Общая теория управления

Получается, номинально демократические конституции считаются «основным законом» во всех государствах, даже тоталитарных. Причина в том, что управлять обществом без какой-либо правовой системы в принципе невозможно. Во-первых, любое социальное управление нуждается в нормативных формах и процедурах. А во-вторых, любое право, как система формальных и общеобязательных норм, декларативно отражает в себе общую (объективную) ценность справедливости, без чего управление обществом неэффективно.
В остальном же, в управлении обществом можно по-разному толковать, казалось бы, единые для всех законы. Прежде всего, есть буквальное («по букве») и смысловое («по духу») толкование законов. Эта техническая деталь определяет собой всю суть правоотношений и правомочий людей в социальном взаимодействии, имеем ли мы дело с правовым государством или с полицейским.
С точки зрения логики права буквальное толкование текста законов неправомерно и служит лишь одному: произвольному их толкованию в пользу конкретного правительства, благодаря многозначности толкуемого слова («семантический дифференциал»). Такое толкование характерно для полицейского государства, в условиях детальной и зачастую произвольной регламентации гражданской жизни общества.
Здесь уместно будет неутопическое изречение утописта Томаса Мора о том, что «государство всегда действует в интересах не всего народа, а всего лишь особой группы людей, называющей себя государством».
Толкование текста законов «по смыслу и духу» не только правомерно и логично, но и морально, благодаря всеобщности толкуемого смысла. Но оно, к сожалению, возможно лишь в правовом государстве, при расширенном (индивидуальном) порядке взаимодействия всех людей друг с другом и государством, где отдельная личность, гражданин равноправны с обществом и правительством при разрешении споров.
Идея правового государства как примата правовой системы, независимой от реальной личности лидера(-ов) и/или автора(-ов) государства, не нова. Философы не раз говорили о «верховенстве закона» над правлением (Платон), о «властвовании закона» по праву (Аристотель) и «необходимости государства согласовывать свои действия с правом» (Кант). Но только в настоящее время для реализации этих максим были выработаны чётко определенные принципы правового государства:
– правотворчество (соблюдение законодательством абстрактности всех норм права и естественных прав человека – «правозаконность»);
– правоисполнение разделение и выборность властей, т. е. отделение правительства от законодательства и судопроизводства в процессе охранения и применения права);
– правосудие («законность», т. е. неукоснительное соблюдение равного суда для всех, даже с учётом обстоятельств, требующих милосердия).
Всё это необходимые условия для того, чтобы восторжествовал авторитет абстрактного права, примат государства, а не конкретного правительства.
Но соблюдение принципов правового государства возможно только в условиях соответствующего правосознания: признания людьми ценности действующего права вообще и ценности свободы личности, в частности. В правовых государствах конституция является законом прямого действия, поскольку ее нормы прямо применяются в судах первой инстанции.
Но даже в правовых государствах национальные интересы в реальности пока доминируют над свободой личности, ставятся выше транснациональных прав человека. Именно права человека как абстрактные права, независящие от достоинства, личных качеств и общественных заслуг конкретной личности, составляют базовую основу свободы личности в обществе. Они естественно даны каждому человеку от природы, по праву рождения, и не нуждаются в каком-либо обеспечении с чьей либо стороны, их достаточно просто соблюдать, не нарушать.
Все остальные права личности производны от прав человека, их всего восемь:
1. На жизнь (безопасность и неприкосновенность тела);
2. На собственность (в отношении своих способностей и возможностей, имущества, времени, труда, авторских и иных прав, а также частной инициативы);
3. На личную свободу («поиск счастья», индивидуальные предпочтения);
4. На равное правосудие;
5. На передвижение;
6. На участие в управлении обществом;
7. На свободу совести (веры, мыслей и чувств);
8. На свободу слова (мнений и собраний).
Таким образом, проблема организации взаимоотношений общества и государства существует с древнейших времен. И по сути дела, как бы различные авторы ни строили свои умозаключения, есть две основные позиции в данном вопросе: общество формирует государство или, наоборот, государство формирует общество. Казалось бы, ясно, что первично общество. Однако самые различные авторы, жившие в разных эпохах, представляли государство как институт, формирующий общество. Пренебрегая первичностью общества, они утверждали, что, может быть, общество и существовало вне государства, но с тех пор, как появилось государство, оно только и формирует общество.
Тем не менее, по мере развития действительно гражданского общества и повышения уровня политического сознания рядовых граждан, по мере распространения демократических ценностей и принципов государство, так или иначе, всё чаще рассматривается как инструмент общества и даже в значительной степени как обслуживающий его аппарат, персонал социального управления. Соответственно, вопросы, касающиеся правил и принципов взаимодействия социума, с одной стороны, и государственной власти, с другой, приобретают все большую актуальность и злободневность.
Социальное управление и феномен власти
Понятия обратной связи и рефлексивного управления позволяют подойти к анализу того гипертрофированного и отчасти мифологизированного восприятия феномена власти, которое до сих пор, к сожалению, распространено у многих исследователей. Общепринято понимание власти как возможности одной части системы (обычно управляющей) провоцировать другие части системы на реализацию общесистемных целей. При этом, в человеческих социумах общесистемные цели могут подменяться личными целями лидера. Поэтому чаще всего власть представляется просто «возможностью принимать и реализовывать решения» [25].
Но власть – хоть и необходимое, но недостаточное, условие управления, так как решения должны быть общими и при этом не произвольными. Самоочевидно, что эти решения должны быть необходимыми для функционирования, развития управляемой системы и общими для всех её элементов, а цели управляющей подсистемы должны быть тождественны целям управляемой системы и не расходиться с её общесистемными целями, не рассогласовываться с ними. Однако чаще исследователи склонны воспринимать власть как нечто стоящее над управляемыми системами, а не как внутрисистемное интегративное качество взаимной согласованности в движении всех её элементов.
Власть рассматривается ими как безусловная возможность воздействия на объект, и даже если грубые методы физического воздействия отвергаются, манипуляторские методы, вплоть до пресловутого «информационного зомбирования», объявляются приемлемыми и, что особенно удивительно, «рефлексивными». Насколько сознательно (рефлексивно) может быть зомбирование? К таким курьёзным утверждениям приводит отрицание ценности обратного действия во взаимодействии.
А между тем, даже управление неживым автомобилем предполагает власть над ним в широком понимании как возможность управления им со стороны водителя. И при этом, водитель на самом деле сам есть элемент движущейся машины, её управляющая подсистема, следовательно, ему не обойтись без ответственности своей жизнью за правильность взаимодействия с машиной и её окружающей средой во время её эксплуатации и вождения. (Даже если мы говорим о дистанционном управлении машиной и использовании автопилота, всё равно субъект управления лишь кажется внешним отношению к машине и является внутренним элементом более масштабной машины, включающей в себя автоматизированную систему управления движущейся машины).