Гомер. Илиада
– Это Одиссей, сын Лаэрта, что рожден на скалистой Итаке, мудрый и хитрый.
– Истинно так, – отвечал Приам, – я помню его. Некогда он приходил к нам вдвоем с Менелаем, присланный за тобой. Я принимал их в собственном доме. Речь Менелая была беглой, короткой и ясной. Будучи младшим годами, не был он многословен… Одиссей же, когда поднимался говорить речь, сперва стоял тихо, потупив взгляд, будто не знал, что сказать, или был рассержен, или даже безумен. Затем раздавался могучий голос, и казалось, что его слова несутся, как снежная вьюга. Нет, никто не дерзнул бы состязаться с ним в речах и не замечал больше его невысокого роста…
После, увидев Аякса, Приам спросил и о нем:
– А тот, огромный, могучий, что превосходит всех ростом?
Я поведала ему и об Аяксе, и об Идоменее, и о других ахейских вождях. Я узнавала быстрооких ахейцев и могла рассказать о них старцу, желавшему знать все о своих противниках. Но тут появился глашатай Идей и, подойдя к Приаму, возвестил:
– Шествуй, сын Лаомедонта: вожди укротителей коней троянцев и меднодоспешных ахейцев тебя призывают выйти на поле сраженья, где они принесут святые клятвы. Парис и Менелай выйдут с длинными копьями один на один сразиться за Елену. Все остальные в знак дружбы дадут священные клятвы.
Такие слова произнес он, и Приам ужаснулся, но повелел запрячь лошадей, а когда все было готово, поднялся на колесницу, рядом с ним встал Антенор, и они понеслись через Скейские ворота в поле. Достигнув троянского и ахейского воинств, они прошествовали между ними. Навстречу им поднялись Агамемнон и Одиссей. Вестники представили жертвы для священной клятвы. В большой чаше они смешали вино и окропили руки царей водой. Затем Агамемнон вознес руки к небу и от имени всех помолился Зевсу.
– Зевс владыка, великий, преславный, и ты, Солнце всевидящее, Реки, Земля и вы, что в подземной обители караете души клятвопреступников! Будьте свидетели и хранители нашим клятвам. Если Парис поразит Менелая, пусть и Елену удержит, и все сокровища, мы же берег троянский навсегда на судах мореходных покинем. Если Париса убьет Менелай, троянцы вернут нам Елену, богатства и пеню заплатят такую, чтобы память о ней дошла до потомков. Если ж Приам и его сыновья от дани откажутся, я снова стану сражаться, пока не закончится эта война.
Так помолившись, он твердой рукой перерезал гортани овнов и положил их, в смертном трепете издыхающих жизнь, на землю. После, черпая кубком из большой чаши, вожди совершили возлияния и помолились богам. И не один из них взывал:
– Зевс всемогущий! Если кто-то дерзнет нарушить священную клятву, пусть мозг его и детей его по земле разольется, как из чаши вино!
Между тем старец Приам, царь и отец, обратился к троянцам и ахейцам:
– Я возвращаюсь в мой город, открытый ветрам. Недостанет мне сил смотреть бой моего сына с неистовым Менелаем.
Он взошел на колесницу, подле него стал Антенор, и они погнали коней к Илиону.
Настало время поединка. Гектор и Одиссей измерили место сражения. Положили в шлем два жребия, потрясли, и Одиссей, не глядя, вытянул имя того, кто будет первым бросать смертоносное копье. Судьба выбрала Париса. Воины расселись вокруг. Я видела, как Парис, мой новый муж, облачился в доспехи: прикрыл ноги поножами с серебряными пряжками, а грудь – панцирем, повесил на плечо бронзовый меч, украшенный серебряными гвоздями, взял огромный тяжелый щит. Я видела, как он надел на голову блестящий шлем и как волновался на ветру прикрепленный к нему конский хвост. Как он стиснул копье. И как Менелай, мой прежний супруг, в боевом облачении стал напротив него. На глазах у обеих ратей они пошли друг на друга с яростью в сердце. Потом остановились. И состязанье началось. Я увидела, как Парис бросил свое длинное копье. С силой вонзилось оно в крепкий щит Менелая, но медь не поддалась, копье сломалось и упало на землю. Тогда Менелай поднял свою пику и с невиданной силой метнул ее в Париса. Копье пробило щит и, проникнув в панцирь, задело Париса, ранив в бок. Менелай выхватил меч и бросился на врага. Его мощный удар пришелся на шлем, и меч не выдержал. Менелай, проклиная богов, ухватил Париса за голову и сжал его блестящий длинногривый шлем. Не выпуская его, он повлек противника к ахейскому войску. Он мертвой хваткой вцепился в Париса, распростертого на пыльной земле. Но кожаный ремешок под подбородком Приамида лопнул, и в руках у ахейца оказался один только шлем. Пустой. Закружив его в воздухе, сын Атрея повернулся к своим и швырнул ненавистный доспех прямо в войско. И тут же рванулся добивать Париса, но увидел, что тот исчез. Противник бежал, затерявшись в рядах троянских воинов.
