Клеопатра из графства Дербишир

– Верно. – Протянув руку, Эрни заправил за ухо Пэтти выбившуюся кудрявую прядь. – Как это странно – ты рядом, но я не могу ничего… с тобой сделать.
Пэтти позволила себе окунуться в чувственный океан его взгляда.
– Нам ведь не обязательно туда идти. – Рука Эрни скользнула под пальто, легла на грудь Пэтти. – Я могу позвонить маме и сказать, что у меня возникло срочное дело.
– Эрни, этот ужин бывает лишь раз в году. Ты должен пойти. – Пэтти действительно так думала, но его прикосновение ослабило ее решимость. – Ты всегда берешь на такие мероприятия своих девушек?
Вопрос, кажется, поразил Эрни: рука его застыла, поколебавшись, он наконец ответил:
– Нет.
Внутри у Пэтти что-то странно ёкнуло – словно она стоит на пороге какого-то важного открытия.
– А вообще такое раньше бывало? – задала она вопрос, логически вытекающий из предыдущего.
В глазах Эрни появился холод.
– Нет, но…
– Не важно, – быстро сказала она. – Я просто спросила.
Она узнала то, что хотела знать, и не видела нужды размазывать эту тему. Эрни это наверняка придется не по вкусу.
– Еще не было случая, чтобы ради ужина с родителями мне приходилось отменять свидание, – произнес он словно в оправдание.
– Понимаю, – мягко произнесла Пэтти, не желая на него давить.
Конечно, приятно оказаться первой девушкой, которую Эрни представит родителям, тем более если вспомнить, что жениться он не собирается. Но Пэтти чувствовала, что разговоры на эту тему ему неприятны.
– Держу пари, ты просто решил их шокировать!
Лицо Эрни разгладилось, угрюмость сменилась легкой улыбкой.
– Да, не без этого. – Он погладил ее грудь через свитер. – Должен тебя предупредить: я поведал матери, что в Дербишире ты выращивала кабачки.
Пэтти расхохоталась, и синие глаза Эрни блеснули ответной улыбкой. Тепло его взгляда согревало ее еще сильнее, чем прикосновение руки.
Когда они вышли на улицу, Эрни ласково улыбнулся и спросил:
– Поймаешь такси сама или позволишь мне?
Он помнит, как ей нравится ловить такси! Забота и внимательность Эрни тронули Пэтти. Они всего раз – в тот первый вечер – ездили вместе по городу, но он не забыл, с каким восторгом она демонстрировала свое умение свистеть. А последние слова “или позволишь мне” – означали, что Фэй не ошиблась.
Не так давно она сказала Пэтти, что под невозмутимой внешностью Эрни скрывается нежное, ранимое сердце. Фэй подозревала, что он мечтает окружить Пэтти заботой, оказывать ей сотни мелких услуг – например, ловить для нее такси. И, похоже, она была права. Какой он милый! – думала Пэтти.
До сих пор она не желала признавать, что Эрни привлекает ее не только в постели. Но сегодня, взглянув ему в глаза и прочтя в них нежность и ранимость, Пэтти поняла: их связь давно вышла за пределы “голого секса”. Хочет она или нет, а речь идет уже не только о теле, но и о сердце. Черт, только бы Фэй не догадалась – она живот надорвет от смеха! Ведь Пэтти клялась, что ни за что в жизни не влюбится!
Однако это случилось, и тут уж ничего не поделаешь.
– Лучше ты, – ответила она и – смешно сказать! – чуть не прослезилась от счастья, увидев, как Эрни расцвел блаженной улыбкой и бросился к кромке тротуара.
В тот же миг Пэтти решила, что отблагодарит его за доброту – поможет скоротать семейный ужин, который для Эрни, судя по всему, грозит превратиться в пытку. И поездку в такси использует не для рискованных развлечений, а для того, чтобы побольше узнать о семье своего возлюбленного.
Едва сев в такси, Пэтти поинтересовалась прежде всего именами родителей Эрни.
– Ее зовут Агнесса, а его – Арнолд, как меня. Арнолд Стенфорд.
– Значит, ты – Арнолд Стенфорд-младший?
– Увы, да.
– С ума сойти – настоящая династия!
– Думаешь? А тебе не кажется, что это имя звучит высокопарно и нудно?
– Ни капельки. А если думаешь, что это скучно, послушай, как меня зовут: Патриция Розалин Скимпол. Вот это по-настоящему нудное имя!
