И священный предмет, при нем находившийся, исчез. Они это все на вас повесили, так что мстить намерены всерьез и основательно.
– Да, дела, – обреченно вздохнул капитан. В отличие от романтично настроенного Ляхова перспектива начинать новую жизнь под другим именем и с другой биографией его отнюдь не прельщала. Слишком много вопросов практического характера возникало сразу. – Впрочем, новобранцы Иностранного легиона до сих пор поступают именно таким образом. И ничего. Пока буду лежать, обдумаю и суть, и детали.
– Само собой. Неделька у вас еще есть, как говорят врачи. Заодно и мы понаблюдаем, не проявит ли кто повышенный интерес к этому госпиталю.
Когда гости собрались уходить, Сергей попросил Чекменева устроить ему встречу с Ляховым.
– Хотелось бы напоследок повидаться с парнем. Сказать ему несколько слов, вроде как политическое завещание. Вы же и ему «переселение душ» намечаете?
– В принципе, это можно устроить. Вообще-то он на днях должен улететь на родину, «в очередной отпуск», но я ему передам вашу просьбу. Он уже и сам просил о свидании, но тогда врачи не рекомендовали. Только уж я попрошу – никаких разговоров о вашей будущей «смерти».
– Хотите, чтобы это было для него сюрпризом? – неловко пошутил Тарханов.
– Отнюдь. Обычная предосторожность. Каждый должен знать ровно столько, сколько требуют обстоятельства. Мало ли что может случиться, попадет он, не дай бог, в руки неприятеля, под пытками или наркотиком выдаст, что вы живы. Вам лишний риск, нам лишние хлопоты. Может, в дальнейшем, когда слегка утрясется, вы с ним еще и встретитесь.
– Ладно, вам виднее. А вы не можете вернуть мне мой пистолет?
Просьба контрразведчиков не удивила.
– Ваш – вряд ли. По-моему, он остался в медпункте авиаполка. Вместе с документами, согласно правилам, – ответил Чекменев.
А Розенцвейг продолжил:
– Возьмите вот этот. В подарок, – и протянул ему такой же, как раньше Ляхову, «дезерт адлер». – Хочу надеяться, что здесь он вам не пригодится, охраняем мы вас хорошо.
Гости ушли. Капитан немного повозился с новой игрушкой, изучая конструкцию, разобрал и собрал пистолет. Потом поставил на предохранитель и сунул под подушку. Так оно спокойнее будет.
Тарханов лег на широкую, тоже более подходящую для приличного отеля, чем для больничной палаты, кровать, заложил за голову руки. Отсюда в окне было видно только небо. Справа на его голубизну наползала серая клочковатая туча. Все ж таки январь на улице, и, возможно, скоро тучи сомкнутся и на землю, на море, на город польется холодный дождь, а то и снег.
Настроение у него было неопределенное. Непривычно было оказаться в положении героя шпионских боевиков. Все-таки это несколько разные вещи – служить в армии, учитывая, что при случае можешь поймать свою пулю, и жить, зная, что некто охотится именно за тобой, остро желая убить не абстрактного человека, одетого в военную форму, а конкретного и единственного Сергея Тарханова.
Но, с другой стороны, велика ли разница? В то, что убийцы будут идти за ним по пятам, гоняться за ним по городам, странам и континентам и месяц, и год, и больше, тоже не очень верилось.