В это мгновенье одна женщина заговорила со мной, слегка коснувшись моего одеяния. Это была старуха-ткачиха, я привезла ее из Спарты, когда-то она ткала для меня пышные ткани. Она любила меня, а я боялась ее. В тот день она подошла ко мне на башне Скейских ворот и прошептала:
– Иди, Парис ожидает тебя на ложе, он облачился в прекрасную одежду, будто вернулся не с поединка, а с праздника.
Я побледнела:
– Несчастная, зачем ты искушаешь меня? Ты бы повела меня на край света к любезному тебе воину. Сейчас, когда Менелай победил и хочет меня домой возвратить, ты обольщаешь меня… Иди к нему сама, жди, пока он назовет тебя супругой или рабыней. Я не пойду, это будет позорно. Все женщины Трои станут смеяться надо мной. Мне и так довольно страданий.
Старуха глянула на меня с яростью:
– Будь осторожна, не серди меня! Ты знаешь, я могу, покинув тебя, обратить на тебя всеобщую ненависть, и тогда ты погибнешь бедственной смертью!
Я уже говорила, что боялась ее. Старики часто внушают нам страх. Я накинула белый блестящий покров и последовала за ней. Все наблюдали за тем, что происходит в долине. И моего ухода никто не заметил. Я пошла в покои Париса и нашла его там. Одна женщина, любившая моего мужа, провела его в Трою тайным ходом и спасла ему жизнь. Старуха поставила кресло прямо перед ним. И усадила меня на него. Я подчинилась. Но смотреть ему в глаза я не могла и сказала:
– Ты вернулся с битвы? Лучше бы доблестный воин, мой прежний супруг, убил тебя. А ты похвалялся, что сильней его… Ты должен вернуться и снова вызвать его на сражение, но ты знаешь, что никогда не сумеешь одолеть Менелая.
Я помню, что Парис просил меня не упрекать его. Он сказал:
– Победил Менелай, потому что боги были на его стороне. Но в следующий раз, возможно, победа будет за мной – у меня тоже есть покровители.
А потом он позвал меня:
– Насладимся взаимной любовью!
Он спросил, помню ли я, как мы впервые сочетались любовью на острове Краная в тот день, когда он похитил меня. И добавил:
– Даже тогда не пылал я так сильно, как ныне!
Он встал и направился к ложу. А я последовала за ним.
Парис… В это самое время его искали в долине. В тот день никто бы не помог ему: ни ахеец, ни троянец, ни друг, ни враг. В те мгновения он был всем ненавистен, как черная гибель.
Пандар, Эней
ПандарМеня зовут Пандар. Я родом из Зелии. Когда я отправился защищать Трою, мой отец Ликаон сказал мне:
– Возьми коней и колесницу, чтобы вести ополчение в бой.
В нашем пышном дворце было одиннадцать великолепных колесниц, в них запрягали по два коня, вскормленных белым ячменем и пшеницей. Но я не послушался отца, не взял колесницу и отправился нэ войну только с луком и стрелами. Колесницы были слишком прекрасны для битвы. А животные – я был уверен – страдали бы от голода и от усталости. Я пожалел их. И отправился с луком и стрелами. Сейчас, будь у меня возможность вернуться назад, я бы сломал этот лук и бросил его в огонь. Зря я принес его с собой, горький мне выпал жребий.
Парис только что исчез, и оба войска в недоумении пытались понять, что же делать. Поединок окончен?
Менелай победил или Парис вернется? Именно тогда ко мне подошел Лаодок, сын Антенора, со словами: