Гомер. Илиада

Так он сказал. И подал Аяксу среброгвоздный меч и ножны с красивым ремнем. Аякс же вручил ему блистающий пурпуром пояс.
В тот вечер на пиру мы чествовали Аякса, я подождал, пока все утолят голод питьем и пищей, а потом обратился к ахейским воеводам. Я был среди них самым старым, и мою мудрость они уважали. Я сказал, что нам должно по уговору с троянцами прекратить сражение на один день и свезти трупы в наш стан, а после окружить корабли высокой стеной и снаружи нее вырыть глубокий ров: пусть он останавливает натиск врагов.
– Стену? Зачем нам стена, если у нас есть щиты? – спросил Диомед. – Я стены разрушаю, а не строю, – добавил он.
Остальным тоже не понравился мой совет. Кто-то даже заметил:
– Представляете, как обрадуется Ахиллес: без него нам приходится прятаться за стену.
Они смеялись. Но они были молоды, а у молодых устаревшее понятие о войне: честь, красота, героизм. Как в поединке между Гектором и Аяксом: два воина сначала ожесточенно сражаются, а потом обмениваются драгоценными дарами. Я был слишком стар, чтобы во все это верить. Мы выиграли эту войну с помощью деревянного коня, огромного коня с брюхом, полным солдат. Мы выиграли ее благодаря обману, а не открытой битве лицом клицу, честной и благородной. И это им, молодежи, никогда не нравилось. Но я был стар. Одиссей был стар [5]. Мы знали, что и война, которую мы ведем, тоже состарилась и что однажды ее выиграет тот, кто сможет сражаться по-новому.
Мы отправились на покой, так и не приняв решения, а наутро троянцы прислали к нам посольство. От них пришел Идей и объявил, что коль скоро после боя Париса и Менелая троянцы нарушили святые клятвы, они готовы сейчас искупить вероломство и вернуть все сокровища, которые вывез из Аргоса в Трою Парис. Не Елену вернуть, но только сокровища, к коим они обещают прибавить щедрые дары. Они опасались кары богов за свое коварство. Тогда, поднявшись, заговорил Диомед:
– Негоже нам, друзья, прекращать войну, пусть даже саму Елену они вернут! Понятно и тому, кто вовсе лишен разума, что погибель Трои близка.
Ахейцы с ним согласились – все мы сочли, что он прав. И Агамемнон отвечал послу, что предложение мы отвергаем. А затем уговорился с Идеем прекратить сражение на день, чтобы подобрать тела павших и предать их огню, согласно обычаю. Так мы и сделали.
Необычный день для войны. Едва лучи солнца коснулись долины, как оба народа встретились в поле, в печали отыскивая убитых товарищей. Трудно им было узнать каждого погибшего воина, и они омывали их лица, покрытые кровью и прахом, и, проливая слезы, клали тела на повозки. В безмолвной скорби возлагали их на погребальный костер и глядели, как пожирает огонь тех, кто вчера сражался с ними бок о бок
Ночная тьма уже рассеивалась, когда у погребального костра сошлись отобранные мною ахейцы; я заставил их возвести стену – ненавистную всем стену с высокими и крепкими башнями и широкими воротами, через которые могли бы входить и выходить наши воины. Я заставил их окружить стеной все корабли. А перед стеной снаружи выкопать глубокий ров, чтобы удерживать натиск троянских колесниц. И лишь завершив этот труд, вернулись они в свои шатры и предались сну. Целую ночь грозно гремели громы Зевса, предвещая бедствия, и слышащие их бледнели от страха.
На заре следующего дня мы быстро поели и облачились в доспехи. Троянцы же вышли из города и с ужасным шумом двинулись нам навстречу. Оба войска сошлись посреди долины, щиты сшиблись со щитами, звенели копья и медные колесницы, смешались смертные стоны и победные крики, боль погибающих и ликование побеждающих, и кровь заструилась по земле. До полудня они бились с равным успехом, но едва солнце достигло середины небесного свода, удача покинула данайцев. Я увидел, как воины вокруг меня начали отступать, а потом побежали. Хотел и я развернуть свою колесницу, но Парис стрелой поразил одного из моих коней в самое темя, от боли он встал на дыбы и рухнул на землю, увлекая за собой остальных. Я мечом перерубил поводья и стал звать двух других коней, когда заметил, что Гектор несется на своей колеснице сквозь толпу бегущих. Я помертвел. Невдалеке я увидел обратившегося в бегство Одиссея, и я закричал [6]:
– Одиссей, что ты бежишь? Берегись, вонзят тебе в спину копье! Малодушный, на помощь!
