Спасти СССР! «Попаданец в пенсне»

Зато Сычёв из Госстандарта говорил долго и нудно – всех утомив, о том, что никто не должен отказываться от общесоюзных ГОСТов (кстати сказать, был он абсолютно прав)…
Товарищ Довлетова, узбечка-выдвиженка, посетовала, что лёгкая промышленность на грани остановки из-за введения суверенитета в хлопкосеющих республиках. Однако от прямого ответа – присоединяется ли она к ГКЧП, ловко ушла. Восток – дело тонкое…
Зато Гусев, председатель Госкомитета по химии, сообщил, что, обзвонив сто заводов, установил, что все поддерживают ГКЧП. И добавил, что введение ЧП – это наш последний шанс. Другого такого шанса не будет, если ГКЧП не победит – то это всем погибель.
МПС и Гражданская авиация сказали, что они работают как обычно, что они за порядок (так оно и было, кстати!)…
На реплику одного из участников совещания – что делать, как бороться с теми, кто сейчас порядок нарушает, – Павлов с пьяной улыбкой отвечал:
– А я… против жёстких методов. Пусть люди поговорят, погуляют, побеседуют… [32]
Единственный, кто выразил некоторые опасения, был министр культуры Губенко:
– Мне предстоят очень тяжёлые встречи с творческой интеллигенцией. Она не примет и не поймёт ГКЧП!
На это Павлов свысока, через губу, возразил:
– Страна – это ЗиЛ, страна – это Уралмаш, а не шалопуты с Манежной площади… сунем им, тупым работягам, в зубы по шесть соток, мигом заткнутся!
…В этот самый миг Профком Уралмаша принимал решение о начале бессрочной политической забастовки.
19 августа 1991 года. Девятнадцать часов пятьдесят минут. Москва, Смоленская площадь, Здание МИД СССР.
Министр иностранных дел Бессмертных в своём кабинете проводил узкое совещание – только одни его заместители.
Отчего же он был сейчас здесь, а не на заседании Кабинета Министров, у Павлова?
А болен он был. Потому что.
Печёночные колики, вот как-то оно так…
Как говорят англичане, «Diplomatic cold»!
Дипломатический насморк, ага…
Выдернул министра из отпуска, который тот проводил в лесах Беларуси (даже партизанскую стоянку, собирая грибы, отыскал – для сомневающихся, воспоминания Кравченко, тогдашнего министра иностранных дел Белорусской ССР), сам товарищ Крючков.
Попросил срочно приехать министра в Москву.
Встретил на Ивановской площади, через «Крылечко» провёл в «Корпус», тот самый – сталинский!
За длинным столом сидели ближайшие друзья и (чуть было не написал – подельники) соратники товарища Горбачёва, вся его дружная команда.
Включая Янаева, Язова, Крючкова, Лукьянова… Даже «тень» Горбачёва – руководитель его личной охраны, Плеханов, – был тут как тут.
Крючков пригласил Бессмертных в маленькую комнатку отдыха с диваном и холодильником, налил в рюмки коньячку – мол, так и так, ситуация ужасная, кризис, нам грозит катастрофа, и есть мнение – пора вводить чрезвычайное положение…
Бессмертных, опытный аппаратчик – сразу переспросил:
– Это делается по распоряжению президента?
Честный Крючков чуть покраснел:
– Нет, президент серьёзно болен…
Тогда Бессмертных осторожно поставил рюмку на край стола:
– Ну, тогда я пить не буду.
И пояснил, поморщившись:
– Печень у меня! (Для тех, кто не жил в то время, поясняю… если в высоком кабинете тебе налили – это знак особого доверия. Сдохни, да выпей!)
Крючков взял рюмку и вежливо, но настойчиво стал вкладывать её в руку министра:
– Надо! Надо, Александр Александрович! Выпей!
– Сказал, не буду, и точка.
Вздохнув и покачав осуждающе головой, Крючков достал из маленького замаскированного сейфа кожаную папочку с вложенным в неё листком с напечатанным на машинке списком:
– Вот видишь, твоя фамилия утверждена!
Бессмертных вытащил из внутреннего кармана подаренный к юбилею «Монблан», отвинтил колпачок и золотым пером изящно против своей фамилии начертал: «Бессмертных отказался».
