Женщины да Винчи

Белка вылетела на улицу, как пробка из бутылки шампанского. Ее снедало восхитительное нетерпение.
Во-первых, она хотела поскорее оказаться с Кириллом на диване и проделать все, что они вот уже полгода на этом белом диване проделывали.
Во-вторых, она хотела пойти с ним ужинать в замечательный маленький французский ресторан, который недавно открылся в Трубниковском переулке, неподалеку от Дома со львами.
В-третьих, она купила ему в Люксембурге новый роман Дэна Брауна, который когда еще переведут на русский, а почитать не терпится. Ну да, она только вчера вернулась из трехдневной поездки в Люксембург – сопровождала чокнутого любителя исторических реконструкций, которому при полном незнании английского понадобилось срочно изучить устройство тамошней городской крепости, – и да, такую приятную возможность предоставила ей, пусть и по рабочей необходимости, жена ее любовника. И что?
Белка не знала, прибавляет ли остроты ее отношениям с Кириллом то, что она ежедневно видит его супругу и играет с ней в игру «начальник – подчиненный». Она вообще не видела необходимости в том, чтобы анализировать свои с ним отношения.
Он был отличным любовником – сильным, неутомимым в собственных ласках и жадным до ее ласк. Он не был помешан на сексе, как многие мужчины его возраста, но при этом в нем не было даже тени равнодушия к сексуальной стороне жизни, равнодушия, присущего немалой части его ровесников, выжатых ритмами, стрессами и экологией мегаполиса.
С ним можно было замечательно проводить время. Ему нравилось в московской жизни все, что нравилось Белке, он охотно воспринимал любые ее предложения о том, куда пойти и чем заняться. Возможно, у него были какие-то свои предпочтения, и Белка готова была им следовать, но за полгода она ни разу не слышала, чтобы Кирилл их высказывал, поэтому стала подозревать, что их просто нет.
С одной стороны, этому можно было удивляться, но с другой – чему удивляться при такой жене, как Ленка? Разве только тому, что у него не имелось десятка любовниц одновременно, а их действительно не имелось, Белка бы заметила. Или просто они остались в прошлом? Да, в конце концов, зачем ей об этом задумываться? Она и не задумывалась.
Они провели лето так, что хоть сочинение пиши. Родной город, как на огромной ладони, протягивал им столько возможностей, одна другой приятнее, что просто глаза разбегались. И они пробовали все городские радости одну за другой, как маленькие дети одну за другой пробуют все разноцветные конфеты из большой коробки.
Сейчас, когда Белка бежала по Поварской к Малой Молчановке, центру ее теперешней жизни, летние картинки всплывали у нее в памяти попеременно, как слайд-шоу на экране.
И бег ее завершился на одной из самых приятных картинок: они с Кириллом сидят, а вернее, полулежат в шезлонгах, держась за руки и завернувшись в пледы, и смотрят новый фильм Вуди Аллена на большом экране летнего кинотеатра в парке «Музеон», а над ними, едва различимые в багровом городском небе, мерцают звезды.
С этим воспоминанием Белка и подошла к дому.
Но тут ей пришлось остановиться: перед калиткой стояла старушка и препиралась с охранником, точнее, с его голосом в переговорном устройстве.
– Да мне ведь только узнать! – услышала Белка.
Похоже, старушка без предупреждения явилась к кому-нибудь в гости, и охрана не хочет ее пускать. То, что Дом со львами в прямом смысле слова является теперь крепостью, Белка считала буржуйским свинством. Нашли тоже, от кого себя охранять, от божьего одуванчика какого-то!
– Вам открыть? – спросила Белка, доставая ключи.
– А я не знаю, – сказала старушка. – Может, и не надо мне туда. Я спросить хотела, да вот они не отвечают.
– О чем вы хотели спросить? – улыбнулась Белка.
Старушка была не московская – и по говору это было понятно, и по виду. Пожалуй, Белка ошиблась, назвав ее про себя божьим одуванчиком: в ней не было ничего трепетного, робкого, уязвимого, а было что-то, вступающее в контраст и с провинциальностью ее, и с преклонными годами.
