Морской Волк ч (1-4)
Соседним со складом ГСМ был домик, как оказалось, электростанции. Слышалось тарахтение дизелей, часового у входа не было! Естественно, мы расценили это как приглашение зайти. Внутри оказался только один немец, чумазый, без оружия, ковырялся в каком-то агрегате. Рябой (мичман Борис Рябов) выстрелил ему в затылок из «бесшумки». Шварц (мичман Степан Ведерников) за полминуты приладил под станинами обоих дизелей по такому же «сюрпризу», как на складе горючки; еще несколько секунд ушло, чтобы оттащить тело моториста в дальний угол, где нельзя заметить сразу, при взгляде из дверей.
Дальше – домик с антенной. И тоже снаружи никого! Подходим, и дверь открывается сама! За ней рослый фриц, на шее висит МР-40. Мы на адреналине. Не останавливаясь, даже не успев задуматься, бью фрица ножом, самому непонятно как оказавшемуся в руке! Впихиваем тело внутрь, не давая ему упасть. Врываемся сами. Коридорчик. Первая дверь – какая-то подсобка, никого. Дальше сразу две – налево и направо. Вместе со Шварцем врываюсь в левую, пока Рябой и Брюс – в правую. Передо мной аппаратная, горят лампочки, что-то гудит, старинная аппаратура, приемники-передатчики размером со шкаф, полки с какими-то железками, провода. И фриц как паук во всем этом. «Ну точно сисадмин в офисе», – мелькнула неуместная мысль. Даже обернулся на меня так же возмущенно, как на вторгшегося в его епархию. Стреляю ему в голову. Кажется, он так ничего и не понял – выражение на лице так и застыло.
– Порядок, командир! – Это уже Брюс.
– Шварц, Рябой, разберитесь! – Указываю на аппаратную.
Пока ребята все там минируют, заглядываю в правую дверь. Блеснул узкий серебряный погон, мертвый офицер навалился на стол, вокруг бумаги. А вот, похоже, шифры и журнал – сую в сумку. Здесь всё, уходим!
А вот сейчас – настоящая работа. От нас до склада боеприпасов метров сто. Все зависит от наших снайперов: четыре стрелка и четыре цели. Риск, конечно, но нельзя иначе! Дистанция – вполне для «Винтореза». И два «Вала» у нас. Завалить всех надо так, чтобы никто не выстрелил, не вскрикнул. Выждать время, чтоб ходившие оказались на простреливаемой стороне. Щелчок по рации. Начали!
Удалось… Главное – пулеметчик наверху так и сел внутрь своей конуры, не вылетел наружу! Лежит охранник у шлагбаума, лежат двое ходивших. Вперед!
Перемещаемся быстрым шагом – бежать нельзя, вдали иногда мелькают техники или еще кто, идущие по своим делам. Мы тоже идем, будто у нас там законное дело. Жмуров быстро, то ли внутрь, то ли в канаву, с глаз долой. А Шварц – внутрь! Через пару минут выскакивает довольный.
– Сделал!
Мы уходим. До домика радиостанции – тем же быстрым деловым шагом. Дальше, увидев, что никого в поле зрения, бежим. Господи, дай еще три минуты! Если у кого-то из фрицев зацепится глаз, что на вышке нет часового! Если кому-то понадобится зайти по делу на радиостанцию или на любой из складов! Но фрицев теперь ничто не спасет – все взорвется, да и Василий уже вызывает лодку, вот-вот будет нанесен ракетный удар по штабу с жильем летчиков и скоплению самолетов в конце полосы. Мы уйдем при любом раскладе, но удастся ли уйти без потерь?
Удалось. Вот мы уже на гребне, между точками зет и игрек. Залегли, смотрим, ждем.
Взрыв тричетвертитонной боеголовки «Гранита» был похож на мгновенное торнадо из голливудских фильмов-катастроф. Дома просто взлетели со всем содержимым, мелкими кусками, ударившими по всему вокруг, как поражающие элементы МОНки [8]. Тут же по радиокоманде начали взрываться другие объекты. Взметнулся огромный столб пламени на складе ГСМ, взлетела электростанция, дом с рацией, и в завершение рванул склад БК. Несмотря на расстояние, нас чуть не снесло с вершины – хороший же запас бомб и торпед так и не будет сброшен на головы нашим! На фоне этого взрыва даже второй «Гранит», расшвырявший «юнкерсы» и «мессершмитты» как игрушки, выглядел как-то неубедительно. Хотя семьсот пятьдесят – и не тротил, а смесь ТГА (тротил + гексоген + алюминий) почти вдвое сильнее.
