Добейся меня, герой

– Ты сказал, что я могу брать все, что хочу. Я захотела «Поп-тартс».
– Ты их все съела.
– Откуда у тебя вообще «Поп-тартс»? – Даниэль встала и скрестила руки на груди. – Ты совсем не похож на тех, кто ест такое печенье.
– А мне нравится. Я его обычно ем после работы на улице.
– Ты работаешь на улице?
– Да, – ответил он, – у меня есть лошади.
Внезапно все ее раздражение улетучилось, словно по волшебству.
– У тебя есть лошади? – Даниэль было сложно скрыть трепет в голосе.
– Да, – ответил Джошуа.
– Можно… можно на них посмотреть?
– Если хочешь.
Даниэль проверила радиус приема радионяни, от этого зависело, как далеко от дома находились лошади.
– А дом виден из конюшни? Или где ты их держишь?
– Да, это прямо через подъездную аллею от дома.
– А можно взглянуть на них сейчас?
– Даже не знаю. Ты съела все мое печенье. Более того, ты бросила последнее на пол.
– Извини, пожалуйста, за «Поп-тартс». Но я уверена, что человек, оборудовавший детскую комнату менее чем за двадцать четыре часа, безусловно, может приобрести «Поп-тартс» в мгновение ока.
– А еще я просто могу сходить в магазин.
Даниэль с трудом могла себе представить, чтобы такой мужчина, как Джошуа Грейсон, расхаживал по продуктовому магазину. От этого она даже засмеялась.
– Что? – спросил Джошуа.
– Я просто представила тебя в супермаркете. Всего лишь.
– Что ж, я хожу в магазин. Потому что люблю еду. Такую, как «Поп-тартс».
– Моя мама никогда бы не купила их мне, – сказала Даниэль. – Они слишком дорогие.
Джошуа усмехнулся.
– «Моя мама никогда бы не купила их мне», – повторил он.
– Вот почему круто быть взрослым, даже когда жизнь отстой.
– Есть «Поп-тартс» когда захочешь?
– Ага.
– Похоже на заниженную планку.
Она приподняла плечо.
– Может быть, но зато вкусно.
– Справедливо, – согласился он. – Ну, а теперь давай пойдем смотреть на лошадей.
Джошуа не знал, чего ожидать, беря Даниэль смотреть лошадей. Он был раздражен тем, что она съела его любимый полдник. А еще его разозлило то, что ему пришлось объяснять, на что он тратит свое время и какую пищу употребляет.
Он не любил объясняться.
Но потом Даниэль увидела лошадей. Все его раздражение улетучилось, когда он взглянул на ее лицо. Оно было наполнено… изумлением. Полное изумление над тем, что он принимал как должное.
Тот факт, что он был вынужден приобрести этих лошадей при переезде в это место, приводил его в ужас. В детстве он ненавидел заниматься хозяйством. Но в последние годы его мировоззрение начало меняться. Он обнаружил, что ищет место, где осесть, пустить корни, – в общем, дом.
Хорошо или плохо, но это был дом. Не только туманное побережье Орегона, не только город Купер-Ридж. Но и ранчо. Лошади. Утро, проведенное верхом под восходящим золотым солнцем.
Да, это был дом.
И сейчас он видел, что его любимое ранчо стало для Даниэль чем-то большим, чем временное пристанище.
Сегодня на ней не было шапочки. Темно-каштановые волосы безжизненно свисали, черты бледного лица заострились. Она была похожа на эльфийку, но Джошуа никогда не назвал бы ее красавицей, хотя в ней было что-то пленительное. Что-то чарующее. Наблюдать за ней рядом с большими животными было так же интересно, как смотреть футбол. Правда, он не мог понять почему.
– Ты не росла среди лошадей?
– Нет, – ответила Даниэль, робко шагнув к загону. – Я выросла в Портленде.
Джошуа кивнул:
– Ясно.
– Все время в квартире, – сказала она. – Мне кажется, когда-то у нас была лошадь. Я точно не помню. Мы постоянно переезжали. Иногда мы жили в местах получше, у ухажеров моей мамы.
– Понятно.
Джошуа рос в одном-единственном доме. Его семья никогда не переезжала. Родители до сих пор живут на ферме, наследуемой их семьей на протяжении нескольких поколений. Сам он уехал из родительского дома, чтобы учиться в колледже и начать свой бизнес, но это другое, потому что он знает, что всегда может вернуться домой.
