Вино богов
Герцог Вассант глубоко вздохнул и изрек:
— Надеюсь, нынче вечером я маленько расквитался за свое отсутствие, но знаю: я всегда буду жалеть, что не пошел с вами.
Аматус едва заметно кивнул — так, как учил его Голиас, ибо «если ты совершил добро, оно заслуживает похвалы, даже если тебе самому кажется, что ты этого недостоин».
Он спел еще несколько песен, и пел неплохо, но без того чудесного вдохновения, с которым пел «Пенна Пайк». Но что тут поделаешь? Чудо являлось тогда, когда само того хотело.
Но сейчас принц был среди друзей, вне опасности, в тепле, и знал, что с чумой скоро будет покончено. Аматус бесконечно жалел тех людей, что погибли и могли стать вампирами, но радовался тому, что главный вампир — не Голиас. Этого он бы просто не вынес.
Глава 6
РАННЯЯ РОСА
Лютня уже давно лежала в футляре, камин погас, свечи оплыли, вот-вот должна была взойти луна и залить своим серебряным светом крыши домов. Компания перебралась в спальню Каллиопы, где ждала появления вампира. Балконная дверь была распахнута настежь, в комнату проникала ночная прохлада. У самых дверей встали сэр Джон Слитгиз-зард и Кособокий, вооруженные садовыми решетками, увитыми чесноком, и готовые отрезать вампиру путь к отступлению. Каллиопа, нацепив гирлянду из сухих чесночных цветов, улеглась в постель и притворилась спящей. Было решено создать в спальне такую обстановку, словно тут ничего не изменилось, чтобы вампир не сразу заподозрил неладное.
Угрюмый и молчаливый, словно смерть, неподалеку от постели Каллиопы стоял герцог Вассант с фонарем, прикрытым тряпкой, солидным запасом осиновых кольев и острющим топором.
Аматус притаился в небольшом алькове, готовый встать между вампиром и кроватью девушки. Он также запасся осиновым колом и палицей.
План был такой: как только вампиру будет отрезан путь к отступлению, Кособокий и сэр Джон Слитгиз-зард схватят его и повалят на пол. Затем Аматус должен будет проткнуть грудь вампира осиновым колом, а герцог — отрубить голову. Затем предполагалось сжечь тело вампира в камине, а набитую чесноком голову захоронить на ближайшем перепутье. Именно так истребляли в Королевстве вампиров с незапамятных времен. Детишек учили этой полезной процедуре тогда же, когда обучали тому, какие слова следует произносить на свадьбах, как продолжать фамильное ремесло, и когда в их несмышленые головки вдалбливали, как вредно пить в нежном возрасте Вино Богов.
Аматус сидел на корточках, прижавшись спиной к стене, и все вспоминал их последний разговор с Каллиопой. Как раз перед тем, как решили погасить свечи, она вновь отказалась признаться в том, кто же главный вампир.
— Я могу сказать одно, потому что и я стояла на этой страшной дороге… Все это отвратительно и мерзко для самого вампира. В каком-то смысле это-то и есть самое страшное. Он жаждет освобождения…
— И все-таки скажите хотя бы: это он или она? Каллиопа покачала головой, и огненный шелк ее волос вспыхнул в свете свечей. Все же пока к ее волосам не вернулся их подлинный цвет.
— Когда вы увидите, кто это, вы будете потрясены до глубины души. Главное, не забудьте о том, что все равно вы обязаны будете исполнить весь обряд убиения вампира до конца. Можете поверить мне на слово: в вампире не осталось ни капельки жизни. Он совершенно бессмертен, но жутко страдает и жаждет лишь одного — скорейшего освобождения. Очень может быть, что в тот миг, когда вы пронзите его сердце осиновым колом, вампир поблагодарит вас и благословит, когда изо рта его начнет вырываться кровавая пена.
— Следовательно, разговаривать нам с ним не следует? — спросил сэр Джон. — Он может нас заколдовать?
— В книгах такого не написано, сэр Джон, — возразил Аматус. — Вампиры могут заколдовать только тех, кто не готов к встрече с ними, как змея гипнотизирует кролика. Случается, наверное, что и заколдует кого-то вампир, но всех нас сразу заколдовать он не сумеет. Может быть, кто-то из нас на миг окаменеет, но тогда остальным нужно будет заменить его.
— Все равно, — решительно проговорила Каллиопа. — Вы можете, конечно, не прислушаться к моему совету, но разговаривать с вампиром лучше не стоит. Он станет просить о милости, умолять поскорее убить его, но страсть остаться бессмертным может возобладать в нем, и тогда он выкинет что-нибудь такое, к чему мы не готовы.
И вот теперь Аматус сидел, время от времени потирая затекшие ноги, и размышлял. Он понимал, что намеков у него — больше, чем достаточно. Он уже несколько раз перебрал в уме всех подозреваемых, и одно имя так и просилось на язык, но произнести его принц не решался. Он как бы знал, кто это, но не позволял себе этого знать.
Не было никого, о ком бы он думал, надеясь, что вампир — это он, но были многие, о ком он думал, надеясь, что это не так.
Вампиры, судя по тому, что было о них написано в старинных книгах, имели разное происхождение. Порой они появлялись вследствие самоубийства, иной раз — вследствие отцовского проклятия, бывало — и из-за дурного расположения звезд, из-за злых дел, а бывало — и потому, что человек склонялся к этому пути. Иногда вампирство и вообще проистекало из неправильного захоронения покойника. Случалось, что жуткий грешник и злодей, успевший уже сгнить в могиле до костей, но при этом при жизни желавший жить вечно и плевавший на тех, кому причинил зло, в действительности, сам того не сознавая, мечтал превратиться в вампира, и почти всегда этой мечты было достаточно для того, чтобы она осуществилась.
В конце одной из таких книг был приведен перечень поступков, которые время от времени превращали людей в вампиров: извращенная похоть, жажда мести, убийство на почве инцеста, смерть от родов в стенах Храма Мертвых, безумная страсть к умершему человеку, желание умереть, приводящее к самому краю могилы, неуемная жажда наслаждений, выражающаяся в пьянстве и дебошах, случайная любовная связь с призраком и еще множество грехов, причем некоторые из них были настолько необычны, что даже трудно было представить, что кто-то на такое способен.
Аматус в который раз в уме пробегал глазами этот перечень. По меньшей мере вампиром не могли быть его отец, Седрик и Родерик, потому что все трое находились этажом ниже с резервным отрядом гвардейцев. Если ударному отряду не удастся уничтожить вампира, хотя бы они увидят, кто это.
И тут что-то темное, похожее на птицу, появилось на фоне окна. Крыльев у вампиров не было, и то, как они умудрялись летать, оставалось загадкой. Но они носили просторную одежду, скрывавшую их уродливые тела. Вот вампир снова пересек балкон, и Аматус разглядел его получше. То была фигура человека, вытянувшегося во весь рост и обернувшегося широким плащом.
Еще один круг по балкону, на сей раз более широкий, и все стало понятно. Вампир не махал крыльями и не летал, но и не ходил по воздуху. Он стоял и при этом передвигался. Его силуэт на фоне окна вырастал на глазах. Кособокий и сэр Джон шагнули к двери и подхватили решетки, увитые чесноком.
Затем последовало несколько крайне неприятных моментов. Принц разглядел босые шипастые ноги вампира под плащом, заканчивающиеся жуткими загнутыми когтями. Затем из-под плаща протянулась рука — огромная и длинная. Ее кисть была вдвое больше лица страшного создания и напоминала лапу какого-то заколдованного и искореженного морского зверя.
Вампир проник в окно бесшумно: его плащ трепетал, но его полы не хлопали. Повеяло запахом старой влажной могилы. Вампир влетел и встал в круге лунного света.
Быстро, беззвучно сэр Джон и Кособокий сомкнули за спиной у вампира увитые чесночными плетями решетки. Свет луны на миг померк, вампир резко обернулся, но было поздно. Он сделал один лишь шаг, и стало ясно, что он не в состоянии приблизиться к чесночному заграждению.
Послышался скрип и звон железа. Сэр Джон сдернул тряпку с фонаря. Свет его после долгого пребывания во мраке показался просто-таки ослепительным.
— Итак, — произнесла закутанная в плащ фигура. — Наконец. Это случилось.