Конфедерат. Ветер с Юга
Саймон Кэмерон, военный министр и просто продажное создание, готовое служить тому, кто больше предложит. Уж на что сам Линкольн готов был пойти на сделку с собственными идеалами и даже совестью – и порой шёл, чего уж самого себя обманывать, – но этот человек внушал ему искреннюю неприязнь. Сначала Кэмерон состоял в партии вигов, потом переметнулся к демократам, а уже затем снова переметнулся, на сей раз к республиканцам. Причина? От них было легче переизбраться в Сенат, только и всего. Зато, почуяв, откуда подул новый ветер, мигом поддержал выдвижение Линкольна в президенты, но не просто так, а в обмен на должность в кабинете.
Зачем Линкольн согласился? Саймон Кэмерон хоть и был редкостно продажной тварью, но вместе с тем обладал немалым влиянием и большими связями, в том числе и среди вигов с демократами. Что ещё важнее, мог перетащить явно или заинтересовать тайно тех, кто был похож на него по моральным качествам. И вот это было действительно важно в преддверии надвигающейся войны. Ну а связи в военной среде делали назначение Кэмерона на пост военного министра наиболее логичным.
Двое последних присутствующих на совещании, министр внутренних дел Калеб Смит и генеральный прокурор Эдвард Бэйтс, были на фоне прочих обычными тружениками от политики. Республиканцы. Поддерживали Линкольна во время избирательной кампании, разбирались в своих сферах ответственности. Вот, пожалуй, и всё, более ничего, что стоило бы отметить особо.
Линкольн, убедившись в том, что все собравшиеся сидят на своих местах и никто из них не выглядит слишком уж потрясённым и подавленным, произнес:
– Мы проиграли одно сражение, джентльмены, но не войну. Армия Мак-Дауэлла разбита, он не оправдал возложенных на него надежд. Нам повезло, что свара между Джонстоном и Борегаром не позволила последнему двинуть армию на Вашингтон. Иначе мы бы сейчас сидели не здесь, а в том же Нью-Йорке.
– Замену Мак-Дауэллу найти просто, но окажется ли она лучше, – проскрипел Кэмерон. – Есть Мак-Клелан, он устраивает многих.
– Мак-Клелан будет назначен, но вы не о том говорите, Кэмерон! – с трудом подавил раздражение президент. – Миссури и Кентукки! Эти два штата, считайте, уже присоединились к Конфедерации, удостоверившись, что та сильна и её войска способны побеждать.
– Зато Делавэр и особенно Мэриленд верны законной власти, президент, – искривил губы в улыбке Чейз. – Меня заверили в том, что элита этих двух штатов помнит то, кому обязана и что ей за это предстоит сделать.
Линкольн лишь кивнул, показывая, что услышал сказанное. Но сейчас самым важным было сказать о неприятном, но необходимом обманном ходе. О крапленом козыре, который следовало вытащить из рукава для того, чтобы обмануть тех, кто может стать врагом, и особенно тех, кто уже им стал.
– Нам необходимо ввести Юг в заблуждение, джентльмены, – вытолкнул из внезапно пересохшего горла эти слова президент. – Пусть подумают, что война идет с целью восстановить единство страны, а не для того, чтобы освободить рабов и осуществить перераспределение богатств Юга.
– Но это просто немыслимо! – Гэмлин вскочил с кресла так резко, словно чертик из табакерки, выталкиваемый оттуда мощной пружиной. – Господин президент, люди поддерживают вас и ваши бесспорно верные убеждения. Они не поймут… Ваша популярность, народная поддержка, она неизбежно снизится!
– Это разумный и необходимый шаг. – Чейз, как министр финансов и голос стоящих за спиной президента людей, иного изречь и не мог. – Поможет удержать хотя бы Делавэр и особенно Мэриленд. Иначе получим одобрение верхов, но ропот мелких рабовладельцев. А Борегар показал себя очень хорошим полководцем, способным к неожиданным шагам.
– Но Миссури… Кентукки, – простонал вице-президент. – Если уж идти на такое, то хочется быть уверенными, что все четыре штата останутся верны нам.
Военный министр лишь криво усмехнулся, процедив:
– У нас были шансы до Булл-Рана. Сейчас это невозможно. Армия Мак-Дауэлла не просто проиграла сражение, она была разбита и уничтожена более чем на треть. Это дало силу голосам сторонников Конфедерации и приглушило протесты патриотов. Часть поддержит сецессию, другая часть побоится подать голос против. Остальные в меньшинстве. Да и эмиссары Дэвиса там не спят.