В общем, с этого аэродрома немцам еще долго не летать!
И в завершение немецкие зенитчики открыли бешеную стрельбу по облакам. Которые покрывали небо не таким уж плотным одеялом, но вполне могли спрятать один или несколько вражеских самолетов, что по понятной причине было нам лишь на руку.
Ну, теперь давай бог ноги!
Обратно добираемся часа за четыре. Без приключений. Вот, наконец, и место нашей высадки, столб дыма был виден даже отсюда! Залегаем и тщательно осматриваем местность. Надо убедиться, что никто не помешает нам готовиться и стартовать в обратный заплыв. Все чисто! Везет!
Сваливаемся по расщелине вниз. И – прямо на головы двух норвежцев.
Еще три фигуры на приткнувшейся к берегу посудине. Что-то вроде большого баркаса, но с палубой и даже крошечной каютой. Может, там еще кто-то есть?
Двое на берегу – пожилой и молодой. На борту – еще один молодой и две женщины, постарше и помоложе. Одеты как обычные рыбаки, оружия ни у кого не видно. Застыли статуями, совершенно обалделые. Сидели тихо-мирно, костерок собирались развести – вон, уже кучка плавника собрана, и котелок в руке у молодого – и вдруг, как черти из коробочки, выскакивают восемь здоровых мужиков, увешанных оружием. Что будет дальше – неясно, но уж точно ничего хорошего!
– Хальт, хенде хох! Руки вверх, суки!
Повожу стволом «Вала», держа всех в секторе огня. Ребята в темпе рассредоточились, не забывая и о подступах, держат под контролем и фланги, и тыл.
И тут пожилой подал голос:
– Русские, что ль?
За бортом плещет вода. Мы медленно движемся к выходу из фьорда. На палубе тесно, потому что все мы здесь. И хозяева тоже. Все живы и здоровы. Пока. Ну а дальше – как Бог и удача положат.
С немцами было бы много проще. Их «мирняк», деревенские бюргеры, хозяева насмерть забивали, травили собаками, морили голодом, наших рабов, «за леность и неусердие», о чем остались документы, воспоминания тех, кого наши успели освободить. Спасаясь от нашего гнева, эти рабовладельцы бросились в бега, зимой, лишь с тем, что могли унести. Был февраль сорок пятого. А первый город на их пути, где можно было обогреться, поесть, передохнуть и даже сесть в поезд, назывался Дрезден. Сто тридцать пять тысяч погибших под английскими бомбами – это лишь официальные потери. Те, кого смогли как-то опознать, о чьей пропаже было заявлено – жители самого города. А сколько было проходящих беженцев – не знает никто, даже сейчас. Двести, триста тысяч, полмиллиона?
Мне их не жаль. Пусть это будет их плата за Ленинград!
Так что, будь это немцы… Не мы начали первыми, не мы придумали план «Ост», не от нас «сотни тысяч заживо сожженных» в Бухенвальде, Освенциме, Дахау, Майданеке и многих других. «Мы все равно победим – кто будет судить нас?» – вы не думали в сорок первом, что так будет и с вами, потому что вы сами дали нам такое право. Можете жаловаться в Гаагский суд, надеюсь, в этой реальности не будет суверенных шпротий, где ветераны эсэс устраивают парады, а советских партизан кононовых объявляют убийцами. Мы знаем, кто победит!
Будь «мирняк» норвежским – ну, середина наполовину, «будем посмотреть». Спецоперации – это никогда не бой местного значения, цель и ставки обычно повыше. А потому мы стоим перед выбором: жизнь чужого гражданского ценой больших потерь наших на фронте или, соответственно, наоборот. Что бы выбрали вы?
А взять в ножи пятерых, в том числе двух женщин – дело нескольких секунд. Именно в ножи, не тратя пуль, да еще имитировав ограбление, чтобы замести следы и не озаботить их контрдиверсов хотя бы на время. Наверняка в Норвегии тоже был криминал, и вряд ли местные душегубы с приходом немцев все разом стали законопослушными, ну если только новые хозяева не вписали их всех в «норге полицай».
Но сейчас случай был особый. И время, и ситуация терпит. Плюс какой-то шальной азарт – пошло везение! И здравая мысль сэкономить батареи буксировщиков – а вдруг не сразу найдем лодку? И не придется плыть в ледяной воде.