– Вовсе нет. – Эрни взял ее за руку и, повернув ладонью вверх, провел пальцем по тонким линиям. – У тебя звучное, сильное, энергичное имя. Совсем как ты сама.
– Я не хочу быть сильной! Я хочу быть чувственной и соблазнительной.
Он поднес ее ладонь к лицу и, проведя по ней языком, пробормотал:
– Ты такая и есть.
– Прекрати! – внезапно охрипшим голосом потребовала Пэтти и отдернула руку. – Я дала себе слово, что буду говорить только о твоих родителях.
– Я не хочу говорить о родителях. – Эрни понизил голос. – Лучше я разожгу в тебе огонь.
Он снова потянулся за ее рукой – но Пэтти увернулась.
– Это слишком просто! Нет, расскажи мне о своих родителях.
Он со вздохом откинулся на спинку сиденья.
– Ну, если ты настаиваешь… Дай-ка подумать. Папа устроил наследственный капитал. Мама тратит сколько может, но семейного состояния даже ей не промотать за целую жизнь. Видятся они, насколько мне известно, раз в год – на этом самом “семейном ужине”. В остальное время, думаю, даже не общаются. Не разводятся, скорее всего потому, что при их богатстве развод выльется в долгую, утомительную и очень дорогостоящую процедуру.
Голос Эрни звучал ровно и бесстрастно, но Пэтти все равно ощутила в его тоне холодок неодобрения.
– Должно быть, они очень тебя любят, если ради тебя устраивают этот семейный ужин.
– Не думаю, что ради меня.
– Вот как? Тогда зачем же?
– Из чувства долга. Чтобы сделать вид, что мы все еще одна семья.
– Вы и есть одна семья, – мягко заметила Пэтти. – Не важно, что между ними происходит, они по-прежнему женаты, а ты по-прежнему их сын. Вы все связаны. Если бы они настолько не выносили друг друга, – добавила она, – непременно развелись бы, чего бы это ни стоило.
Несколько секунд Эрни молчал, невидяще глядя перед собой. Затем повернулся, взял лицо Пэтти в ладони и поцеловал.
– Моя неисправимая оптимистка! Не воображай, пожалуйста, что моих родителей достаточно подтолкнуть друг к другу – и все станет как прежде. Такого не бывает.
Пэтти пристально взглянула ему в глаза.
– Если так, зачем же ты держишь у себя в спальне семейную фотографию?
Он долго молчал, глядя на нее, наконец кадык его дернулся, словно Эрни судорожно сглотнул.
– Пэтти, ты иногда бываешь чересчур напористой.
– Прости, – с искренним сожалением произнесла она. – Я не хотела лезть не в свое дело.
И Пэтти отвернулась, проклиная себя за то, что лишь растравила рану, которую от всей души желала излечить.
– Все в порядке, милая. – Эрни ласково взял ее за подбородок и развернул лицом к себе. – Я сам на это напросился, когда пригласил тебя на ужин.
– Эрни, я могу и не ехать. Еще не поздно. Поймаю такси и вернусь домой.
В этот миг машина подрулила к ресторану. Эрни покачал головой, и легкая улыбка тронула его губы.
– Поздно, – сказал он. – Пойдем. Я хочу познакомить тебя с мамой и папой.
Следующие два часа Эрни с восхищением наблюдал, как Пэтти очаровывает его родителей. Он не мог припомнить, когда в последний раз слышал, как отец смеется, – однако Пэтти довела его до слез одним из своих рассказов о Сонной Заводи.
Мать не смеялась – напротив, неодобрительно поджимала губы: но скоро Пэтти и у нее нащупала слабую струнку. Агнесса, как оказалось, пишет маслом; Пэтти выказала непритворный интерес, и скоро мать Эрни уже подробно описывала ей свой последний пейзаж. Эрни слушал с изумлением: он и не подозревал, что его мать – художница, что ее картины хорошо продаются и даже выставляются в галереях!
Стенфорд-старший, кажется, тоже об этом не подозревал. В первый раз за много лет он проявил какой-то интерес к словам жены. Эрни невольно подумалось, что на прошлых “семейных ужинах” он старался не расспрашивать родителей об их жизни, опасаясь затронуть какую-то больную тему. Поэтому разговор неизбежно обращался к безопасному предмету – к нему самому.
Пэтти не боялась задавать вопросы, и само ее присутствие словно разрядило атмосферу. Эрни с удивлением понял, что наслаждается беседой. Жаль, что он не встретил Пэтти много лет назад – тогда ужины в семейном кругу стали бы, по крайней мере, сносными.