Слезы луны
Ей не пришлось убедиться в этом на собственном опыте, но от слухов никуда не денешься.
Нос скорее длинный и чуточку искривлен, и в этом виноват ее меткий и сильный удар бейсбольным мячом больше десяти лет тому назад.
В общем, Шон похож на ожившего сказочного принца. Или на доблестного рыцаря в поисках приключений. Или на слегка потрепанного ангела. Крупное жилистое тело, широкие ладони с пальцами художника, голос, как виски, подогретый на торфяном огне, словом, неотразимый парень.
Но ей это совершенно безразлично. Просто она умеет ценить все, что хорошо сработано.
О господи, какая же она лгунья. Лжет даже самой себе!
Она втрескалась в него еще раньше, чем треснула по носу бейсбольным мячом. Ей было тогда четырнадцать, а ему девятнадцать. А к ее двадцати четырем годам детская влюбленность переросла во что-то более жаркое и нервирующее.
Только Шон никогда не смотрел на нее как на женщину.
Ну и ладно! У нее нет времени грезить о парнях, у нее полно работы.
Изобразив насмешливую улыбку, Бренна с грохотом опустила на пол свой железный ящик с инструментами, и, к ее удовольствию, Шон подпрыгнул, как кролик под ружейным выстрелом.
– Боже милостивый! – Он развернулся вместе со стулом и положил ладонь на грудь, словно пытаясь усмирить встрепенувшееся от неожиданности сердце. – Что случилось?
– Ничего, – усмехнулась Бренна, поднимая многострадальный ящик. – Разиня! Я тебя испугала?
– Ты меня чуть не убила.
– Ну, я стучала в дверь, а ты не соизволил встать и открыть.
– Я не слышал. – Шон шумно выдохнул, запустил пятерню в волосы и хмуро уставился на Бренну. – Итак, здесь О’Тул. Значит, что-то сломалось?
– У тебя голова, как ржавое ведро. – Бренна стянула куртку и бросила ее на стул. – Твоя духовка не работает уже неделю. Только что прислали запчасть, которую я заказывала. Так чинить плиту или нет?
Шон издал звук, очевидно, выражающий согласие, и указал рукой на плиту.
– Печенье? – удивилась Бренна, проходя мимо стола. – Разве это завтрак для взрослого мужчины?
– Ну, не выбрасывать же. – Шон улыбнулся так, что ей захотелось броситься ему на шею. – Обычно мне лень с утра готовить себе одному, но если ты проголодалась, я быстренько что-нибудь состряпаю для нас обоих.
– Не надо, я завтракала. – Бренна – на этот раз аккуратно – опустила ящик на пол, откинула крышку и начала перебирать содержимое. – Ты же знаешь, мама всегда готовит больше, чем мы можем съесть. Она с радостью накормила бы тебя нормальной едой в любое утро, когда захочешь заглянуть к нам.
– А ты могла бы подать мне световой сигнал, когда она испечет свои знаменитые оладьи. Ну, не хочешь печенье, может, выпьешь чаю? Чайник еще горячий.
– С удовольствием. – Бренна присела на корточки, взяла необходимые инструменты, достала нужную деталь, не поднимая на него глаз и настороженно следя за его ногами. – Ты чем занимался? Сочинял музыку?
– Подбирал слова для одной мелодии, – рассеянно ответил Шон, провожая взглядом мелькнувшую за окном в тусклом свинцовом небе птицу. – Похоже, похолодало.
– Ага, и очень влажно. Зима только началась, а я уже мечтаю, чтобы она закончилась.
– Погрей свои косточки. – Шон присел рядом с Бренной, коснувшись ее коленями, и протянул массивную керамическую кружку с чаем, крепким и сладким, как она любила.
– Спасибо. – Бренна обхватила ладонями кружку, впитывая ее тепло.
– Итак, что ты собираешься делать с моей старушкой?
– Какая тебе разница, если она снова заработает?
Шон приподнял брови.
– Если я узнаю, что ты сделала, может, в следующий раз я сам ее починю.
Бренна расхохоталась и предусмотрительно села на пол, чтобы не упасть от смеха.
– Ты? Шон, ты не можешь подпилить даже собственный сломанный ноготь.
– Еще как могу. – Ухмыляясь, он сделал вид, что откусывает кончик ногтя, и Бренна расхохоталась снова.
– Не тревожься о том, что я сделаю с внутренностями этой штуковины, а я не буду тревожиться о следующем пироге, который ты в ней испечешь. В конце концов, у каждого из нас свои сильные стороны.
– Представь себе, мне приходилось пользоваться отверткой, – обиженно произнес Шон, выуживая из ящика одну из отверток.
– А мне приходилось пользоваться ложкой, но я знаю, что лучше подходит моей руке.
Бренна забрала у Шона отвертку, встала на колени и, сунув голову в духовку, принялась за работу.
Какие у нее маленькие ручки. Мужчина назвал бы их изящными, если бы не знал, на что они способны, размышлял Шон. Он не раз видел, как Бренна машет молотком, сжимает дрель, ворочает доски, соединяет трубы. И почти всегда эти маленькие руки феи исцарапаны, с костяшек пальцев содрана кожа.
Бренна такая маленькая, хрупкая для той работы, которую выбрала, или, вернее сказать, той работы, которая выбрала ее, думал Шон, распрямляясь. Уж он-то знал, как это получилось. Отец Бренны – мастер на все руки, и его старшая дочь вся в него. Точно так же, как поговаривали, он сам пошел в свою бабушку, которая, увлекшись музыкой, часто забывала о стирке или обеде.
Шон бросил взгляд на Бренну. В эту минуту она напряглась, откручивая болт, и та часть ее тела, что торчала из духовки, соблазнительно изогнулась. Брови Шона поползли вверх в восхищенном удивлении. Какой мужчина откажется поглазеть на соблазнительную женскую попку?!
У Бренны очень милая аккуратная фигурка. Он смог бы обхватить ее талию одной рукой, если бы это пришло ему в голову. Хотя, он это знал наверняка, если бы какой-нибудь мужчина попытался это сделать, Бренна О’Тул уложила бы его одним ударом. Шон ухмыльнулся.
Что касается лично его, то он с большим удовольствием хоть с утра до ночи смотрел бы на ее лицо. У нее такие веселые ярко-ярко-зеленые глаза и красивые брови чуть темнее ее огненно-рыжих волос. Губы так легко изгибаются в приветливой улыбке или насмешке или дуются, если ей что-то не нравится. Она редко красит губы, да, похоже, и вообще не пользуется косметикой, хотя она и Дарси закадычные подружки, а его сестрица шагу не ступит из дома без полной боевой раскраски.
Еще ему нравится, как Бренна, выражая неодобрение или презрение, морщит свой милый носик. Волосы она почти все время запихивает под кепку с приколотой над козырьком маленькой феей, на которую очень похожа. Эту брошку он сам подарил ей много лет назад по какому-то поводу, он уж и не помнил, по какому. А когда она снимает кепку, волосы, длинные, непослушные, яркие, вырываются на свободу и рассыпаются мелкими огненными кудряшками.
И так ей идет гораздо больше.
В эту минуту Шону вдруг захотелось увидеть ее лицо. Он небрежно оперся о рабочий стол и медленно произнес:
– Я слышал, ты теперь погуливаешь с Джеком Бреннаном.
Бренна вскинула голову и больно ударилась затылком о верх духовки. Шон поморщился, но благоразумно сдержал смешок.
– Не погуливаю! – Как Шон и надеялся, Бренна вынула голову из духовки. Нос у нее был измазан сажей, а, когда Бренна почесала ушибленную макушку, кепка сдвинулась набок. – Кто это сказал?
Шон с самым невинным видом пожал плечами и залпом допил свой чай.
– Ну, где-то кто-то сказал, как обычно бывает.
– У тебя в голове каша, и ты никогда ничего не слышишь. Я ни с кем не погуливаю, у меня нет времени на всякую ерунду. – Высказавшись, Бренна снова занялась духовкой.
– Значит, я ошибся. Да оно и понятно, когда в деревне только и разговоров, что про помолвки, свадьбы да будущих младенцев.
– Так всегда и бывает.
Шон усмехнулся, присел на корточки и, небрежно приобняв девушку, заглянул в духовку.
– Эйдан и Джуд выбирают имена, а у нее трех месяцев еще нет, но они оба так и светятся, правда? – невозмутимо продолжал Шон, не почувствовав, как напряглась Бренна.
– Правда, – кивнула девушка. Во рту у нее пересохло от опасно обострившегося желания. – Мне нравится видеть их счастливыми. Джуд думает, что этот коттедж волшебный. Здесь она влюбилась в Эйдана и начала новую жизнь, здесь она написала свою книгу. И все, о чем, по ее словам, она боялась даже мечтать, случилось здесь.