В ней была не простота, но простонародная серьезность. Белка так удивилась, поняв это вдруг, что посмотрела на старушку с живейшим интересом.
Та между тем ответила на ее вопрос:
– Хотела спросить, кто в двадцать третьей квартире живет.
Голос у нее был низкий, красивый и совсем не старческий. Белка вздрогнула. Не от голоса, конечно, а от странного совпадения.
«Это к Кириллу, может, – тут же подумала она. – Родственница из провинции».
В самом деле, она ведь не знает подробностей его жизни. Может, это бабушка его двоюродная. Или даже родная.
– А вас кто интересует? – на всякий случай спросила Белка.
– Немировский Леонид Семенович.
Ничего себе! Привет из мглы веков.
– Он давно умер, – не вдаваясь в подробности, сказала Белка.
– Это понятно, – кивнула старушка. – Я думала, родственники его здесь живут, может. Хотела о нем расспросить.
– Я же тебе сразу сказал: бессмысленная затея, – услышала Белка.
Только теперь она заметила, что старушка пришла не одна. Ее сопровождающий, наверное, куда-то отлучался, а теперь вот вернулся; он и сказал про бессмысленную затею.
Белка окинула его быстрым оценивающим взглядом. В общем-то оценивать было нечего. Мужчина средних лет и средней же, усталой, обыкновенной внешности. В голосе тоже слышится усталость, а еще – неприязнь. Это Белку задело, хотя вообще-то она умела не обращать внимания на то, как относятся к ней посторонние люди.
– И ничего не бессмысленная ваша затея, – сказала она старушке. – Если подниметесь, я вам все про Немировского расскажу. Правда, я мало что про него знаю, – справедливости ради добавила она.
– А я так и поняла, что вы его родственница.
Старушка даже не удивилась. В ее спокойствии было что-то пугающее; так Белке на секунду показалось.
Была одна песня – она слышала ее случайно, не могла даже вспомнить где, и название, конечно, забыла, – и в песне этой были слова: «В дальнюю область, за облачный плес…» Вот и старушка эта была из дальней области. Не в географическом смысле, а в другом, не вполне определимом.
– Как же вы это поняли? – спросила Белка.
Она сама слышала в своем голосе растерянность, которую никак не могла бы объяснить.
– Вы на него очень похожи, – ответила старушка.
– Ну я его внучка, да, – кивнула Белка. – Пойдемте, пойдемте.
– Зайдем, Костя, – сказала старушка. – Раз приглашают.
– Зайди одна. Мне ни к чему, – отказался ее спутник.
Он взглянул на Белку, ей показалось, вопросительно. Но глаза у него были темные, и невозможно было сказать точно, что означает его взгляд.
– И вы зайдите, – предложила ему Белка.
Она не понимала, почему эта старушка и ее ничем не примечательный спутник вызывают у нее такую растерянность.
– Мне ни к чему, – повторил он. И, обращаясь к старушке, добавил: – Позвони, когда освободишься.
– А ты что же станешь делать? – спросила старушка.
Похоже, она не привыкла ему возражать. Он, кстати, наверняка являлся ее родственником – сыном или внуком. Неизвестно, так ли уж похожа была Белка на своего покойного деда, но он на эту старушку чем-то похож был безусловно. Только вот непонятно, чем.
– Найду занятие, – ответил он ей. И спросил Белку: – Вы ее обратно сюда, к калитке, сможете проводить?
– Да, – кивнула она.
– Позвони, когда освободишься, – сказал он старушке.
И ушел. Белка зачем-то смотрела ему в спину, пока он не скрылся за углом. Хотя не было никаких признаков того, что он как-нибудь неловко или опасливо чувствует себя в Москве и поэтому надо следить за тем, как он переходит улицу.
– Пойдемте, – тряхнув головой, словно отгоняя наваждение, повторила она старушке. – Меня зовут Белла.
– Как Леонида Семеновича жену покойную.
Заявление было странное. Белка точно знала, что ее бабушку звали не Белла, а Таисия, но выяснять, в чем тут дело, не стала.
– А я Зинаида Тихоновна, – сказала старушка.