Тебе, с любовью…

Деклан не смотрит на меня и не отвечает на мой вопрос.
– Где ты живешь?
– Мне кажется, это не твое дело.
Этим я привлекаю его внимание. Он вылезает из машины и нависает надо мной, всей своей позой крича: «Не шути со мной!» Я неосознанно делаю шаг назад.
– Деклан!
Я подпрыгиваю. Громкий мужской голос раздался слева от меня.
Дорогу пересекает мужчина средних лет, с залысинами.
– Что ты делаешь? Оставь девушек в покое! – В его голосе слышится злость.
Может, я и права была, что побаивалась Деклана.
Парень не отстраняется от меня.
– У нее машина не заводилась. – А вот в голосе у него сквозит раздражение. – Я помогал.
– Да, очень похоже на то.
Деклан резко разворачивается и отсоединяет провода от моего аккумулятора. Они щелкают друг о дружку, и вспыхивает искра.
– А на что же тогда это похоже, Алан?
К нему подвигается Рэв и тихо просит:
– Успокойся, Дек.
Алан будет похрабрее меня. Он не пятится.
– Ты не можешь уходить из дома, когда тебе вздумается. У тебя комендантский час. Ты понимаешь, что это значит?
Комендантский час? Деклану Мерфи запрещено выходить на улицу вечером?
Он выдергивает провода из машины Роуэн и захлопывает ее капот.
– Я не нарушал запрета. Я помогал…
– Возвращайся в дом. Поверить не могу, что ты продолжаешь изводить свою мать.
Лицо Деклана темнеет. Он бросает провода на асфальт и идет на Алана. Рэв мигом оказывается между ними.
– Эй, полегче, – придерживает он Деклана рукой за плечо. – Не кипятись.
Деклан останавливается. Он прожигает Алана взглядом, играя скулами и сжав руки в кулаки. Алан отвечает ему не менее яростным взглядом, всем своим видом бросая вызов: «Ну давай же, сопляк!»
Роуэн рядом со мной громко и нервно дышит. Ее тревожность грозит перекинуться на меня. Подруга не переносит открытых столкновений, а тут далеко не обычное противостояние школьников в коридоре. Учителя-рефери не приведешь.
Часть меня хочет спрятаться. Другая часть жалеет о том, что мы не позвали с собой маму Роуэн. Кто-то из этих двоих все-таки сделает первый выпад, из-за которого вспыхнет драка. В воздухе прямо пахнет насилием. Ни Алан, ни Деклан не собираются отступать. Напряжение так велико, что ни одному из них его не снять.
Однажды мама написала мне об опасном положении, сложившемся в Западной Африке. Она снимала там маленькие городишки, оказавшиеся под влиянием экстремистских групп. Мама шла с проводниками через джунгли и наткнулась на лагерь экстремистов. Она думала, ее убьют. Я ощущала между строк ее страх. Экстремисты забрали у нее фотооборудование и собирались его уничтожить, но мама сказала, что документирует их военные победы. Эти люди не только оставили ее в живых, но и позволили ей провести с ними в пути целый день. Мамины фотографии напечатали в «Нью-Йорк таймс», но ее слова произвели на меня гораздо большее впечатление. Мама нарисовала мне картину ужаса, оружия, пота и крови, а под конец письма рассмешила.
«Мужчины как малые дети, Джульетта. Иногда достаточно погремушки, чтобы их отвлечь».
Наклонившись, я подхватываю с асфальта провода для прикуривания. Протягиваю их Деклану и по возможности елейным голосом говорю:
– Огромное спасибо за помощь. Из-за меня у тебя возникли проблемы. Я не хотела. – Бросаю на Алана извиняющийся взгляд, хотя внутри дрожу как лист на ветру. – Мне очень жаль. Не знала, что ему нельзя в это время покидать дом. У меня не заводилась машина, и я так переживала, что не могу добраться домой…
Алан удивленно моргает, словно позабыл, что они с Декланом здесь не одни. Он бросает взгляд на Мерфи, затем на машины и наконец смотрит на меня.
– Ничего страшного. – Он вновь переводит взгляд на Деклана. – В следующий раз, когда захочешь кому-нибудь помочь, скажи об этом перед уходом. Еще раз улизнешь тайком, и я вызову полицейских. Посмотрим тогда, как ты будешь выбираться из Челтенхема. Понял меня?
У Деклана дергается щека. Я вижу, что он собирается огрызнуться, и сую ему в руки провода.
– Как думаешь, мне нужно менять аккумулятор? Или и этот еще поработает?
Деклан с трудом отрывает убийственный взгляд от Алана и забирает у меня провода.
– Похоже, он у тебя старый. – Его голос грубоват, но за звучащими в нем агрессивными нотками проскальзывает что-то еще, чего я не могу распознать. – Ты так и не ответила на мой вопрос, сколько тебе добираться до дома.
На его вопрос? Не помню, чтобы он спрашивал об этом.
Ах, так вот почему он спросил, где я живу.
Заливаюсь от стыда краской.
– Всего в нескольких километрах отсюда.
Деклан кивает.
– Дай двигателю поработать немного, прежде чем заглушать. Я бы на твоем месте побыстрее заменил аккумулятор.
Я тоже киваю.
Деклан отворачивается и идет прочь.
Алан не двигается. Он смотрит на Рэва, привалившегося к машине Роуэн.
– Ты должен дать ему возможность самому бороться за себя, Рэв.
Рэв остается невозмутимым. Кашлянув, он натягивает на голову капюшон. Теперь его лицо снова скрыто тенью.
– А может, я считаю, что Дека не должен вынуждать бороться его собственный отчим.
Алан выпрямляется, готовый поспорить, но, похоже, передумывает. С грустью рассмеявшись, он качает головой и отворачивается.
– Вы, ребята, всегда считаете себя самыми умными.
Когда он уходит, наступает мертвая тишина.
– Ничего себе, – выдыхает Роуэн.
Глаза у нее от потрясения размером с блюдце.
– Это еще что, – взглянув на нее, отзывается Рэв.
– Спасибо, что остановил Деклана… – Роуэн умолкает, подбирая слова.
– Я не останавливал его. Он сам остановился.
Выглядело все совсем по-другому, но я не решаюсь спорить. Мне нравятся спокойный и тихий голос Рэва и то, как он заступался за друга перед Аланом. Мне опять становится стыдно – теперь уже за свои мысли о том, что он похож на маньяка. Особенно когда Рэв говорит мне:
– Спасибо. Ты нормально доберешься до дома?
Сердце еще гулко бьется в груди, но я киваю. Прокашлявшись, спрашиваю:
– Что такое Челтенхем?
– Не понял… – хмурится Рэв.
– Ну, этот Алан сказал Деклану, что посмотрит, как тот выберется из Челтенхема.
Рэв мрачнеет и замыкается. Снова кашляет, сгорбившись.
– Исправительный центр для несовершеннолетних. – Он отталкивается от машины Роуэн. – Обязательно замени аккумулятор. Если Деклан сказал, что так нужно, значит, так нужно.
И уходит в темноту, оставляя нас с Роуэн одних.
 
Глава 9
 
Я НАЧИНАЛА ТРИДЦАТЬ пять записок предложением: «Мне семнадцать». Но после этого не могла больше выудить из себя ни слова. Я не хочу все испортить. Не хочу лишиться нашего общения.
Глупо, да? Я словно пишу письма во мрак, а потом дожидаюсь оттуда ответа.
Мы незнакомы, но я чувствую, что понимаю тебя. И что ты понимаешь меня. Поэтому мне так нравится наша переписка.
Она моя ровесница. Я подозревал это, а она подтвердила. Не знаю, почему для меня это имеет значение, но мне это важно.
Ей нравится наша переписка.
Ей нравится наша переписка!
Я перечитал это письмо, наверное, сотню раз, но каждый раз от волнения бегут по коже мурашки. Оглядываю класс: не заразил ли всех своей взбудораженностью? Чувствуют ли окружающие, в какой трепет меня приводит короткая записка?
Какой там! На уроке литературы народ пушкой не разбудишь. Девчонка с первой парты читает вслух стихотворение Дилана Томаса, но ей глубоко наплевать на строки о гаснущем свете, потому как с таким выражением можно зачитывать только список покупок. Она накручивает прядь волос на палец и, дочитав последнюю строфу, откидывается на спинку стула.
Я заслонил записку учебником, чтобы никто не заметил, как я, будто помешанный, поглаживаю слова и перечитываю ее снова и снова.
«…но я чувствую, что понимаю тебя. И что ты понимаешь меня».