И, снова отодвинув на столе подальше от себя рюмку, добавил:
– Печень у меня… хе-хе.
…Министр ничего не боялся! Если бы в Кремле он увидел шайку агрессивных молодых полковников в чёрных очках, то, верно, он занервничал бы. Ясное дело – хунта. Выведут в коридорчик и тут же рассчитают.
А тут – люди, которые сами управляли страной. Крючков – самый близкий президенту человек, Болдин – это вообще чисто горбачёвская креатура…
Как они могут узурпировать власть, коли они сами власть и есть?
Так что, возможно, Горбачёв действительно мог быть болен!
Поэтому Бессмертных, выйдя в общий зал и предвидя многочисленные вопросы зарубежных коллег, спросил – где сводка или бюллетень о здоровье президента?
На что ему ответили небрежно – да будет, будет скоро! Наверное…
Вообще, в зале шло не совещание, а вязко тянулась какая-то невнятная каша… Язов что-то говорил о перемещении войск в Москве (запомнились его слова – к Дому Журналистов, четыре танка, но без боекомплекта!), Павлов, багроволицый, вещал о формировании каких-то групп для сбора урожая…
Бессмертных только махнул рукой и уехал… болеть!
И вот теперь на совещании в МИДе он пытался понять, что происходит.
А происходило везде по-разному.
Посол в Ирландии Гвенцадзе чётко и ясно дал понять в своём заявлении о поддержке ГКЧП.
Посол в Югославии мигом лично вынес портрет Горбачёва на помойку.
В Парижском посольстве совработники с нетерпением ожидали появления там Козырева – чтобы, надев на него наручники, первым же рейсом «Аэрофлота» вернуть его на историческую родину.
А вот посол в Чехословакии, напротив, высказался, удостоившись дружеского похлопывания по плечу от САМОГО Гавела, в том смысле, что Perestroyka и Glastnost победят…
Президент Польши Лех Валенса прислал Ельцину (но почему-то на имя Бессмертных) телеграмму, в которой потребовал у русских ускорения вывода советских войск и ещё двести миллионов долларов возмещения убытков от их пребывания…
В целом, было забавно.
Короче, всем совпослам отправили циркулярную телеграмму – внешнеполитический курс СССР остается таким, как он был определён нашими конституционными органами, той политикой, которая определяется Верховным Советом и КМ СССР.
Следовательно, ничего без надобности не трогать.
И ещё из внешнеполитических тем…
Корреспондент ТАСС по своим каналам сбросил информацию, что депутат Старовойтова во время файв-о-клок с Маргарет Тэтчер договорились о создании международной медицинской комиссии по проверке состояния здоровья нобелевского лауреата… Высокие стороны также пришли к соглашению, что пятнадцати миллионов населения на территории бывшей России, ядра бывшего Советского Союза, – будет вполне достаточно. Остальные сто пятьдесят миллионов русских – явно излишни.
19 августа 1991 года. Двадцать часов. Москва, площадь Свободной России, Здание Верховного Совета РСФСР. Второй этаж. Кабинет номер двести два.
Генерал-полковник Кобец зябко передёрнул плечами…
В его распоряжении была целая армия – сто двадцать милиционеров из Отдела по охране административных зданий ГУВД Моссовета, не подчинявшихся Пуго…
Правда, если верить Хасбулатову, завтра грозненским поездом в столицу приедет ещё столько же джигитов из его тейпа – и с собой привезут пулемёты, в том числе крупнокалиберные, к сожалению, всего пулемётов вместе с крупнокалиберным будет два (на большее денег не хватило… нищета).
Но и это было бы хорошо – потому что из оружия у милиционеров только «ксюхи» и «макарычи»…
Да кто же Хасбулатову поверит! Он и соврёт, недорого возьмёт…
А дорогие москвичи и гости столицы, собравшиеся после репортажа «Медведь на велосипеде», то есть «Ельцин на танке»… на них надежда маленькая.
Натащив кучу разнообразного мусора, среди которого синели пара троллейбусов «Управления пассажирского электротранспорта», они вплотную сейчас крепили стальную оборону – ожесточённо опорожняя водочные бутылки для коктейлей Молотова. Чтобы водка не пропадала, её отнюдь не выливали на землю…