Прыг-скок-кувырок, или Мысли о свадьбе
Серьезно. Найдите в «Гугле» картинку кокосового ореха. Я подожду. Потому как вам и впрямь надо получить полное представление, насколько я был ошарашен, увидев то, что у него болталось. Секунд двадцать понадобилось мне, чтобы избавиться от этого мудежа в башке и накинуться с руганью на них обоих.
Все это, вызывавшее ночные кошмары, убеждает меня, что, когда я нашел Клэр, я знал: все на свете сделаю, чтобы никогда больше не потерять ее.
Может, мы и сделали все через задницу, только я бы не стал ничего менять. Весь мир для меня в Клэр и Гэвине, и я хочу оформить это официально. Хочу, чтоб она знала: ничто не в силах оторвать меня от них, и я с ними до последнего. А нервы оставим в стороне. Я улыбаюсь, любуясь на свое будущее и приличный кусок сбережений, уместившихся в маленькую бархатную коробочку. Закрываю крышку со щелчком как раз в тот миг, когда порог кухни переступает Дрю, позвякивая связкой ключей, которую он нанизал на указательный палец и старается держать как можно дальше от себя.
– Значит, ты и впрямь собираешься это сделать, а? Лучше поостеречься, чем обжечься.
Гэвину тоже приспичило именно в этот момент вбежать в комнату, и я подхватил его на руки, не успев выяснить у Дрю, чего это он уже второй раз за месяц теряет ключи в моем туалете.
– А почему дядя Дрю посуду моет? – спрашивает Гэвин, обхватывая меня руками за шею.
– Я не посуду мою. Я мою свои ключи, – объясняет Дрю, стоя к нам спиной и пытаясь выловить в воде связку. Выхватывает, наконец, ключи и поворачивается к нам, обдавая нас с Гэвином брызгами.
– Ключи не моют. Это глупо, – серьезно отзывается Гэвин.
– Ась, приветик? И ты ключи станешь мыть. Особенно если на них твои какашки, поскольку они побывали у тебя в уборной, – произносит в ответ Дрю, стряхивая капли с кольца связки.
– Я на ключи не какаю! – сердито вопит Гэвин. – Это ТЫ на ключи какаешь. Я тебя головой в туалет засуну.
Тут бы мне, наверное, стоило вмешаться, но порой такое для меня – радость бренного дня. Размыкаю руки Гэвина на шее и опускаю его на пол.
– Лады, хватит. Гэвин, иди к себе и возьми бейсболку. Уже почти пора заехать за мамочкой и идти смотреть игру.
Гэвин уносится, но прежде успевает бросить сердитый взгляд на Дрю.
– Чел, у этого ребенка проблемы с сердитками. Надеюсь, ночью ты спишь вполглаза, – бормочет Дрю, глядя вслед убегающему Гэвину. Он вновь поворачивается ко мне и складывает руки на груди. – Ты, значит, последовал моему совету и решил сделать предложение на бейсболе? Мило. Хорошее дело.
– Как ни больно мне в том признаваться, но идея и впрямь была хорошей. Один малый на работе принес кучу бесплатных билетов на сегодняшнюю игру «Индейцев», потому как его дочка работает билетершей в «Прогрессив филд» [13]. Малый говорит, что больше не разрешается просто заплатить – и любуйся себе на табло с сообщением о твоей помолвке. Он дал мне рабочий телефон своей дочери, и та рассказала мне про весь их пакет услуг для делающих предложение. Так что за три сотни я теперь имею честь быть обладателем полного пакета «Кливлендского индейца», – горделиво разъясняю я.
– Эти три сотни долларов дадут гарантию, что в этом году они хоть одну игру выиграют? – вопрошает Дрю.
Отрицательно трясу головой:
– Наверное, нет. Зато они дадут нам места в ВИП-ложе после того, как я сделаю предложение, глянцевое фото тринадцать на восемнадцать момента предложения, каким его покажут на табло, дюжину алых роз и подарочный сертификат в ресторане клуба «Терраса», он тут же в парке находится, где мы можем устроить праздничный ужин, – говорю с улыбкой и беру свои не загаженные в туалете ключи от машины вместе с бумажником.
– Если она скажет «да», ты хочешь сказать. Иначе это будет самое гнетущее фото, когда-либо висевшее у тебя на стене, а уж ужин выйдет воистину неуклюжим, – выдает Дрю, печально покачивая головой.
