Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло
Еще через двадцать минут, уже по стандартной команде, отсюда были переданы два письма на известные адреса: космофлотовский и другой, безусловно принадлежащий Суздалеву.
Самое простое – повторить то, что проделал вчера Ростокин или его напарник, что вероятнее. Ничего страшного, очевидно, не произошло, если после этого они оставались здесь и писали прощальные письма. А только потом исчезли. Куда и как – тоже вопрос интересный. Могли самым простым образом – через входную дверь. А могли и не простым.
Поколебавшись, закурив вторую сигару, Скуратов все же набрал на клавиатуре таинственную команду. Включив на всякий случай функцию «кнопка мертвого человека». Если с ним что-нибудь случится или просто сеанс пойдет не так, палец он успеет убрать, или тот сам соскользнет, машина тут же отключится, все установки вернутся «на ноль»…
Глава 3
Как и прошлый раз, машина команду приняла. Только реакция на нее была другая. Дело в том, что, когда за терминалом сидел Шульгин, он уже находился в прямой, но латентной связи с локальным узлом Гиперсети, сохранившимся в поле досягаемости после «отключения» от остальных. Более того, Сашка сам являлся как бы элементом ее структуры, одним из бесчисленных атомов (нейронов, кубиков, кусочков мозаики), из которых она состояла. И в то же время – внешним по отношению к ней, Сети, эффектором.
Как писал когда-то Энгельс: человеческий разум – это высшее творение природы, с помощью которого она познает самое себя. Точно так же и безусловно материальный по отношению к окружающему миру (с точки зрения включенного наблюдателя) Сашка одновременно был симулякром, копией не живого человека, а идеи человека-Шульгина, предварительно уже воплощенной в эфирном теле. Оттого его нематериальная сущность посредством уникальных возможностей компьютера легко и просто, как обычный информационный пакет, переместилась по адресу, зашифрованному в формуле. Независимо от пространственно-временной топографической точки, в которой находилась машина, и от ее конструкции. Она при включении тоже как бы перестала быть материальной в общеупотребительном смысле.
Скуратов же был обыкновенным человеком, во плоти и крови, и, естественно, в этом качестве попасть в Гиперсеть без дополнительных манипуляций с его сознанием не мог. Но раз команда все-таки прошла, узел сети, который она активировала, отреагировал одним из бесчисленного количества вариантов образом. Он опознал сигнал, идентифицировал по широкому спектру свойств и смыслов и отразил (переадресовал) его в ту точку подконтрольного континуума, где и находился источник подобного рода конструктов.
Вместо грандиозной, едва доступной человеческому восприятию картины узла Гиперсети Скуратов увидел совсем другое. На экране после вихря разноцветных бликов и пятен, белых звездчатых искр и туманных полос вдруг сформировалась отчетливая, яркая картинка. Будто застывший кадр стереофильма.
Виктор сообразил, что сейчас смотрит как бы изнутри другого монитора, установленного в просторном, оформленном в стиле начала прошлого века помещении. Видна только часть зала или большого кабинета, та, к которой обращен экран. Угол письменного стола, кожаное кресло с высокой спинкой и пухлыми, дугой изогнутыми подлокотниками. Высокие резные потолки сложной конструкции, со свисающими в продуманном беспорядке деревянными сталактитами, снизу, как каплями воды, завершающимися матовыми светильниками. Стены орехового на вид дерева, тоже покрытые глубокой резьбой орнаментального рисунка. Часть высокого застекленного книжного шкафа.
Скуратов пожалел, что слишком острый угол зрения не позволяет прочесть, что там написано на корешках, и даже разобрать, какой используется алфавит.
В остальном же он не очень удивился: был достаточно подготовлен и сегодняшними событиями, и вообще. По всему выходило, что это как раз то место, с которым вчера уже устанавливалась связь. И где-то там находится человек или люди, с которыми Ростокин и его спутник контактировали почти два часа. Разговор, следовательно, был серьезный. Может быть, даже судьбоносный. Только для кого? Говорили долго, значит, не собирались немедленно встретиться. Из чего с неизбежностью вытекает – переместились странники по времени не туда, а в какое-то другое место, с этим, возможно, никак, кроме как через компьютер Игоря, не связанное.
Можно вообразить – в мир, технически гораздо менее развитый.
Академика, впрочем, сейчас волновало совсем не то, куда именно направил свои стопы Ростокин. Сам знает, куда ему идти и когда возвращаться. Гораздо заманчивее казалась возможность встретиться лицом к лицу с представителем параллельного времени. Встретиться и, чем черт не шутит, наладить полноценный, взаимополезный научный обмен. Поверх всех и всяческих посредников. А почему бы и нет? Если, конечно, «по ту сторону» он увидит коллегу-ученого или просто достаточно образованного человека, а не функционера служб, подобных тем, в которых работает Суздалев.
«Ну, так что ж, тогда, значит, повезет ему, а не мне, – подумал Скуратов. – А мне – чуть позже, надеюсь».
Слегка беспокоило, что к компьютеру с той стороны в ближайшее время может вообще никто не подойти. Терминал включился автоматом, а хозяева об этом не знают, пребывают далеко от рабочего места. Но интуиция подсказывала, что так быть не может. Кто-то непременно отреагирует на установленную межреальностную связь. Слишком важное это дело, чтобы оставлять его без контроля…
Дверь кабинета приоткрылась, в нее заглянул Суздалев. Как мол, у вас тут дела?
Виктор сделал крайне озабоченное лицо.
– Подождите минут десять-пятнадцать, если можете. У меня, кажется, начало получаться. Не отвлекайте.
Генерал понимающе кивнул и удалился.
Чтобы не терять времени зря, Виктор попытался, не выходя из контакта с неизвестным объектом, определить его параметры. Обычно это удавалось без труда, но сейчас вспомогательные программы установить адрес или какие-то другие характеристики чужого компьютера были не в состоянии. Его для них как бы не существовало вообще. Контакт поддерживался, но снова без обмена информацией. Объяснить это можно было только одним, понятным Скуратову образом: та сеть, в которую он включился, полностью взяла обеспечение канала на себя. Этакая «сфера Шварцшильда», в которую любой сигнал проходит, но назад не возвращается. Но раз он сейчас видит чужой кабинет, значит, хотя бы фотоны оттуда сюда доходят, воздействуют нужным образом на рецепторы? На них воздействуют, а на крюгеритовый мозг компьютера – нет?
Как это может происходить практически, академик не понимал. Успокаивало лишь то, что он не понимает в этом мире слишком многого и помимо поведения отдельно взятого компьютера. Например – откуда вообще взялась Вселенная и что было на ее месте до «Большого взрыва». Теория утверждает, что ничего, но ведь что-то должно было существовать, чтобы взорваться? Хотя бы килограмм динамита. Завернутого в парафиновую бумагу и снабженного этикеткой производителя и инструкцией по технике безопасности.
Пользователь на той стороне «эфирного провода» решил не заставлять вызывающую сторону мучиться в сомнениях и появился раньше, чем Скуратов, взбодрившись очередной рюмкой и чашкой кофе, сделал первую затяжку третьей по счету сигарой. Этим он превысил свой дневной лимит, но ведь и ситуация была экстраординарная.
Сначала на стене чужого кабинета мелькнула тень. Виктор напрягся. Потом из-за пределов поля обзора протянулась рука, явно человеческая, поворачивающая спинку кресла, а вслед за ней появился и сам ее обладатель. Мужчина слегка за сорок, в хорошем смысле слова «приятной наружности», то есть с правильными чертами лица, достаточно резко очерченными. Не красавчик, но и не брутальный тип, вызывающий у некоторых женщин восхищение, а у большинства мужчин настороженность и неприязнь. Одет он был в белый капитанский мундир, покроем несколько отличающийся от морских и космических нынешнего времени, но сомнений в принадлежности именно к этому виду униформ не оставляющий. Тот самый набор инвариантных признаков. Могут отличаться погоны, эполеты, нарукавные нашивки, количество пуговиц, а суть остается неизменной. Самого роскошно украшенного швейцара с адмиралом может перепутать только персонаж анекдота.