Будем жить!
Сергей Калашников, Андрей Величко
Будем жить!
От автора
Все цифровые параметры, относящиеся к пирамидам, умышленно искажены. В описание рабочей зоны еще более умышленно введены неточности, потому что только этого нам и не хватало, чтобы любой дурак мог повторить здесь описанное!
Пролог
Большая конференц-зала княжеского терема, используемая обычно для пиров и боярских советов, была почти пуста. Вся ее обстановка состояла сейчас из небольшого стола и двух стульев, и только два человека находились в помещении, куда, бывало, набивалось и до полусотни гостей.
Князь сумрачно глянул на сидевшего напротив него епископа и сказал:
– Говори, отче.
– Икона храма Спасителя начала светлеть ликом, – услышал он краткий ответ.
– Что? – вскинулся князь. – Сам видел, отец Феодосий?
– Сам. И светлеет лик споро. Не как в прошлый раз. Через седмицу, похоже, откроет образ глаза. Услышаны твои и мои молитвы, князь. Теперь надо, чтобы народ наш смог выразить мольбы свои. Не как в прошлый раз, еще раз говорю я!
– Не будет такого, – прихлопнул кулаком по колену князь, – слово тебе даю. Сам стану первым, нет у нас больше надежды, кроме как на Божье чудо. И народ весь как один встанет…
– Весь – не надо. Кроме дюжины монахов, еще потребно сорок человек, чистых душой и помыслами, и чтоб ни о чем мирском и думать не смели, а только о просимом у Господа! Сам-то ты это осилишь, княже?
– Осилю.
– Значит, три дня на сборы. Четыре дня – пост. И в светлую субботу начинаем молебен о ниспослании Защитника.
Часть первая
Глава 1
Дембеля, день прошел!
В двадцать два ноль три двадцать девятого апреля 1977 года в казарме роты обеспечения десантно-штурмовой бригады раздался традиционный крик:
– Старики, день прошел!
– Ну и х… с ним! – не менее традиционно ответили старики.
Правда, сейчас кричал не салабон, а молодой – потому как после приказа бывшие салабоны стали молодыми, а нового пополнения еще не было. Но дальше последовало продолжение, которое бывало только в интервале от приказа до демобилизации последнего из увольняющихся:
– Деды, день прошел!
Кричал, ясное дело, фазан – слушать такое от салабона или молодого дедушкам уже невместно.
Если кто не в курсе, то прибывающее в Советскую Армию пополнение в Забайкальском округе называлось зеленью. После принятия присяги зеленые становились салабонами. Прослужив полгода, они превращались в молодых, год – в фазанов. Последние полгода служил уже старик, который после приказа превращался в деда. Ну, а когда на деда уже были оформлены проездные документы и он ночевал в казарме то ли последний, то ли предпоследний раз, его именовали дембелем. Так вот, после крика дедам раздался еще один, в исполнении начальника радиомастерской, старика, сержанта Патрикеева:
– Дембеля, день прошел!
– Ну и х… с ним, – прогудел в ответ единственный дембель, замкомвзвода разведки старшина Малой, и, оглядев казарму, резюмировал:
– Все, спим. Отбой, служивые! И чтоб ни звука – кто мне испортит последний сон в армии, прибью.
Вот уж не знал старшина, что его слова очень скоро окажутся пророческими…
Казарма затихла. Феноменальная сила старшины и его бойцовская квалификация совершенно не нуждались в дополнительных подтверждениях. Впрочем, он и не вставая мог метнуть сапог на звук, причем почти со стопроцентной гарантией попадания. И потом жертве еще пришлось бы на цыпочках нести этот сапог обратно! Предварительно почистив, если он вдруг запачкается. Правда, это относилось в основном не ко взводу разведки, а к прочим населяющим казарму – всяким поварам, банщикам, писарям и складской команде. И к радиомастерской, за исключением ее начальника. В неофициальной табели о рангах казармы сержант Патрикеев стоял сразу после Малого, да и к тому же были они закадычными друзьями. Вот и сейчас Патрик проигнорировал грозный приказ старшины, и, порывшись в тумбочке, куда-то отправился – скорее всего, в свою мастерскую.