– Спасибо тебе большое за этот вотум доверия, – невозмутимо говорю я.
И тут опять начинаю нервничать. Но нервам я одолеть себя не дам. Я неделями голову ломал, стараясь придумать, как неподражаемо, по-особому сделать Клэр предложение, и, когда она как-то обмолвилась, что никогда не водила Гэвина на игру «Индейцев», я понял: вот она, идеальная обстановка. На глазах тысяч людей и в присутствии нашего сына. Что может быть лучше этого? И, правду говоря, какой женщине такое не понравится?
Все это пошло прахом во время шестой подачи. А до этого, если не считать, что из-за Дрюшкиных подначек у меня слегка подводило живот, в первые пять подач все шло прекрасно. Гэвин балдел от стадиона, а «Индейцы» вели в семь очков. Коленки дрыгались от разбиравшей их дрожи, и я подавлял в себе желание усобачить еще один хот-дог, чтоб найти себе какое-то занятие, потому как на стадионе я после восьми хот-догов подвожу черту. Еще я гнал от себя мысль, что так и не попросил у отца Клэр руки его дочери, а ведь и нынче люди порой все еще так делают, верно? Не разозлится Джордж на меня за то, что мы формально не обсуждали с ним детали предстоящего бракосочетания и я не испрашивал его согласия? И вот, стоило мне мысленно произнести «формально», как я тут же представил себе Джорджа в темной тройке и широкополой шляпе, сидящим напротив над наполовину опустошенной тарелкой итальянской лапши: вот он подпирает пальцами подбородок, вот извиняется, вот встает и идет в туалет, чтобы взять припрятанный там пистолет и выстрелить мне в голову.
«Оставьте в покое пистолет. Ешьте лапшу!»
Несколько человек, сидящих на ряд ниже, оглядываются и недоуменно смотрят на меня – я только плечами пожимаю. Они меня не осуждали бы, если б знали, что мой будущий тесть – чудовище, жаждущее моей смерти, поскольку я не так, как заведено, женился на его одной-единственной дочери.
Клэр слишком увлеклась спором с Гэвином о том, что три порции сладкой ваты на деле не придадут ему способностей супермена, что бы он ни видел по телевизору, а потому она даже не замечала, что меня пробирает мелкий страх. Да и в любом случае делиться этим я с нею не стал бы. Предполагалось, что будет сюрприз – обалденный, меняющий жизнь сюрприз, способный создать или поломать наше будущее. Или мои коленные чашечки, если Джордж решит, что и вправду ненавидит меня.
Я все еще не могу унять дрожи в коленях, пока Хосе Кабрера [14] добирается до базы, и мысленно произношу слова, с которыми собираюсь обратиться к Клэр.
Никогда не помышлял, что вновь отыщу тебя… ты – мое сердце и моя душа, смысл моей жизни… каждое мгновение, проведенное с тобой, подобно…
Смех Клэр вывел меня из остолбенения. Перевожу на нее взгляд и вижу, что она тычет пальцем куда-то в поле и тихо ржет вместе с несколькими соседями по трибуне, восклицая:
– О, бог мой, нет, вы только гляньте на это!
Смотрю за третью базу и вижу то, что вызвало ее интерес. Когда я вижу, к чему прикованы взгляды всех вокруг, то чую, как желудок стремглав падает аж до подошв, а восемь съеденных хот-догов того и гляди вновь заявятся на белый свет в совершенно непотребном виде, что будет вовсе не так забавно, как пляшущее мясо, распевающее рекламную песенку оскар-мейеровской сосиски [15].
Там, в районе первой базы, телетранслируемый на большое табло, видное всему «Прогрессив филд», стоял, преклонив одно колено, парень и протягивал в руках коробочку с кольцом истерически рыдающей женщине, от потрясения прикрывающей ладошками рот. И во все табло чуть пониже картинки замерцали красные буквы: «Кристал, выйдешь ли ты за меня замуж? С любовью, Роб!»
Клэр фыркала и трясла головой:
– Ну и дубина же этот парень! Это ж каким убогим надо быть! Делать предложение на бейсбольном матче перед десятками тысяч незнакомцев да еще и на табло это транслировать? Более избитого способа трудно придумать.
Когда же на табло-экране женщина склонила голову в знак согласия и парочка обнялась, Клэр завопила, перекрывая хлопки и одобрительные выкрики зрителей: