Возмездие

Когда поверженная триера исчезла в морской пучине, избавив «Узунлар» от ненужного груза, корабль так сильно качнуло с носа на корму, что многие из сражавшихся попадали на палубу. Поняв, что пути назад уже нет, оставшиеся греки предприняли отчаянную попытку прорыва, которая им удалась. Человек семь гоплитов, прорубившись сквозь строй скифских морпехов, бросились на корму в отчаянной попытке обезглавить комсостав «Узунлара». Но скифские вожди были не из трусливых. Ни капитан, ни адмирал, ни еще пара военачальников, оказавшиеся рядом, не стали прятаться за спинами морпехов. Даже наоборот.
Когда в нескольких шагах показались греки, едва различимые во мраке по отсветам на доспехах и клинках, Ларин даже обрадовался. Его горячая кровь уже бурлила от предвкушения хорошей драки. Хотя в такой темноте, трудно было разобрать, где свои, а где чужие, и ему большого труда стоило не отдать с началом схватки приказ зажечь факелы. Адмирал понимал, – сделать это сейчас, все равно, что вызвать весь «огонь» на себя.
Вместо этого он сам шагнул вперед.
– А ну, подходи! – крикнул он и, выхватив клинок, бросился навстречу рослому гоплиту, – кто хочет первым отпробовать моего меча?
Грек выскочил из-за метательной машины и метнулся вперед, резко выбросив руку с клинком. Если бы не ловкость адмирала, то меч вонзился бы ему меж ребер. Но Ларин был не первый день на войне и угадал направление удара. Поэтому клинок лишь разрезал воздух в том месте, где он только что был. А сам адмирал, отпрыгнув в сторону, нанес мощный рубящий удар сверху. Его меч со звоном обрушился на медный шлем гоплита, спасший греку жизнь.
– Это ненадолго, – выдохнул Леха, нанося новый удар, который слегка оглушенный грек отразил уже щитом, – я тебе обещаю!
Силы были, на первый взгляд, не равны. Грек был опытным бойцом. И он поверил в то, что сможет быстро достать скифского военачальника. У гоплита имелся щит, а у Ларина нет. Поэтому он, после первых успехов, был вынужден отступить в пространство между баллистой и бортом. А гоплит, уже предвкушавший скорую смерть своего поединщика, устремился за ним.
Ларин же, зная свой корабль, использовал все «неровности» на палубе, чтобы заманить грека в ловушку. Ложным отступлением, он заставил гоплита поверить в победу и сделать ошибку. Лишь отбивая удары, Леха подался еще назад и вскоре уткнулся спиной в ограждение борта, краем глаза заметив, что его соплеменники рубятся с греками на корме.
Обменявшись парой ударов, бойцы замерли на мгновение.
– Тебе конец, – заявил гоплит, слегка опуская клинок и переводя дух. Он взирал на Ларина со злобным блеском в глазах сквозь прорези своего шлема. А на щите Ларин разглядел, несмотря на темноту, выпуклое изображение Афины.
Крепчавший шторм раскачивал корабль, палуба и снасти которого нещадно скрипели. Правая нога Лехи уперлась в какую-то поваленную бочку. Рядом стояла плетеная корзина, в которой переносили каменные ядра. Но, есть там что-то или она пустая, Леха пока не мог понять. Шум схватки на носу постепенно затихал, а здесь, у кормы, бой был в разгаре.
– Не торопись, парень, – ответил по-русски адмирал, – ты слишком размечтался.
Тогда грек в ярости рубанул его мечом. Ларин, прижатый к мокрому ограждению, на котором тщетно пытался нащупать спиной чей-нибудь забытый щит, едва отразил удар клинком. А затем толкнул бочку под ноги гоплиту. Тот оказался ловким. Услышав шум, он, словно обезьяна, подскочил вверх, но приземлился неудачно и все же задел ее одной ногой. При этом гоплит покачнулся, едва не растянувшись на палубе, и отскочил назад на несколько шагов, бешено озираясь по сторонам.
Этого Ларину было достаточно. Подхватив плетеную корзину, – а ядро там все-таки было, да еще не из самых легких, – Леха, словно заправский метатель ядра, швырнул ее прямо в грудь не твердо стоявшему на ногах гоплиту. И, промахнулся. Попал прямо в лицо. От неожиданного удара шлем слетел с его головы, а сам оглушенный боец, выронив щит и меч, распластался на палубе во весь рост, хотя мог бы и улететь за борт.
– Да я могу выступать у вас на олимпийских играх, – похвалил себя за меткость адмирал, едва выбравшийся из передряги, – взял бы все медали.
Впрочем, дело нужно было закончить. Враг был оглушен, но жив. И Ларин, подняв клинок, устремился вперед. Но, в этот момент на него сзади бросился еще один грек, на сей раз без щита. Леха, не изменившись в лице, и не разворачиваясь, хладнокровно перехватил меч в руке и, развернув его в обратную сторону, крепко сжал. Гоплит сам наскочил на него со всей прыти. Раздался чавкающий звук, который издает клинок, погружаясь в плоть, и затем сдавленный стон. Гоплит выронил меч, ноги его подкосились.
– Осторожнее надо, – «пожурил» его адмирал, выдергивая окровавленный клинок, – в таких делах.
И не дожидаясь, пока мертвое тело упадет на палубу, с разворота вонзил меч в шею распластанному на палубе греку, который уже слега пришел в себя и попытался подняться. Не успел. Клинок скифского адмирала разрубил ему горло, пригвоздив к палубе, словно вампира. Кровь, фонтаном хлынула наружу, а грек вновь откинулся на мокрые доски и затих навсегда.
Спустя мгновение рядом с Лариным появилось несколько запыхавшихся после драки морпехов во главе с капитаном «Узунлара», легко раненным в руку. Прорвавшиеся на палубу греки были уничтожены полностью.
– Уберите мертвецов, – приказал Ларин, отходя в сторону, – эти почитатели Афины испачкали мне своей кровью весь корабль.
Он втянул носом ветер, наполненный морскими брызгами, осмотрелся по сторонам, тщетно пытаясь разглядеть корабли неприятеля, и добавил:
– Поднимайте паруса, если никто больше не мешает нам плыть. Мы идем дальше.
Пока солдаты сбрасывали за борт мертвых греков, для которых страшнее такой смерти было не придумать [1], моряки укрепили мачты и подняли паруса. Ветер надул их мгновенно и «Узунлар», словно «Летучий голландец», вновь понесся вперед сквозь мрак, навстречу судьбе. Первое время Ларин с настороженностью вслушивался в рев ветра, боясь услышать звук очередного тарана, который мог остановить их навсегда. Но, шли минуты, бешено колотилось сердце адмирала, а ничего больше не происходило. Ничто не мешало кораблю скифов продвигаться вперед.
– Похоже, прорвались, – осторожно заметил Ларин вслух, когда прошло полчаса такого плавания, – узнать бы, где остальные наши корабли.
Темир, стоявший поблизости с рукой на перевязи, едва расслышал своего адмирала. Ветер уже просто ревел, пригибая корабль к волнам и грозился вот-вот потопить неразумных корабелов, до сих пор не снявших паруса. Капитан еще раз напомнил об этом Ларину.
– Подожди еще немного, – проговорил не слишком уверенно Ларин, едва устоявший на ногах после налетевшей волны, что смыла за борт сразу пятерых морпехов, – надо удалиться от афинян насколько возможно, чтобы они потеряли нас.
Адмирал вытер лицо рукой, ощутив на губах морскую соль.
– Если боги пощадят нас этой ночью, очень глупо будет наутро опять оказаться посреди афинских триер.
Они неслись сквозь ночь и вой ветра еще столько же времени, и лишь тогда Ларин разрешил убрать паруса. По его представлениями, скифы должны были оторваться от преследователей на значительное расстояние, если их вообще сейчас кто-нибудь преследовал. Пока убирали паруса, за борт смыло еще несколько человек.
– Ну, все, – заявил адмирал, последним скрываясь под палубой, где уже давно спрятались все остальные, накрепко задраив весельные порты, – теперь все зависит от воли богов.
Под струйками непрерывно лившейся ему на голову соленой воды, он спустился вниз по скрипучей лестнице и затем по неистово качавшейся палубе добрался до своего узкого кубрика. Там он повалился на жесткую лежанку, положившись на судьбу. За этот день он так устал, что даже смертельная опасность не помешала ему вскоре забыться сном.
«Лишь бы ветер не переменился, – успел подумать скифский адмирал, проваливаясь в забытье, – да из моих людей кто-нибудь выжил. Тогда, все не зря».