Клиника верности

– Уймись, Иван! – остановил его Сотников. – Не лезь к нему, это же наш сотрудник! Мы с его помощью диагноз аппендицита ставим.
– Как это? – изумился Илья Алексеевич.
– Да очень просто. Подводим ребенка к аквариуму, показываем. Если он прилипает к стеклу, как вот вы, значит все в порядке, а если ему тритон по фигу, то надо оперировать. Точность диагностического теста стопроцентная.
– Статью напишите. Симптом тритона в диагностике острого аппендицита, – посоветовал Илья Алексеевич. – Витя, я чего пришел-то… Остеохондроз замучил, спасу нет. Можешь массаж сделать?
Сотников молниеносно освободил от историй два сдвинутых вместе стола и расстелил на них байковое одеяло.
– Ложитесь!
Илья Алексеевич неловко разделся до пояса, явив миру крепкий торс полного сил мужчины, и лег на живот. Виктор размял руки, как делает пианист, подходя к роялю, и принялся массировать спину. Пальцы у него были железные, Илья Алексеевич замычал от боли.
– Потерпите, сейчас легче станет.
– Да уж терплю.
Иван с интересом наблюдал за экзекуцией, приговаривая, что согласиться на такое могут только законченные мазохисты. То, что Илья Алексеевич был гораздо старше его и занимал высокую должность, ничуть не смущало молодого психиатра.
Сделать ему замечание за нарушение субординации язык не поворачивался, все-таки спаситель дочери. Иван встал, потянулся, и Илья Алексеевич невольно залюбовался его гибким сильным телом. У парня были правильные и тонкие черты лица, но, слава богу, он не выглядел слащавым красавцем. Хорошо бы мне такого зятя, вдруг подумал Илья Алексеевич. Сердце тут же заныло.
Иван открыл холодильник, стоявший в дальнем углу ординаторской, вытащил шмат сала, отрезал кусочек и, насвистывая, покрошил его на разделочной доске. Прежде чем Илья Алексеевич успел его остановить, он бросил кусочки сала в аквариум.
Илья Алексеевич исторг стон боли не физической, но душевной.
– Ты что творишь, фашист?
– Кормлю ценного сотрудника. Смотрите, как лопает!
Действительно, тритон вышел из нирваны и теперь бодро плавал у поверхности, глотая сало.
– Обожрется, – предрек замогильным голосом Сотников, разогревая мышцы Ильи Алексеевича. – Заработает себе панкреатит. Или кишечную непроходимость. Учти, Иван, клизму ему ставить будешь ты.
Заверив тритона, что не допустит, чтобы злые люди морили его голодом, Иван церемонно попрощался. Ему пора было на лекцию.
– Это просто варварство! – заявил Илья Алексеевич, но тут Сотников приступил непосредственно к массажу, и бедному пациенту стало не до тритона.
Он уронил голову на стол и закрыл глаза. Каждый раз, когда Витя делал ему массаж, Илье Алексеевичу казалось, что тот разбирает его скелет по косточкам, а потом собирает заново, но обострения снимались только этими мучительными сеансами.
Стукнула дверь.
– Витя, черт тебя дери, – сказал знакомый голос. – Илья, привет! Сочувствую тебе.
– Ян Александрович! Мое почтение! – Пользуясь тем, что при появлении профессора Сотников перестал терзать его плоть, Илья Алексеевич приподнял голову.
– Как ты? Терпишь? – наклонился к нему Колдунов. – Я один раз отдался ему в руки, так он чуть в блин меня не раскатал!
– Да нет, ничего. Даже приятно.
– Правда? Илья, знаешь, я уже вторую неделю собираюсь тебе звонить. Но раз уж ты здесь… Можно я тебя кое о чем попрошу?
Илья Алексеевич прокряхтел, что да, можно.
– Видишь ли, я тут наконец полную пенсию выслужил. Могу погоны снимать. И я подумал, не возьмешь ли ты меня к себе на полную ставку? Работал бы у тебя, в академии гражданским профессором совмещал, плюс денежки бы капали от родного государства. С пенсией по жизни! А? Мне ведь много не надо, больше чем на простого хирурга я не претендую. Руководящей работы на всю жизнь наелся.
– Завтра поговорю с кадровиком. Половинку ты у нас дежурствами вырабатываешь, найдем тебе и целую. А ты точно на руководящую работу не хочешь? У меня ведь начмеда по хирургии до сих пор нет. Может, пойдешь?
– Ты это серьезно?
– Абсолютно.
– Я подумаю, ладно?
– Думай, только недолго. Но учти, я буду счастлив, если ты согласишься.