– Не вам одному больно, Ганнибал, – вздохнул Линкольн. – Я сам родом из Кентукки. Знать, что родные с детства места отрекаются от собственной страны… и не иметь возможности помешать незамедлительно. Единственное, что нам может удаться – оторвать от Кентукки восточные области. По примеру Виргинии. Но лишь если примем ту самую резолюцию о целях войны. Она уже готова, представитель Кентукки Джон Криттенден готов предложить ее Конгрессу, как только мы ему это разрешим.
– Что она даст США, каковы выгоды? – деловито поинтересовался Бэйтс, по обыкновению своему подходивший к любым вопросам как прагматик. – Не станет ли лекарство хуже болезни?
– Не станет, – вновь твердо, без тени сомнений ответил Линкольн. – Мы умиротворим два рабовладельческих штата. Особенно Мэриленд, который вокруг нас. Это для начала. И главное – посеем сомнения в головах некоторых южан. В политике все средства хороши. Пусть мнят, что мы не покушаемся на основы их мира… пока он не рухнет вместе с этими застрявшими в прошлом людьми.
– Поддерживаю, – каркнул министр финансов Чейз.
– Если у нас нет другого выхода…
– Нет, Гэмлин. Выхода действительно нет, – покачал головой госсекретарь. – Иначе я бы не согласился.
Глава министерства внутренних дел лишь что-то пробурчал, способное при нужде сойти за согласие. И лишь Бэйтс был настроен довольно скептически.
– Принимать резолюцию, про которую заранее известно, что она не будет выполнена. Опасно! Я поддержу, но это может больно ударить по нам. Всем нам.
Но слова генерального прокурора были хоть и услышаны, но не восприняты серьезно. Судьба будущей резолюции уже была решена. Ведь Конгресс – это лишь видимость власти, что и неудивительно. Особенно учитывая тот факт, что даже президент не мог считать себя вольным в принимаемых им решениях.
Глава 1
КША, штат Виргиния, Ричмонд, август-сентябрь 1861 года
Став столицей Конфедерации, Ричмонд заметно преобразился. Если раньше это был все же скорее промышленный центр, то теперь город стал средоточием еще и светской жизни. Да, именно так, ведь, в отличие от США, Конфедерация была куда более развита в культурном плане. Разумеется, до европейских столиц и просто крупных городов Ричмонду было расти и расти, но сама тенденция не могла не радовать.
А ведь с момента сражения при Булл-Ране прошло всего ничего! Вот только время, как говаривал ещё не родившийся старик Эйнштейн, понятие крайне относительное.
Правильно, кстати, говорил. Потому как событий за сей отрезок времени произошло немало. Начать хотя бы с того, что, выполняя не приказ, но просьбу генерала Борегара, собранная с бору по сосенке в добровольном порядке кавалерия все же устроила остаткам разбитой армии Ирвина Мак-Дауэлла веселую жизнь. Никакого «правильного боя», исключительно наскок, обстрел и почти мгновенное отступление при первых же признаках опасности. Ведь целью было уничтожить побольше личного состава да посеять ещё большую панику в рядах и так разбитых янки. Вот мы и не совались добивать те части, которые были мало-мальски боеспособны.
Тактика «волчьей стаи», скопированная с реальных серых хищников, загоняющих стадо и выхватывающих самых ослабевших, сработала «на ура». Оно и неудивительно, ведь ею не раз пользовались. Хотя бы казаки генерала Платова во время отступления Наполеона «от Москвы до самых до окраин» моей настоящей и единственной Родины. В нашем же случае преследование не было столь растянуто во времени. Да и своя территория быстро сменилась на чужую. Точнее на покамест чужую, захваченную северянами при переходе через Потомак.
И всё равно – мало янки не показалось. Что же до нас, участвующих в рейде, то и для бойцов Конфедерации он даром не прошёл. Усталость – вот главный бич. Так что по исчерпании как сил, так и боеприпасов, пришлось поворачивать обратно. Ведь если бойцы из других частей могли худо-бедно, но воспользоваться трофеями без потери привычного качества боя, то мы… Не с нашими многозарядными винтовками, право слово.