Ложная слепота (сборник)
– Помехи хорошо шумят. А без скрипа можно обойтись?
– Шутишь? Это же музыка сфер, комиссар. Она прекрасна, как старый джаз!
– Джаз я тоже никогда не понимал.
Шпиндель пожал плечами и убил верхние частоты, оставив только шорох дождя. Подергивающийся от тика глаз Исаака задержался на замысловатой диаграмме.
– Хочешь ударную тему для своих заметок?
– Конечно.
– Лови.
Он ткнул пальцем – и свет радугой блеснул на сенсорной перчатке, словно на крыле стрекозы: спектр поглощения, раз за разом выводимый на дисплей. Яркие пики взмывали и опадали с пятнадцатисекундным интервалом.
Подсказки не дали ничего, кроме длин волн в ангстремах.
– Что это?
– Скиммеры, когда ныряют, пускают газы. Эти сволочи сбрасывают в атмосферу сложную органику.
– Насколько сложную?
– Пока трудно сказать. Следы слабые, рассеиваются в два счета. Но, как минимум, сахара и аминокислоты. Может, белки. Или еще что посложнее.
– Может, жизнь? Микробы? Инопланетный проект терраформирования…
– Смотря как определять жизнь, – заметил Шпиндель. – Там даже дейнококк [27] долго не продержится. Но атмосфера большая. Если ребята решили переработать ее с помощью прямых прививок, то, надеюсь, они не очень торопятся.
А если торопятся, работа шла бы намного быстрее с использованием саморазмножающейся затравки.
– На мой взгляд, смахивает на жизнь.
– Больше похоже на распыление удобрений. Засранцы превращают всю планету в рисовое поле размером с Юпитер, – он жутковато ухмыльнулся. – У кого-то ба-а-а-алыной аппетит, а? Невольно начинаешь думать, может, нас уже взяли числом.
* * *На следующем собрании обсуждали только информацию Шпинделя. Итог подвел вампир.
– Самореплицирующиеся фон-нейманы, r-селекция [28], – наглядные пособия плясали на столе. – Семена всплывают и прорастают скиммерами, те, в свою очередь, собирают сырье в аккреционном поясе. Орбиты плывут немного, пояс еще не устоялся.
– А где первоисточник? – заметил Шпиндель. – Никаких следов фабрики по их производству?
Сарасти покачал головой:
– Может, она разбирается. Идет на материалы. Или стадо прекращает размножение, достигнув определенной численности.
– Это всего лишь бульдозеры, – напомнила Бейтс. – Будут и жильцы.
– И, похоже, немало, – добавил Шпиндель. – Мы тут, если чего, и пикнуть не успеем.
– Да они могут еще лет через сто прилететь, – вставила ноту скепсиса Джеймс.
Сарасти пощелкал языком.
– По-вашему, именно эти устройства строят светлячков? Объект Бернса – Колфилда?
Вопрос был риторический, но Шпиндель все равно ответил:
– Не представляю, как.
– Значит, этим занимается кто-то другой. И он уже здесь.
Все замолчали. Графы Джеймс плыли и тасовались в тишине; когда она снова открыла рот, на поверхность сознания загадочным образом всплыла ее более молодая ипостась:
– Если они решили устроиться в таком месте, их среда обитания совершенно не похожа на нашу. Это обнадеживает.
Синестет по имени Мишель.
– Белки, – глаза Сарасти скрывались за черным визором. – Биохимическая совместимость. Они могут нами питаться.
– Кем бы ни были эти существа, они даже не нуждаются в солнечном свете. Нет соперничества за территории и ресурсы, а значит, и основы для конфликта. Нет никакой причины, по которой мы не смогли бы договориться!
– С другой стороны, – заметил Шпиндель, – технология предполагает агрессию.
Мишель тихо фыркнула:
– Если верить хунте историков-теоретиков, которые никогда в жизни не встречали инопланетян, то да. Может, сейчас нам удастся посадить их в лужу.
В следующий миг она исчезла, проявление смело, как листья на ветру, и его место заняла Сьюзен Джеймс со словами:
– Почему бы нам просто не спросить у них?
– Спросить? – повторила за ней Бейтс.
– Внизу четыреста тысяч роботов. Откуда мы знаем, что они не умеют разговаривать?
– Мы бы услышали, – объяснил Шпиндель. – Это беспилотники.