Бормоча, что стоит человеку после тридцати лет беспробудного труда настроиться на заслуженный отдых, как добрые люди тут же надевают на его шею новое ярмо, профессор достал сигареты.
– А к тебе, Витя, у меня вот какое дело. Ты сегодня ответственным по клинике дежурил?
– Дежурил.
Колдунов раскрыл принесенный с собой журнал. Илья Алексеевич почувствовал, как Витины руки замерли на его спине.
– Тогда расскажи мне, что за люди избили Петра Великого? Как это получилось вообще?
– Не понял?
– Витя, я сам не понял. Вот, изволь, в журнале телефонограмм русским по белому написано: обстоятельства травмы – избили Петра Великого. Подпись твоя?
– А, это! Возле клуба «Петр Великий» подростки подрались. А сестра торопилась и кавычки не поставила.
– Ну, слава богу, а я-то думал, у нас где-то поблизости дыра во времени образовалась. Ладно, идем дальше. Ты вызывал вчера окулиста из дому?
– Вызывал.
– Хорошо. И к кому же ты его вызывал? Берем журнал, смотрим. Оказывается, вчера к вам обращался лось с эрозией рогов, и ты зачем-то пригласил к нему окулиста. Хотя, мне кажется, дерматолог был бы более уместен.
Забыв про спину Ильи Алексеевича, Витя схватил журнал.
– Где?! Ой, блин!
– Заметь, снова стоит твоя подпись.
– Ян Александрович, это эрозия роговицы. Сокращенно просто записали. А лось – фамилия больного. Ну совпало так!
Колдунов засмеялся:
– Ладно, расслабься пока. Просто учти, если ты главный по больнице, должен не только лечить больных, но и контролировать всю эту ахинею. Привыкай к новому кругу обязанностей. Особенно когда с этой сестрой дежуришь. Она девушка наглая и ленивая, и, к сожалению, эти пороки не компенсируются у нее могучим интеллектом. Всегда читай, что подписываешь, это первая заповедь начальника. Правильно, Илья?
– Совершенно верно.
Сотников приступил к последней, расслабляющей стадии массажа. Колдунов закурил.
«Если мне удастся залучить его в начмеды, наша больница заткнет за пояс все остальные в городе, – азартно подумал Илья Алексеевич. – А у меня будет заместитель, которому я могу доверять, как самому себе. Который скорее подставит собственную шею, чем товарища! Который всегда сможет помочь!»
Неожиданно у Ильи Алексеевича родилась дикая мысль – поделиться с Яном Александровичем бедой, что уже вторую неделю неотступно его терзала. Вдруг он сможет помочь? Ведь пока Илья мучается в одиночку, время уходит, а беда такого свойства, что решать нужно срочно. И так уже они тянут недопустимо долго.
– Ян, мне нужна твоя помощь, – выпалил Илья Алексеевич, пока не передумал.
– Оттащить от тебя этого маньяка?
– Я серьезно. Хочу посоветоваться.
– Давай, говори.
– Это деликатный разговор.
– Ясно. Тогда нам нужно где-то уединиться. Витя, ты долго еще будешь превращать Илью Алексеевича в отбивную?
– Минут десять.
– Тогда я пошел прогонять лекцию. Илья, пусть то, что от тебя останется после массажа, придет в пятую аудиторию. Если сможет, конечно. Там все и обсудим.
– Заодно и про твое новое назначение спокойно поговорим. Соглашайся, Ян, прошу тебя!
– Лишь бы припахать бедного пенсионера!
Колдунов ободряюще потрепал его по плечу и ушел, распевая: «Нам пенсия строить и жить помогает, она как друг нас зовет и ведет, и тот, кто с пенсией по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!»
«Он поможет, – подумал Илья Алексеевич страстно. – Хотя бы выслушает, ведь я больше не могу носить в себе этот ужас».
 
1988 год
 
Наступила теплая, бесснежная зима. В шестом часу вечера становилось совсем темно, и дома на Петроградской стороне, погружаясь во мрак, становились похожи на таинственные старинные замки. Теперь Жанне часто приходилось гулять одной – у Ильи началась сессия, и он сутками напролет занимался. Несчастный, серьезный, он сидел на кровати в окружении множества конспектов и учил, зажимая уши ладонями. Илья шел на красный диплом, поэтому на всех экзаменах должен был получать только «отлично». Она забегала к нему всякий день, если только не дежурила в клинике, тихонько варила обед и, расцеловав своего любимого, исчезала, чтобы не мешать зубрежке.