Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет
Мотор вдруг стал захлебываться. «Свечи! – мелькнуло у Клерфэ. – Будь они неладны!» А все оттого, что за рулем бог знает о чем думаешь, только не о дороге. Он переключился на нейтраль, дал машине скатиться вниз своим ходом и только внизу, на ровном месте, остановился, вылез и задрал капот.
Ну, конечно, как всегда, это были свечи, залило второй и четвертый цилиндры. Он их вывернул, снова ввинтил и запустил мотор. Машина завелась, и Клерфэ несколько раз выжал и отпустил педаль акселератора, удаляя из цилиндров излишки топлива – мотор взревел. А едва выпрямился – сразу увидел сани в парной упряжке: напуганные ревом мотора, лошади вздыбились и теперь неслись прямо на него. Он кинулся навстречу, схватил ближнюю кобылу под уздцы, повис, дал себя протащить…
Взбрыкнув еще пару раз, лошадки замерли. Они дрожали, все еще всхрапывая, пар их жаркого дыхания клубами застилал морды. Было что-то зверское, даже первобытное в их испуганно ширяющих глазах. Клерфэ осторожно отпустил удила. Лошади не шелохнулись, только фыркали, позвякивая бубенцами. Породистые, отборные лошади, не какие-нибудь гужевые клячи.
Рослый, крупный мужчина в черной меховой папахе, встав с облучка, ласковыми словами тоже пытался успокоить лошадей.
Подле него, судорожно вцепившись в подлокотники, сидела молодая женщина. Смуглое от загара лицо, очень светлые глаза.
– Сожалею, что напугал вас, – сказал Клерфэ. – Как-то не подумал, что здешние лошади все еще не привыкли к машинам.
Мужчина продолжал увещевать лошадок, потом наконец отпустил поводья и нехотя обернулся к нему.
– К машинам, от которых столько шуму, да, не привыкли, – неприязненно бросил он. – Но уж как-нибудь я бы их удержал. Хотя спасибо, конечно, что вы спасать нас решили.
Вскинув глаза, Клерфэ узрел над собой надменную физиономию и встретил холодный взгляд, в котором читалась легкая издевка: лишь для вида сохраняя учтивость, возница явно потешался над его никчемным геройством. Даже и не припомнить, когда в последний раз он видел человека, до такой степени неприятного с первого взгляда.
– Я спасал вовсе не вас, а свою машину, – заметил он сухо.
– Надеюсь, вы не испачкались понапрасну.
Мужчина уже снова смотрел на лошадей. Клерфэ перевел глаза на женщину. «Ах вон что, – пронеслось в голове. – Этот желает остаться в героях сам».
– Нет, не испачкался, – отчеканил он в ответ. – Меня не так-то просто испачкать.
Санаторий «Белла Виста», водрузившись на пригорке, на деревню поглядывал свысока. Клерфэ поставил машину на площадке перед воротами, где в ожидании седоков дежурили на санях ямщики. Он заглушил мотор, потом накрыл капот кожухом, чтобы не остыл.
– Клерфэ! – донеслось до него издали.
Он обернулся и, к немалому своему изумлению, увидел Хольмана, который уже бежал к нему по дорожке. А он-то думал, что Хольман лежачий.
– Клерфэ! – орал Хольман. – Неужто это правда ты?
– Как видишь. А ты, как я погляжу, на ногах. Я-то думал, ты лежачий.
Хольман рассмеялся:
– Лежачий – это здесь немодно. – Он дружески хлопнул Клерфэ по спине, а сам не отрывал глаз от машины. – Я рев нашего «Джузеппе» еще издали услышал, но решил, что почудилось. Ну а потом увидел, как вы с ним в горку взлетаете. Вот уж сюрприз так сюрприз! Ты откуда?
– Из Монте-Карло.
– Ну надо же! – Хольман все никак не мог успокоиться. – Да еще на «Джузеппе», на нашем старикане «Джузеппе». А я-то думал, вы совсем меня позабыли.
Он ласково погладил корпус машины. Еще бы – он как-никак полдюжины гонок на штурманском месте в «Джузеппе» отбарабанил. Да и первое серьезное кровотечение у него тоже прямо в машине открылось.
– Ведь это все еще наш старина «Джузеппе», верно? Или уже его младший брат?
– «Джузеппе», он самый. Только уже не гоняется. Я выкупил его у фирмы. Он теперь на покое.
– Как и я.
Клерфэ вскинул глаза:
– Ты-то не на покое. Ты в отпуске.
– Уже целый год! Какой там, к черту, отпуск! Но пошли же! Такую встречу – и не отметить? Что ты пьешь? По-прежнему водку?
Клерфэ кивнул:
– А у вас что – и водку подают?
– Гостям – все что угодно. У нас тут все по-современному.
– Похоже на то. С виду вообще отель как отель.
– Это тоже входит в курс лечения. Новомодная теория. Мы как бы не пациенты, а просто на курорте. Слова «болезнь» и «смерть» вообще под запретом. Их как бы и не существует вовсе. Прикладная психология. Якобы очень укрепляет моральный дух; хотя люди все равно мрут. А в Монте-Карло зачем? В ралли участвовал?
– Ну да. Ты что, про спорт даже не читаешь?
Хольман на миг смутился:
– Сначала читал. А потом бросил. Идиотство, да?
– Да нет, разумно. Еще начитаешься, когда снова ездить начнешь.
– Ну да, – хмыкнул Хольман. – Когда снова ездить начну. Когда сорву самый большой куш в лотерею. С кем ты на ралли-то ехал?
– С Торриани.
Они уже подходили к подъезду. Склоны вокруг окрасились багрянцем заката. Лыжники черными запятыми проносились по розовым сугробам.
– Красиво тут у вас, – заметил Клерфэ.
– Ага, красивенькая тюряга.
Клерфэ промолчал. Он видывал совсем другие тюряги.
– Ты теперь постоянно с Торриани ездишь? – спросил Хольман.
– Да нет. То с одним, то с другим. Тебя жду.
Это была неправда. Вот уже полгода на всех гонках у него напарником был Торриани. Но раз уж Хольман не следит больше за спортивными новостями, ложь сорвалась с языка сама собой.
И подействовала на Хольмана не хуже выпивки. На лбу у него внезапно выступили бисеринки пота.
– Что-нибудь словил на ралли? – спросил он.
– Да нет. Поздновато пришли.
– Откуда ехали?
– Из Вены. Идиотская затея. Каждый советский патруль нас останавливал. Как будто мы самого Сталина похитили или динамит везем. Да я и не собирался выигрывать, только новую машину обкатать. Ну и дороги у них там, в советской зоне, скажу я тебе! Каменный век.
Хольман рассмеялся:
– Отомстил-таки советский Джузеппе 2 своему тезке! А до того – где еще гонялся?
Клерфэ предостерегающе вскинул руку:
– Давай лучше выпьем. И сделай одолжение, хотя бы в первые дни, ради меня, будем говорить о чем угодно, только не о гонках и не о машинах.
– Клерфэ, старина! О чем же еще?
– Только в первые дни.
– Да что с тобой? В чем дело?
– Ни в чем. Просто устал. Хочу отдохнуть и хотя бы несколько дней ничего не слышать об этом безумии, когда живых людей засовывают в жестяные таратайки и заставляют мчаться наперегонки. Да ты и сам знаешь.
– Знаю, конечно, – отозвался Хольман. – И все-таки в чем дело? Что случилось?
– Да ничего, – с раздражением отмахнулся Клерфэ. – Обычные суеверия, как у всех. Мой контракт истекает, а его все еще не продлили. Боюсь беду накликать. Вот и все.
– Клерфэ, не крути, скажи прямо: кто разбился?
– Феррер. В этой дурацкой, игрушечной гонке на побережье.
– Насмерть?
– Пока что нет. Но ему уже ампутировали ногу. А эта сумасшедшая дура, что таскается за ним повсюду, эта самозванка-баронесса, отказывается даже его навестить. Засела в казино и ревет. Ей, видите ли, не нужен калека. Все, мне срочно надо выпить. Мой последний коньяк выхлебал алкаш на снегоуборщике. Но даже он куда благоразумнее нас: его бульдозер больше пяти километров в час не дает.
Они сидели в вестибюле за маленьким столиком у окна. Клерфэ как бы невзначай поглядывал по сторонам.
– Это что, все больные?
– Да нет. Есть и здоровые, посетители.
– Ну конечно! Больные – это те, которые бледные.
Хольман рассмеялся:
– Они-то как раз здоровые. А бледные, потому что приехали недавно. Зато вот загорелые, как альпинисты – это как раз больные и есть, ведь они здесь давно.
Официантка принесла заказ: стакан апельсинового сока Хольману и графинчик водки для Клерфэ.