Заградотряд времени

— Разумно. А кто первым пойдет?
— Да хоть бы и я.
— Договорились. Будем выбираться на дорогу.
Немного отдохнув, мы стали забирать вправо, пока не вышли на дорогу. Была она пустынна, вся в воронках от бомбежек, дорожное полотно покромсано гусеницами танков. Но идти по ней было несравненно легче, чем по ночному лесу.
Я выдвинулся вперед и шел в одиночестве, больше прислушиваясь, потому как видно было на расстоянии не более двадцати шагов.
Шли мы таким образом часа два, как вдруг я заметил блеснувший впереди огонек. Лучик фонарика или неосторожно включенная фара, но я бросился в кювет и трижды коротко свистнул.
Через несколько минут ко мне по обочине подобрался старшина:
— Чего тут?
— Огонек впереди мелькнул. Непонятно — наши или немцы.
— Ага, понял. С дороги в лес уйти надо, до утра немного осталось. Отдохнем, а рассветет — увидим.
— Так же думаю.
— Тогда в лес, танкист.
Я направился перебежками в темнеющий совсем рядом лес, старшина — назад, к бойцам. Встретились уже под покровом деревьев.
— Краснов! На опушку, будешь в охранении. Всем остальным — отдыхать до утра.
Все с удовольствием улеглись — кто где. Ноги уже гудели от ходьбы, в животе бурчало, нестерпимо хотелось есть. Сон сморил быстро.
Нас разбудил натужный рев моторов. От опушки, пригибаясь, прибежал Краснов:
— Товарищ старшина! Немцы!
— Чего орешь? Говори тише!
Старшина, пригнувшись, метнулся к опушке, я — за ним. Упали, укрывшись за соседними деревьями. К нам по дороге подходила колонна танков и бронемашин.
— Немцы! Сколько же их! — прошептал старшина.
Колонна казалась нескончаемой. Мимо нас давно уже прогромыхали первые танки, а конца колонне, насколько хватало глаз, не было видно. Черт, силища прет!
Мы отползли подальше в лес, к своим.
— Уходим глубже в лес и идем параллельно дороге, — скомандовал старшина.
Так и пошли — по рощицам, оврагам, перебираясь через небольшие речушки. В отдалении слева погромыхивали пушки.
Мы миновали густой лес, вышли на опушку и остановились, осматриваясь. Вроде никого.
— Танкист, бери пятерых бойцов и перебежками — к тому лесу.
Впереди, через кочковатый луг, виднелся лес, его пересекала малоезженая грунтовка.
Старшина отсчитал пятерых солдат.
— Ну, давайте. Потом и мы — малыми группками.
Мы побежали через луг.
Я озирался по сторонам, но судьба нам благоволила, и мы достигли леса беспрепятственно.
Я встал на опушке леса и махнул рукой. От основной группы, скрытой за деревьями, отделились еще пятеро и побежали к нам. Вроде и недалеко, но по кочкам, и трава высокая. Я пока добежал, запыхался.
И эти добежали благополучно — упали среди деревьев, жадно хватая воздух пересохшими ртами.
Я снова подал сигнал рукой. Не знаю уж, почему, но на этот раз побежали все оставшиеся. Я четко видел старшину — он единственный был в фуражке.
Едва бегущие добрались до середины луга, как раздался треск моторов, и на луг по грунтовке въехали немецкие мотоциклисты. Шесть мотоциклов, на каждом — два мотоциклиста: один — за рулем, второй — в коляске, за пулеметом. Твою мать! Что можно сделать с десятью винтовками против шести пулеметов на открытом месте?
Пулеметчики с ходу открыли огонь, и среди бегущих появились убитые. Остальные залегли, послышались редкие винтовочные выстрелы.
Немцы разделились на две группы и стали обходить лежащих с двух сторон, поливая их из пулеметов. Впрочем, к группе старшины они не спешили приближаться. Как же выручить его и бойцов?
— К стрельбе приготовиться! По мотоциклистам — огонь!
Я поймал на мушку сидевшего в коляске пулеметчика — он сейчас опаснее водителя. Нажал на спуск. Рядом громыхнули еще выстрелы. Немцы не ожидали удара в спину. Из трех мотоциклов, бывших к нам ближе всего, один перевернулся, на втором был убит пулеметчик. Третий мотоциклист резко развернулся, и пулеметчик дал по лесу длинную очередь. Справа от меня вскрикнул раненый.