– Ты вернешься в Портленд, когда закончишь здесь? – спросил он.
– Не знаю, – ответила Даниэль. – У меня никогда не было возможности выбрать, где жить.
Джошуа вдруг вспомнил, что она очень молода.
– Тебе ведь двадцать два?
– Да, – ответила она, ощетинившись. – Так что у меня действительно не было возможности подумать о том, чем я хочу заниматься, кем быть. Когда я вырасту и все такое.
– Понятно, – сказал Джошуа.
Что касается его самого, то у него не было цели до тех пор, пока он не закончил школу, пока не решил для себя, что не будет связывать свою жизнь с фермерством в Купер-Ридж. И вот тогда он уехал из родного города. Он хотел большего. Он поступил в школу маркетинга, так как хорошо разбирался в продажах. Он умел продавать идеи. Продукты. Он не создавал их и не придумывал, но мог убедить покупателя в том, что тот не сможет прожить без них.
Джошуа был из тех, кто соломинку превращает в золото.
Ему всегда нравилась его работа, но она приносила бы ему больше удовлетворения, если бы он начал свою карьеру с создания совместного с сестрой и братом бизнеса. Если бы еще тогда имел возможность продавать неординарный талант Фейт, чем он сейчас и занимается. Работа превратилась для него в страсть. А сам он стал ценным кадром, в котором все нуждаются. Ведь идеи есть у многих людей, но меньше половины претворяют их в жизнь и доводят начатое до конца. И меньше половины из этой половины знают, как донести их до потребителя. Вот тут на сцену выходит он.
Свою первую корпоративную стажировку Джошуа прошел в двадцать лет и поэтому не мог представить, как можно не иметь цели в двадцать два. Но с другой стороны, у Даниэль есть ребенок. Но тогда сразу встает вопрос: зачем в таком раннем возрасте рожать детей?
Джошуа совсем не нравилось думать о детях.
– Ты осуждаешь меня, – сказала Даниэль, отступая от загона.
– Нет, не осуждаю. Подойди ближе. Погладь их.
Она посмотрела на него, и ее глаза восторженно расширились.
– Можно? – с надеждой спросила она.
– Конечно, можно. Они не укусят. Точнее, могут, просто не надо совать пальцы в пасть.
– Даже не знаю, – произнесла она, пряча руки в карманы.
Джошуа видел, что ей очень хочется погладить лошадей, но она боится.
– Даниэль, – сказал он, – не бойся.
Она с удивлением посмотрела на него, услышав свое имя.
Вынув руку из кармана, она сделала робкий шаг вперед, а затем отдернула руку.
У Джошуа кончилось терпение. Одно дело – слушать ее рассказы о том, как она не знала, кем хочет стать, когда вырастет, и совсем другое – видеть, как она борется с боязнью прикоснуться к лошади. Он шагнул вперед, обхватил пальцами ее запястье и притянул к загону.
– Все в порядке, – заверил он.
Мгновение спустя он понял, что сделал. Более того, он отметил, что она очень теплая, что у нее мягкая кожа.
И что она очень тоненькая.
Странная комбинация чувств охватила его тело. Сострадание сжало его сердце, а похоть – его пах.
Джошуа стиснул зубы.
– Давай.
Он заметил, как ее лицо налилось краской. Ему стало интересно, это от злости или у нее возникли те же ощущения, что и у него. Но это не важно.
– Погладь, – настаивал он, притягивая ее руку ближе. – Вот так, держи ладонь открытой.
Она послушалась, он отпустил ее руку и отступил назад, стараясь игнорировать ощущения от прикосновения к ее коже.
Одна из его лошадей – серая кобыла по имени Блю – подошла и прижалась носом к протянутой руке Даниэль. Даниэль издала резкий звук потрясения и отвела руку, а затем хихикнула.
– У нее мягкие усы.
– Да, – кивнул он, улыбнувшись. – И она очень нежная, так что ты не должна ее бояться.
– Я ничего не боюсь, – заявила Даниэль, снова протягивая руку лошади и позволяя ей ее понюхать.
Джошуа не верил, что она ничего не боится. Да, она достаточно жесткая, но в то же время и очень хрупкая. Она из тех, кто выдержит побои, но сломается, если удар придется в уязвимое место.