Сын Ветра
– Нет.
– Я тоже. Так написано в инструкции к таблеткам. Короче, фиксируем и улетаем. Останавливаемся здесь, на Тилоне. Ты…
– Я высаживаюсь? Лапочка, ты псих. Ты хочешь продать моего ребеночка на органы? А, поняла! Ты хочешь шантажировать молоденького телепата! Мне шестьдесят процентов! Ну ладно, сорок…
– Никакого шантажа. Ты никуда не высаживаешься, ты остаешься на борту. Я обращаюсь к капитану с просьбой зарегистрировать наш брак…
Мирра кашляла долго, надсадно. Смуглое лицо девушки приобрело синюшный оттенок, из носа потекло. Боров даже забеспокоился. Еще задохнётся! Наверное, косточка в глотке застряла.
– Брак? – тихо спросила она, когда вновь обрела дар речи.
– Брак.
– Законный?
– Законный.
– Ты, небось, и колечко приготовил?
– Небось.
Сарказм вопроса обидел Борова. Он полез в карман и достал коробочку из красного бархата в виде сердца. Откинул крышку, показал Мирре тоненькое колечко белого золота. В розетке блестел темно-синий сапфир.
– Сейчас не дам, – предупредил он. – Только на обратном пути: здесь, на Тилоне. После фиксации зачатия. Как моя жена, ты оформишь вид на жительство. Жить будешь на Ларгитасе, со мной, там же и родишь. Ребенка я усыновлю…
– Зачем?
– Ну да, конечно. Ты права, детка. Ребенок родится моим, по закону. Телепат не считается, он так, погулять вышел. От экспертизы мы откажемся. Они не могут, если без разрешения…
– Потом ты меня выгонишь?
– За кого ты меня держишь?! Мы будем жить долго и счастливо. Ты слыхала про антиса? Про первого ларгитасского антиса?
– Слыхала.
– Ты в курсе, что я, считай, его отец?
– Ты Сандерсон? Ты же говорил: Вандерхузен!
– Я Вандерхузен. Это я познакомил Гюнтера Сандерсона с Миррой Джутхани. Я их познакомил, а они сделали антиса. Мы с тобой сделаем второго. Я знаю рецепт, я им свечку держал! В каком-то смысле…
– Рецепт?
– Брамайни-автостопщица. Станция на Шадруване, рядом с Саркофагом. Случайная связь с телепатом. Поняла?
– И это всё?
– Нет, не всё. Ещё травка.
– Какая травка?
– Неважно. Ты куришь?
– Курю.
– Вот и покуришь перед сексом. Я тебе сверну косячок, ты и покуришь. Ты вообще понимаешь, как тебя назовут? Мать второго ларгитасского антиса! А если первого не поймают, наш сын выбьется в первые. Да мы утонем в деньгах! Лосось на завтрак, устрицы на обед! Ты откуда родом, с Чайтры?
– Нет, с Пхальгуны.
– На Пхальгуне тебе памятник поставят. И на Чайтре поставят. В ножки поклонятся, лишь бы ты вернулась. А мы им: накось выкуси! А мы на Ларгитасе, на всем готовеньком! Антисовы папа с мамой, понимать надо! Детка, ну что ты ломаешься?
– Я?
Мирра встала. На глазах девушки блестели слёзы.
– Ноги буду мыть, – твердо произнесла она. Взгляд её прояснился: взгляд истинно верующей, обращенный на Мать Шриджу, божество удачи. – Ноги тебе буду мыть и воду пить. Если сделаешь, как сказал, я на тебя молиться стану.
– Вина! – заорал Боров. – Еще вина! И водки.
Никогда он не был так счастлив, как сейчас.
Часть первая
Три планеты, не считая четвертой
Глава первая
Со всем подобающим почтением, или С мёртвых спрос невелик
I. Чайтра
Вызов настиг Бхимасену в самый неподходящий момент.
Утонув в вытертом бархате любимого кресла, генерал запустил на визоре спортивный канал и отключился от презренного тварного мира столь качественно, что иным йогинам стоило бы поучиться у него медитации. В правой руке – бокал кокосового бренди двенадцатилетней выдержки. В левой – ароматная сигара «Гуркха». Курил генерал редко, но в сигарах толк знал.
Сизыми облаками дым уплывал к вентиляционным решёткам.