А в пять утра казарма была разбужена криком:
– Разведка, подъем, тревога, получить оружие! Остальные – брысь, не до вас!
Кричал Патрик. После этого он брезгливо глянул на пытающегося проснуться дневального и мимоходом занес ему выговор в грудную клетку, от которого тот охнул и согнулся. Патрик же, сказав что-то подбежавшему дежурному по роте, достал ключи из тумбочки и пошел отпирать оружейку.
– Андрюх, что случилось-то? – спросил Патрика первым одевшийся и подбежавший к оружейке старшина.
– Какие-то бандиты напали на подсобное хозяйство. Стреляют. Вас посылают разобраться, я с вами, для связи. А ты что – тоже? Ведь поезд уйдет, пока воюешь.
– Другому бы за такое в репу! – возмутился Малой. – Что, всерьез стреляют?
– Еще как, и непонятно из чего. Взводный с «шишигой» и бэтээром обещал быть минуты через три. Мой «газик» уже тут. Авиагруппа поднимает три вертолета.
– Эх, и как это ты успеваешь все узнать, – вздохнул Малой. Вопрос был риторическим, потому что только с появлением Патрикеева в бригаде нормально заработала связь, и, собственно, она на нем и держалась. Комбриг, деловой мужик, лично ездил в Москву за пополнением и там как-то смог получить призывника, которого уже практически определили в Арбатский военный округ как ценного специалиста.
Через полчаса спешно приехавший в штаб комбриг слушал телефонный доклад комвзвода разведки.
– Что?! Какие еще инопланетяне, ты же не пьешь, старшой! Как? Вспышка, и вдруг они появляются на пустом месте? Баб хотели увести? Да слышу я, что это не вы стреляете! Разрывными? Ну, твари… Сколько?! Бригада, боевая тревога! Все В-двадцать четвертые – в воздух!
И, обернувшись к начштаба, комбриг приказал:
– Остаешься тут, на хозяйстве. Наверх можешь докладывать что хочешь, а я с первым батальоном. Не имею права? Там наших ребят убивают. Мне в такой ситуации никакие инструкции и приказы не нужны. Бывай, подполковник.
Разведвзвод попал под обстрел, не доехав примерно полкилометра до подсобного хозяйства. Когда идущий первым БТР-60ПБ свернул в поворот, по следующей за ним «шишиге» из кустов ударил залп. Странный такой залп, как-то отстраненно подумал Патрик, ударяя по педали тормоза. Полное впечатление, что стреляют охотничьи ружья, причем патроны снаряжены «Оленем»… Однако стреляют очень часто и точно, «шестьдесят шестой» вон, уже горит. Сзади ойкнул ткнувшийся мордой в рацию от резкого торможения связист.
– Из машины! – рявкнул ему сержант, сам вываливаясь из «газика» в пыль дороги. И вовремя – в серый ящик рации, стоящий как раз за спиной водителя, ударила пуля. В рации зашкворчало, сквозь жалюзи повалил дымок.
– Ах так, значит, – пробормотал Патрик, судорожно соображая, что же теперь делать. И тут он увидел, как выскочивший из кузова грузовика Коля Прокопец вдруг, как будто после хорошего удара, отлетел на пару шагов, причем он – отдельно, а его рука с автоматом – отдельно…
Дальнейшее Патрикеев помнил плохо. Вот он рванул вниз переводчик огня своего акаэмэса, прицелился чуть ниже дыма из кустов и дал короткую, как на стрельбище, очередь на три патрона. Еще дым, еще очередь… Потом сильный удар в живот, отбросивший его от машины, и темнота.
Пятнадцать секунд, на которые Патрик отвлек внимание противника от горящей «шишиги», позволили старшине Малому пресечь панику, возникшую в кузове после первых выстрелов из засады. Брезент на противоположной от засады стороне кузова был взрезан, и разведчики быстро попрыгали в придорожную канаву.
– По дымам! По дымам бей, а потом на полпальца ниже! – орал старшина, когда из-за поворота показался пятящийся задом БТР. Его пулеметная башенка уже смотрела вбок, и наконец загрохотал КПВТ.