– Пингануть можно. Особого вреда от этого не будет. Уверенности ради.
– Даже если они разумны, нет ни малейшего повода ждать, что они ответят. Язык и интеллект не так четко коррелируют даже на Зе…
Джеймс закатила глаза:
– Ну почему хотя бы не попробовать?! Мы же явились сюда ради этого. Во всяком случае, я. Дать этот чертов сигнал, и все!
После недолгой паузы эстафету подхватила Бейтс:
– Сюз, с точки зрения теории игр, затея скверная.
– С точки зрения теории игр! – В устах Джеймс это прозвучало как ругательство.
– Лучшая стратегия – зуб за зуб. Они пингуют нас – мы пингуем в ответ. Сейчас мяч на их стороне поля, и если мы отправим еще один сигнал, то можем слишком много выдать.
– Я знаю правила, Аманда. По ним выходит, что, если другая сторона не возьмет инициативу на себя, мы будем игнорировать друг друга до конца миссии, потому что теория игр запрещает унижаться.
– Это правило работает, только когда имеешь дело с неизвестным игроком, – объяснила майор. – Чем больше мы узнаем, тем больше у нас появится вариантов.
Джеймс вздохнула.
– Просто… вы все почему-то предполагаете, что они враждебны. Словно нам достаточно что-нибудь передать им по радио, и они на нас набросятся.
Бейтс пожала плечами:
– Осторожность вполне уместна. Пускай я вояка, но не хочу сердить ребят, которые скачут от звезды к звезде и терраформируют коричневых карликов. Никому здесь не надо напоминать, что «Тезей» – не боевой корабль.
Она сказала «никому», а имела в виду Сарасти. Тот, сосредоточившись на своих целях, не ответил. По крайней мере вслух. Его профили изъяснялись другим, неслышным языком и говорили: «Пока нет».
* * *Бейтс, кстати, была права. Официально «Тезей» проектировался для разведки – не для боя. Несомненно, наши хозяева предпочли бы нагрузить его не только научным оборудованием, но и ионными пушками да ядерными бомбами, но даже теленигилянионный топливопровод не мог нарушить третий закон Ньютона. Вооруженный прототип пришлось бы разрабатывать очень долго; из-за тяжелой артиллерии, более массивный, он бы разгонялся намного дольше. «Время важнее оружия!» – решили наши господа. Если будет время, то фабрикаторы при необходимости могут построить почти все, что нам нужно. Правда, с нуля воссоздать ионное орудие быстро не получится, и сырье, возможно, придется добывать на астероиде поблизости. Но мы справились бы. Если наши противники согласятся обождать – ради честной игры.
Однако, каковы шансы, что наше лучшее оружие окажется эффективным против интеллекта, сотворившего Огнепад? Если неведомые создатели светлячков враждебны, нам конец, как ни старайся. Пришельцы технологически развиты, и были те, кто заверял, что это по определению делает их враждебными. Технология подразумевает агрессию.
Здесь, пожалуй, требуется пояснение, хотя сейчас оно к делу не относится. После стольких лет немудрено и забыть, с чего все началось…
Жили-были три племени. Оптимисты, чьими святыми покровителями были Саган и Дрейк, верили во Вселенную, кишащую благодушными аборигенами; в духовное братство, которое выше и просвещеннее нас; в великое Галактическое содружество, куда когда-нибудь войдем и мы. «Без сомнения, – говорили Оптимисты, – космические перелеты предполагают миролюбие, ибо требуют контроля над разрушительными силами. Любая раса, не способная подняться над собственными скотскими инстинктами, самоуничтожится задолго до того, как ей будет под силу преодолеть межзвездные бездны».
Напротив Оптимистов жили Пессимисты, преклонявшие колени пред идолищем святого Ферми и сворою его малых присных. Им виделась безлюдная Вселенная, полная мертвых скал и прокариотической слизи. «Шансы очень малы, – настаивали они. – Слишком много блудных планет, слишком высока радиация, а эксцентриситет огромного количества орбит слишком велик. Сам факт существования Земли – это исключительное чудо. Надеяться на их множество – значит оставить рассудок и предаться шаманскому безумию». В конце концов, Вселенной четырнадцать миллиардов лет: если бы в Галактике зародился не один разум, разве его представители не были бы уже рядом с нами?