Ойкумена – растревоженное осиное гнездо. Чайтра – котёл, булькающий на огне. Космос – театр военных действий. Карусель боевых флотов: Брамайнское Содружество, Ларгитас, Великая Помпилия. Секретариат Совета Безопасности Лиги – помойная яма. Как из каскадного излучателя, в секретариат СБЛ всаживались официальные заявления и ноты протеста, одно за другим. Тучи сгущались, недвусмысленно громыхая. Разряды молний сверкали всё ближе…
Но какое значение это имело в данный момент?
Сегодня транслировался финал планетарного чемпионата по Калари-паятту. Ярый поклонник древнего боевого искусства, генерал не собирался его пропускать. Пусть хоть вся Ойкумена накроется чёрным тазом или медной дырой! – так говорил его восьмилетний внук, путая эпитеты. В юности Бхимасена увлекался Калари-паятту, но увы – служба, годы, семья, дела… Он до сих пор втайне стыдился, что забросил тренировки – и рьяно болел за молодых спортсменов, словно пытался компенсировать этим собственную измену истинно брамайнскому единоборству.
Двое жилистых бойцов в набедренных повязках – киноварь против малахита – уже вышли на утоптанную арену храма Калари. Они начали сходиться, когда сквозь восторг зрителей и пафос комментатора до генерала, словно из иной вселенной, долетел голос жены:
– Рама, тебя вызывают!
Генерал еле слышно выругался.
– Рама, это срочно! Красным мигает. Ответишь?
Бхимасена и сам расслышал требовательное вибрато уникома. Сигнал набирал силу, пять-шесть секунд, и он накрыл собой весь дом. На кухне в панике задребезжала посуда. Срочно? Ничего подобного! Высший государственный приоритет. Вызов такого класса генерал получал третий раз в жизни. Первые два раза это не принесло ему ничего хорошего.
Тазом или дырой, финал накрылся. Потом можно посмотреть в записи, но…
– Генерал Бхимасена слушает!
Миг, и он вытянулся по стойке «смирно».
– Так точно! Вылетаю немедленно!
* * *Аэромоб стремительно рухнул вниз. Если бы не компенсаторы инерции, генерала и пилота расплющило бы в лепёшку. Древние ремни безопасности, имейся они в машине, разрезали бы обоих пополам. С высоты белокаменная громада дворца походила на облако, спустившееся отдохнуть. Сверху облако золотили лучи жаркого чайтранского солнца. Падение, захватывающее дух, еле слышное подвывание антигравов, торможение – мгновенное, почти неощутимое – и дворец Майясабха вознёсся, навис над головами во всём своём подавляющем великолепии.
Выпустив шесть колёс, аэромоб перешёл в наземный режим и мягко коснулся пластифицированного нанобетона. Последний километр он проехал по подъездной аллее: в зоне безопасности дворца любые полёты были запрещены. Нарушителей сжигали из плазматоров без предупреждения. Исключение делалось только для личного транспорта махараджи.
Покрытие светло-розового цвета: идеально ровное, чуть шершавое. Живая изгородь по обе стороны аллеи. Благоухание соцветий: белых, пурпурных, алых. Генерал всякий раз забывал название этого растительного гибрида, выведенного ботаниками Чайтры по указанию Аурангзеба XXII Справедливого. Кроме декоративных, гибрид обладал целым рядом свойств, которые не афишировались: полезных – или, напротив, вредных и опасных, это с какой стороны посмотреть. На середине пути ряды одинаковых, словно клонированных пальм – каждая семь метров в высоту, и ни на палец выше – сменились рядами семиметровых араукарий-близнецов. Приближались арки и нефы, колонны и скульптуры, барельефы и резные панели стен. Бхимасена ясно видел их: крыша аэромоба была прозрачной. Генерал нервничал. За одно посещение Майясабхи, памятника архитектуры и зодчества, чуда из чудес Ойкумены, иной турист продал бы душу. Генерала красота дворца не успокаивала ни в малейшей степени. Он бы с удовольствием уступил своё место идиоту-туристу.
Караул замер у входа, следя, как гость поднимается по широким ступеням: муха на пхальгунском белом мраморе. Поправляя тюрбан, генерал украдкой скосил глаз на часовой браслет, вытатуированный на запястье. До назначенной ему аудиенции оставалось шесть с половиной минут. Генерал очень надеялся, что его ждёт сопровождающий, что шести минут им хватит, чтобы пройти (пробежать?!) по лабиринтам дворца до тронного зала махараджи.