Еще один человек
Охотники какие-то едут – на вездеходах, все в камуфляжах и всяких своих охотничьих примочках. Опа – этот даже прям с ружьем. Ковбои, блин. Вот попадутся ментам – отдадут денег. Хотя там небогатых немного, среди охотников: посмотрел я, сколько чего стоит, – да это ж тоже надо быть совсем долбанутым, чтобы за ружье отдать тысяч пятнадцать – двадцать. Или очень богатым. Я вот недавно себе смартфон купил за двадцать три тысячи – круто и чОтко. Красиво, и все завидуют. А не какая-то ненужная железяка.
Придурки, в общем, эти охотники.
Все, пролетели пробку – дальше вдоль по Энгельса, на Луначарку налево – и вот он дом. Во двор сам пройду, «Стой, мусульманин!».
Водила притерся у въезда во двор, заглушил.
– Спасибо, – вылезаю уже из машины. Он даже не ответил: совсем плохо, видать. Кивает, судорожно сглатывая. Тошнит, наверное.
Иду к дому, оборачиваюсь – он даже прилег на баранку: видно, действительно сотрясение. Ниче, отлежится – уедет. Его проблемы.
Иду к дому, вхожу в арку, не спеша к парадному. У помойки застыл столбиком какой-то дедок. Что, старый, мозги клинит? Ага, батарейки сели… ну и стой себе, тебе двигаться уже отвыкать надо, отбродился уже, освобождай молодым место под солнцем… и жилплощадь, ага. Классно это я подколол.
Дедок как-то неловко оборачивается на звук моих шагов – и начинает двигаться навстречу. Походочка у него… А, дед, уже вмазал? Что, три рубля на хлебушек хочешь? Ага, чтоб булькал, хлебушек. Сердечник, поди, боярышником пробиваешься? Хрен те!
Дед тянет ко мне руки.
– Че, охренел, старый?! – Блин, чем от него шмонит? Одеколона или ацетона какого напился? Гнилью какой-то… в помойке рылся, что ли?
Брезгливо отскакиваю и быстро иду к парадному. Что у нас сегодня – день синяка? Вроде же не тяпница, до конца недели еще времени… А вы все повылезали, убогие.
О, тэ ж сусид мий… Вроде ж ты, Семеныч, язвенник? Или прикидывался, сволочь старая? О, как штормит-то тя…
Семеныч, как и дед у помойки (который, шаркая и как-то поскуливая, тащится следом, но далеко отстал), протягивает ко мне руки… Что, вам всем сегодня «добавить копеечку христарадьи» надо? Заимали, козлы…
– Семеныч, отва…
МЛЯ-А-А-А!!! Ну и взгляд… точно – язвенник, и выпил, теперь с непривычки вхлам вообще… или эта, белая горячка? И вообще – мордо какое-то обвислое… бледный, весь в грязи какой-то… валялся, что ли, где?
– Отвали, Семеныч, – стараясь не глядеть на него, говорю я, пытаясь проскользнуть мимо: не дам я вам ничего.
Что-то с ним не так, не могу понять. Воняет, как и от деда, – вместе, что ли, пили? Что-то еще, глаз видит – а сообразить не могу…
Он хватает меня за рукав куртки, тянет не то чтобы сильно, но именно тянет, а не просто: «Э, друг, подожди секунду!» И как-то… скулит, что ли?
Вдруг становится жутко. Жар и холод одновременно волнами проходят по телу. В мгновение вспотев, рывком вырываю рукав, пинком отправляя Семеныча через невысокую оградку газона, где он благополучно приземляется и начинает ворочаться. Вижу деда, целенаправленно шкандыбающего ко мне. В три прыжка оказываюсь у двери, таблеткой открываю, наплевав на лифт, взбегаю к себе на третий. Отчего-то всего колотит, ключи пляшут в руках. Кажется, сейчас неизвестно откуда взявшийся тут Семеныч вновь потянет за рукав. Что с ним было не так, что меня так испугало?
Наконец отпираю, влетаю в квартиру, захлопываю добротную железную дверь. Захлопнув и внутреннюю, прислоняюсь к ней… и вдруг обессиленно сползаю прямо на пол.
Я понял, что не так с Семенычем. Просто мозг не мог раньше сопоставить, подсознание само дало команду на «страх».
У него было порвано горло. И вся грудь в кровище.
…Пришел в себя довольно быстро.
Сижу на полу у двери и бормочу что-то. Однако. Чего я там такого напридумывал?
Ха, рана, на шее. Шарф, поди, драный нацепил, а я увидел фиг ли что. Сам себя испугал. Он же ходил, руками меня хватал. Ага, с драной шеей.
Ну на фиг. Где тут у меня пузырь конины был? Сотка «Старого Кенигсберга» (интересно, а бывает «Новый Кенигсберг»?) – самое то.
Прошел на кухню, выжрал стопарь… уф-ф-ф, отпустило.
Смотрю в окно – о, кстати, джигит-то мой – так никуда и не уехал еще. Ничего, сейчас отлежится и уедет. Хотя уже не отлежится, а отсидится – видно, что просто сидит себе спокойно. Ну и ладно.
…Ч-ч-черт, не идет из головы Семеныч… А что, если… А если и вправду? Если они бухали, а потом что-то с ним случилось. (А что? Задыхаться стал? От суррогатной водяры? Аллергия – доктор знакомый мой рассказывал, что какой-то отек бывает, так чтоб не помер, надо горло резать. Может, это оно и есть?) И вот они с дедом (тот понятно отчего в ступоре был) меня о помощи попросить хотели? А я сбежал… что теперь? Блин, если он ласты склеит – меня ж посадить могут… Дед, сука, стуканет – и привет судье. Как там – «неоказание помощи»? Да по фиг как – по-любому, это ж подлянка какая – реального человека менты же рады законопатить из-за какого-то алкаша. Вот, блин, влип! Что за день сегодня…
Так, нехрен сопли распускать. Надо что-то придумать… А че думать, придурок! Звони в «скорую» и ментуру! Это их работа – вот пусть и работают!
Хватаю мобильный – о, два десятка неответок! А, я ж когда дрыхнуть спьяну завалился в кресле – отрубил звук. Чтоб не мешали. Ну и правильно.
Так, кто тут? Батя – это ясно, пять вызовов, жизни учить хотел… обойдется, сами умные уже…
Остальные от Дашки. Н-да… Она небезосновательно ревнует меня, зная кобелячий характер. Похоже, ждет разборка. Слава богу, пока ничего конкретного, а то бы… Блин, даже думать не хочу – она девка крепкая, может и отделать по-настоящему. А еще больше меня пугает… Ну если честно… Пугает, что она меня бросит.
Фигня, конечно. Я реальный парень. И умный, и культурный. Не быдло. Таких девки любят. И вообще… чего разводить, бабы – они дуры, влюбилась она в меня, значит. Вот пускай и терпит.
Но злить ее не надо. Однако звонить мне лень, объясняться, почему молчал. Вечером все – она мне еще мозг проимет по поводу вчерашней моей пьянки. Не, на фиг, попозже позвоню.
Так, чего я хотел-то? А, да – в ментовку и «скорикам»! Сто двенадцать… опа! «Сеть перегружена…» Что за хрень? Еще и еще… бесполезно. Так, с городского… Ага, то же самое. Черт, что-то… а, дурак: эпидемия же, все звонят…
Вот попадалово, а? Выйти, что ль, к Семенычу? Неохота, и ваще, мне-то что – пусть хоть подохнут, – я ни при чем!
…Ага, а потом посадят в клетку, как жирафу.
Нет, придется идти.
Выполз на лестницу… опять колыхнулся какой-то страх внутри… Подошел к лестничному окну, пригляделся… Ф-ф-ф-фу-у-у-у… Нормально все – выбрался Семеныч с газончика на тротуар, стоит рядом с дедком… бакланят, алкаши. Стоят как статуи, хотя сквозь замызганное и не мытое со времен Совка стекло не видать… но явно общаются – зачем еще так стоять?
Поплелся домой, на ходу ругаясь на все на свете: на этих алкашей, на себя, придурка, на идиотский драный шарф Семеныча… чуть не облажался, хорош бы был – вызвал бы ментов и «скорых», был бы вообще как лох…
Хуже ведь нету, чем выглядеть нелепо. Вот рассказывали, помню, в школе: видишь, человек лежит, – подойди, потряси, поговори… типа помоги, «скорую» вызови, помощь… Ага, так и представляю – я, блин, при нормальном прикиде буду какого-нить бомжа или пенсионера таскать из грязи. Да если еще окажется, что это просто алкаш, – вот позориться-то! А если вызовешь, а пока едут – оклемается? Вообще как дурак. А и просто: увидит кто – с каким-то валяющимся в грязи разговариваешь. Фу-у-у, отстой! Нет, я уж лучше мимо постараюсь – в конце концов, я что, нанятый? Есть те, кому деньги платят, это их работа. А я не обязан!
Правда, память некстати щелкнула очередным файлом – год назад помер отцов друг: заблудился в большом садоводстве, стал стучаться, просить – никто не отвечал или посылал… Он занервничал, потом сердце прихватило, врачи сказали, и микроинсульт – отнялось лицо, говорить не смог – ходил, просил таблетку или «скорую», да все от него шарахались, одна бабка старая подвела к дому, посадила на скамеечку, пошла за водой и таблетками, да поздно: вышла – а он уже умер…