Я встал за дерево, положил винтовку на ветку и тщательно прицелился. До мотоцикла было метров сто. Выстрел! Пулеметчик дернулся, завалился набок, ствол его МГ задрался вверх.
Я передернул затвор и начал выцеливать мотоциклиста, но меня опередили. Рядом ударил выстрел, и мотоциклист упал грудью на бензобак.
И тут меня удивил старшина. Пока мы стреляли по немцам, он незаметно подобрался сзади к мотоциклистам, вскочил и, петляя, помчался к мотоциклам. Трое мотоциклистов, преследовавшие наших бойцов слева, открыли отчаянный огонь по старшине.
Каким-то чудом он сумел добежать до мотоцикла, укрылся за коляской, развернул пулемет и открыл по немцам пулеметный огонь. Молодец, старшина! Причем огонь меткий, хотя я и не был уверен, что он знаком с немецким пулеметом.
Опомнившиеся гитлеровцы тем временем уже пытались отвечать старшине пулеметными очередями.
— Чего рты раззявили? Огонь по мотоциклам! — крикнул я бойцам.
— Нечем, патронов нет!
У меня оставалось еще два патрона. Я прицелился в самого дальнего пулеметчика. До него было метров триста. Далековато… Но в училище я считался неплохим стрелком, даже в соревнованиях участвовал.
Я мягко потянул спуск. Бах! Пулеметчик резко дернул головой и наполовину вывалился из коляски. Передернув затвор, я прицелился в водителя. Однако он не стал дожидаться моего выстрела — газанул, резко развернулся почти на одном месте и скрылся в низине.
Второй и третий мотоциклы были уничтожены старшиной. Но и у него смолк пулемет — наверное, лента закончилась. А впрочем, и стрелять было уже не в кого.
Не выпуская из рук винтовку с единственным патроном, я побежал к старшине — не понравилось мне, что он стоит, покачиваясь. Правой рукой старшина опирался на коляску мотоцикла, на левом плече расплывалось кровавое пятно.
— Снимай гимнастерку.
Я обшарил поляну и нашел индивидуальный перевязочный пакет. Осмотрел рану — к счастью, она была сквозной, кость была не задета.
Я перевязал старшину и слегка хлопнул его по спине:
— Жить будешь! Ранение сквозное, до свадьбы заживет.
Я видел, что старшина бледен. Но ведь мы не ели уже два дня — тут любому плохо станет.
Я вытащил из коляски мотоцикла бутылку немецкого шнапса — отвратительного пойла с запахом самогона, откупорил ее и поднес горлышко к губам старшины:
— Глотни немного.
Сам махнул рукой бойцам, подзывая их к себе. Когда они подошли, распорядился:
— Обшарьте все мотоциклы. Забрать все — пулеметы, автоматы, патроны, еду, выпивку, карты.
Бойцы, опасливо озираясь, пошли к мотоциклам. Я же снял с водителя автомат — знаменитый МР-40 и, стянув у него с ремня подсумок с магазинами, нацепил на свой ремень. За голенищем сапога мотоциклиста виднелся краешек сложенной гармошкой карты — забрал и ее. Еды, к моему разочарованию, не оказалось.
Снял с вертлюга пулемет, закинул его себе на плечо. Увидев в коляске металлическую коробку с пулеметной лентой, прихватил и ее. Вытащив из своей винтовки последний патрон, я сунул его в карман — пригодится, а винтовку бросил. Не таскать же такую тяжесть ради одного патрона! Мне и так было тяжело — пулемет и коробка с патронами весили килограммов десять. Был бы я сытым и отдохнувшим — другое дело, а так я и без груза едва ноги передвигал.
Все собрались в лесу. Старшина обвел взглядом бойцов:
— Это все? Не густо.
Немецкие мотоциклисты уложили на поле половину нашего небольшого отрядика. И произошло-то это внезапно — гитлеровцы выскочили как черт из табакерки. Но теперь мы здорово усилили огневую мощь — пять пулеметов, пять автоматов. С харчами, правда, туго. Бойцы принесли пачку галет, шоколадку и две бутылки вина.
Еду разделили поровну. Досталось каждому по одной сухой галетине, маленькому квадратику довольно вкусного шоколада и паре хороших глотков вина. Скудно, однако в животе разлилось приятное тепло.
Мы посидели несколько минут. Старшина поднялся первым: