Каждый вдох
Это было почти месяц назад. Они несколько раз созванивались, но это мало помогало, к тому же Джош не звонил уже неделю. Хоуп с радостью перевела бы время назад и начала все сначала, но вместе с тем ей хотелось, чтобы Джошу было так же плохо, как ей, и чтобы он извинился. В том споре Джош реагировал чересчур бурно, с преувеличенной яростью: казалось, ему недостаточно воткнуть нож ей в сердце, нужно еще и жестоко его провернуть. Изменится ли он хоть когда-нибудь? А если нет, с чем останется Хоуп? Со своими тридцатью шестью годами и отсутствием мужа? Меньше всего на свете она хотела бы снова начинать поиски. Даже думать об этом было невыносимо. Ходить по барам и принимать ухаживания таких, как приятели Джоша? Вот уж нет, спасибо! Не может быть, чтобы шесть лет, отданные Джошу, оказались пустой тратой времени. Иногда он доводит ее до белого каления, но ведь в нем столько хорошего…
Хоуп допила кофе. Вдалеке вдоль кромки воды шел какой-то человек. Скотти пронесся мимо него, распугав стаю чаек. Хоуп хотелось позабыть обо всем, уйдя в созерцание океанской глади, мерцавшей золотом в утреннем свете. Океан был величественно спокоен – отец когда-то рассказывал, что такое спокойствие обманчиво и означает надвигающийся шторм, но Хоуп решила не говорить об этом Эллен, если та снова позвонит.
Хоуп провела рукой по волосам, заправив за ухо выбившиеся пряди. Полупрозрачные облачка на горизонте наверняка рассеются, когда солнце поднимется выше. День обещает быть прекрасным для бокала вина с сыром и крекерами, а то и устрицами на половинке раковины. Добавить еще свечи и страстный «ритм-энд-блюз»…
Почему в голову лезут такие мысли?
Со вздохом Хоуп снова посмотрела на океан, вспоминая, как в детстве часами играла в таких небольших волнах – каталась на буги-борде или подныривала под гребень волны, и вся масса воды проносилась над головой. Часто к купаниям присоединялся отец… От этого воспоминания ей снова стало грустно.
Вряд ли папа еще когда-нибудь войдет в океан.
Рассеянно глядя вдаль, Хоуп напомнила себе, что ей вообще грех жаловаться. Ей не приходится думать о том, где найти пищу или ночлег, она пьет чистую воду, не рискуя подхватить холеру или дизентерию, у нее есть одежда, образование и много чего еще.
Отец со своим надгробным словом опавшему листу не хотел бы, чтобы Хоуп терзалась из-за него, а Джош, скорее всего, вернется. Расставания у них не длились дольше полутора месяцев, и всякий раз Джош первым делал шаг к примирению. Хоуп исповедовала принцип «если любишь, отпусти; если любит, вернется». Здравый смысл подсказывал, что умолять кого-то остаться – почти то же самое, что умолять о любви, а Хоуп была достаточно умна, чтобы понимать – так не бывает.
Отвернувшись, она вновь побрела вдоль берега. Прикрыв глаза ладонью, Хоуп высматривала Скотти, но пса нигде не было. Она оглянулась, удивившись, как это он проскочил мимо, однако Скотти не оказалось и сзади – пляж был совершенно пуст. Хоуп забеспокоилась: на прогулках ей иногда приходилось по нескольку секунд искать питомца, но Скотти не из тех собак, которые убегают. Хоуп подумала, что он мог погнаться за птицами по мелководью, и его подхватила отступающая волна, но пес никогда не заходил далеко. Не растворился же он в воздухе, в самом деле!
И тут Хоуп увидела, как кто-то спускается по склону ближайшей дюны. Отца бы возмутило такое отношение к природе: дюны хрупкие, люди должны ходить по деревянным настилам, если им нужно на пляж, но… да и ладно. У нее есть заботы поважнее.
Осмотревшись, Хоуп вновь бросила взгляд на спускающегося человека. Он уже сбежал на берег, и она направилась ему навстречу, чтобы спросить, не видел ли он Скотти. Что еще предпринять, Хоуп не знала. Она рассеянно заметила, что незнакомец что-то несет (ноша сливалась с белой рубашкой), и только через несколько секунд поняла – на руках у него Скотти. Хоуп сразу прибавила шагу.
Незнакомец двигался почти с животной грацией. Он был одет в выцветшие джинсы и белую рубашку, расстегнутую до середины и не скрывающую мускулистую грудь – свидетельство активной жизни и физической работы. У него были темно-синие, как вечернее небо, глаза и черные волосы, начинавшие седеть на висках. Когда мужчина робко улыбнулся, Хоуп заметила ямочку у него на подбородке. Его лицо неожиданно показалось знакомым, и Хоуп вдруг посетило странное чувство, что они знают друг друга всю жизнь.
Сансет-Бич
Тру не догадывался, о чем думала Хоуп, идя ему навстречу, но отвернуться он не мог. Незнакомка была в выгоревших джинсах, босоножках и желтой блузке без рукавов с глубоким V-образным вырезом. С гладкой, слегка загорелой кожей и темно-рыжими волосами, обрамлявшими высокие скулы, она прямо-таки притягивала взгляд. Голубые глаза расширились, выдавая какое-то душевное движение – облегчение, благодарность, удивление? – когда она остановилась перед ним, затаив дыхание. Словно позабыв все слова, они стояли и смотрели друг на друга, пока Тру не кашлянул.
– Полагаю, это ваша собака? – уточнил он, протягивая девушке пса.
Хоуп уловила акцент, немного напоминавший британский или австралийский. Этого оказалось достаточно, чтобы разрушить чары. Она протянула руки к Скотти.
– А почему вы держите мою собаку?
Передавая пса, Тру объяснил, что случилось. А терьер тут же принялся лизать хозяйке руки, радостно поскуливая.
– Вы хотите сказать, что его сбила машина?! – ахнула Хоуп с паническими нотками в голосе.
– Я знаю только то, что слышал. Когда я нашел его, пес не мог ступить на заднюю лапу и дрожал.
– Но машины вы не видели?
– Нет.
– Странно.
– Может, Скотти задело вскользь, и когда он отскочил, в машине решили, что собака не пострадала.
Тру смотрел, как Хоуп осторожно ощупывает лапы пса. Скотти не скулил, а напротив, даже восторженно заерзал. Тру видел озабоченность на лице девушки, когда она наконец опустила питомца на песок. Пока терьер убегал в сторону, она смотрела ему вслед.
– Не хромает, – отметила Хоуп. Краем глаза она видела, что незнакомец тоже наблюдает за Скотти.
– Вроде бы нет, – согласился Тру.
– Вы считаете, его нужно показать ветеринару?
– Я не знаю.
Скотти заметил впереди новую стаю чаек и рванул к ним. Бросившись на одну из птиц, он тут же отскочил и свернул широкой дугой, не сбавляя хода. Потом, почти прижавшись носом к песку, пес потрусил в направлении коттеджа.
– Похоже, с ним все в порядке, – пробормотала Хоуп скорее себе, чем собеседнику.
– Да, энергии хоть отбавляй.
«Ты даже представить себе не можешь», – подумала она.
– Спасибо, что поднялись за ним и вернули на пляж.
– Рад был помочь. А вы, случайно, не знаете, где поблизости можно купить чашку кофе?
– В эту сторону только коттеджи. За пирсом есть «Клэнси», ресторан с баром, но он, по-моему, откроется после двенадцати.
Хоуп хорошо понимала обескураженное выражение на лице незнакомца: утро без кофе отвратительно. Будь она волшебницей, постаралась бы, чтобы исчезло само понятие подобного безобразия. Скотти убежал еще дальше, и Хоуп показала на пса:
– Мне, наверное, нужно за ним присмотреть.
– Я тоже шел в эту сторону, – признался Тру и повернулся к ней: – Вы позволите пройтись с вами?
Едва он спросил, как Хоуп ощутила незнакомый трепет. Этот взгляд, глубокие переливы голоса, лениво-небрежные, но грациозные движения отзывались в ней некоей вибрацией, как от натянутой струны. От удивления ее первым порывом было отказать. Прежняя Хоуп – та, которой она всегда была, – сделала бы это автоматически и незамедлительно, но сейчас в ней пересилило какое-то новое, совсем незнакомое чувство.
– Безусловно, – ответила Хоуп.
Даже в тот момент она совершенно не понимала, почему согласилась. Не поняла она этого и много лет спустя. Легко было бы списать все на волнения, выбившие ее из колеи, но Хоуп чувствовала – дело не только в этом. В конце концов она пришла к выводу, что, хотя они еще не успели толком познакомиться, Тру пробудил в ней то, чего она в себе не подозревала, – нечто совершенно естественное, но непривычное.