Но Одиссей, знаменитый страдалец, не услышал меня и промчался мимо – к кораблям. Меня спас Диомед. Он подскакал ко мне и помог подняться в свою колесницу. Я взял вожжи и направил лошадей на Гектора. Оказавшись прямо перед ним, Диомед изо всех сил метнул в него дротик, но не попал, и я понял, что судьба от нас отвернулась и спасение – в бегстве.
– В бегстве? – возмутился Диомед. – Мне нестерпима мысль, что Гектор станет хвалиться, будто Диомед в страхе бежал от него!
Я же говорил: молодежь слишком печется о своей чести и поэтому проигрывает войны.
– Диомед, если он так и скажет, никто не даст ему веры, ведь люди верят победителям, а не побежденИ я обратил коней назад, в толпу бегущих воинов, Гектор звучным голосом кричал нам вслед оскорбленья, но в гуле сраженья его слова потонули.
Мы достигли рва и там остановились. Троянцы во главе с Гектором преследовали нас. В толчее воинов, коней, колесниц не было видно земли. Агамемнон громким криком побуждал ахейцев к бою, и все герои сражались плечом к плечу. Я помню, как лучник Тевкр, стоя за щитом Аякса, высматривал себе цель. Аякс отодвигал щит, и Тевкр стрелял в самую гущу троянцев. И попадал. Враги падали один за другим, пронзенные стрелами Тевкра. Ему кричали, чтобы целился в Гектора.
– Не удается попасть мне в сего свирепого пса! Дважды пытался Тевкр поразить Гектора, но, когда он целился в него в третий раз, камень, пущенный Гектором, ударил его в плечо, лук выпал из рук Тевкра, и сам он рухнул на землю. Аякс прикрыл его щитом, а двое друзей подняли и унесли, спасая от ярости Гектора.
Мы сражались отчаянно, но они гнали нас ко рву. Перейдя его, мы остановились у стены. Гектор кричал:
– Они думают, что стена защитит их, но наши кони перепрыгнут через ров, и мы остановимся не прежде, чем истребим огнем их корабли!
Ничто не могло спасти нас. Но спасло солнце. Оно пало в Океан, приведя ночь на многоплодную землю. Глаза троянцев с ненавистью смотрели на закат. А наши-с радостью. Даже война повинуется ночи.
Мы укрылись за стеной в нашем лагере возле кораблей. А Гектор в первый раз за девять лет войны не отвел войско обратно в город. Он приказал своим воинам расположиться вне городских стен. Из города пригнали быков, тучных овец, принесли сладкого вина, хлеба и леса для костра. Ветер донес до нас запах жертвоприношения. Пришедшие издалека, чтобы осаждать город, мы сами стали осажденным городом. Всю ночь мы смотрели, как пылают несчетные костры гордых троянцев. Они сияли, как сияют в черном небе звезды и луна, озаряя вершины гор и долины и согревая радостью сердце пастуха. Вспышки пламени освещали троянцев, проводящих ночь в ожидании прекрасной Зари.
 
Ахиллес
Они пришли впятером. Одиссей впереди, за ним доблестный Аякс и Феникс, любимец Зевса. Следом два вестника: Годий и Эврибат. Я сидел у себя в стане, играя на кифаре. Пышной, изящно украшенной кифаре с серебряной перекладиной, которая досталась мне среди другой добычи. Я услаждал душу, воспевая подвиги героев. Рядом со мной в молчании сидел Патрокл. И вот пришли они. Недаром прислали именно их: из всех ахейцев эти были наиболее любезны моему сердцу.
– Друзья! -воскликнул я и усадил их вокруг себя на кресла, покрытые пурпурными коврами.
Я послал Патрокла за угощением, и он вернулся с вином, мясом и хлебом. Мы вместе принялись пировать в моем жилище. Утолив жажду и голод, Одиссей, сидевший против меня, наполнил кубок и заговорил: