Лес теней

– Детективов? Но… Кто вы? Откуда вы знаете, что я…
– Мы попытались связаться с вашим издателем, он отказался дать ваш личный номер, а поскольку вас нет в телефонном справочнике… Господин Дофр прирожденный детектив. Мы собрали разрозненную информацию о вас в интернете, позвонили кое-кому и смогли найти ваш адрес… – Он понизил голос. – Хозяин восхищен вашей работой, но он очень… как бы сказать… капризный. Ему так не терпелось встретиться с вами, что вчера вечером он решил поехать к вам домой, чтобы дождаться вас там. Мы прождали целую вечность, но вы так и не вернулись…
Давид поставил свои тяжелые чемоданы на тротуар:
– А что вам мешало позвонить в дверь?
– Понимаете ли… Господин Дофр не может ходить. А для первого раза… он не хотел, чтобы вы увидели его в инвалидной коляске. В машине ему… в машине ему комфортно…
Давид посмотрел на затемненные стекла:
– То есть он приехал сюда только для того, чтобы обсудить мой роман?
– Совершенно верно.
Давид не мог прийти в себя. Кто-то приехал на дорогущей машине, чтобы поговорить о его первой книге. На мощном автомобиле, с шофером. К тому же этот кто-то чрезвычайно настойчив. В конце концов, может быть, и стоит уделить ему пару минут? С Маргаритой он закончил быстро, и у него было в запасе немного времени перед следующим клиентом.
– Ладно… я согласен встретиться с вашим хозяином, – ответил Давид. – Но при одном условии.
– Каком же?
– Чемоданы мои, пожалуйста, не трогать.
Великан-шофер кивнул и открыл дверцу.
– Садитесь, господин Миллер, – раздался уверенный голос.
Давид бросил короткий взгляд внутрь машины, опустился в кресло и захлопнул за собой дверь этой махины. «Мажордом» застыл горой в тумане рядом с его чемоданами. Из кожаного салона Давида пробуравил взгляд темных глаз. На него смотрел пожилой мужчина с гладким черепом и морщинистым лицом, выражение которого внушало полнейшее доверие.
– Прошу прощения, что не смог лично вас встретить, – произнес он спокойно, – но…
– Я… я знаю, – ответил Давид. – Ваш шофер сказал… сказал мне о том, что вам трудно передвигаться.
– Кристиан иногда довольно неуклюже объясняет ситуацию.
Его ноги полностью прикрывал меховой плед. Он протянул левую руку. Ухоженные ногти, очень тонкие пальцы.
– Я Артур Дофр.
– Давид Миллер, но… но думаю, что… что вы это уже знаете.
Дофр чуть улыбнулся в ответ:
– Я вижу, вы нервничаете… Вероятно, из-за несколько небанальных обстоятельств нашего знакомства… Мне очень жаль, но больше я ждать не мог, мне было необходимо увидеться с вами! Быть может, вы предпочитаете какое-нибудь более оживленное место? Я могу постараться и…
– Нет-нет… все в порядке.
– Прекрасно… Один друг прислал мне ваш роман, выход которого я, признаться, пропустил. Как правило, я слежу за литературными новинками, но тут…
– Потому что он затерялся в массе других. Обычная книга, одновременно с ней вышло еще штук восемьсот. Сложно занять нишу, особенно когда тебя никто не знает.
Дофр вытащил книжку из кармана пальто и быстро пролистал. Судя по состоянию обложки, он уже не раз перечитывал роман.
– Обычная книга, говорите? Да это же настоящий шедевр! Я обожаю детективы и должен сказать, что я просто поражен!
– Вы мне льстите… Но мне приятно. Знаете, мне часто ставили в упрек то, что книга… мрачная… «мрачнее мрачного» даже, как кто-то мне сказал.
Дофр откинулся на спинку сиденья. В машине горела верхняя лампочка, правая рука Дофра блестела. Протез.
– Читатели – существа странные, – ответил он. – Они упиваются кровью, с ума сходят от самых страшных жестокостей, которых полно в грошовых книжонках… пока это не коснулось их самих. Они думают, что к ним эти зверства не имеют никакого отношения. Но вы попали в больное место, вы ткнули их носом в то, что они изо всех сил гонят от себя. В их собственную смерть, в реальность разложения тела.
Давид согласился с этим наблюдением. Наконец-то хоть один читатель его понял.
– Быть может, я совершил ошибку, – продолжил он, голос у него больше не дрожал. – Но я не принял в расчет тот факт, что книга должна развлекать, отвлекать. Словом, быть такой, знаете, которую листают у камина после тяжелого рабочего дня… Я хотел писать о самом ужасном, постоянно, на каждой странице. И чтобы было реалистично. Более чем реалистично. В следующей книге я постараюсь так больше не делать.
– Не делать? Да что вы, наоборот! Во всяком случае, одного человека вы своим решением точно не осчастливите! У меня только и остались… они… книги…
Он вздохнул, глядя в пол.
– К сожалению, я должен прислушаться к критике, угодить вкусу читателей… Только так можно стать известным.
– Пойти против природы? Гм… Не уверен, что это верное решение… Ваша манера рассказывать истории говорит о том, что вы, как мне кажется, человек сумрачный, страстный… Но я, быть может, ошибаюсь…
– Не ошибаетесь, нет. Сумрачный, да… Думаю, это верное определение… Меня посещают довольно мрачные видения.
– Мертвецы? Все эти мужчины, женщины, дети, которых вы каждый день потрошите? Они являются вам?
– Знаете, смерть уродлива, она отталкивает, она требует, чтобы при встрече с ней люди кричали от ужаса. Я же сдерживаю ее, абстрагируюсь. Но в конечном счете все это спрятано где-то глубоко во мне. Так что мое перо – это как…
– Как громоотвод. Вы используете ваше перо, чтобы выплеснуть на бумагу избыток страдания.
– Совершенно точно. Мой… громоотвод… Прекрасное сравнение. Но уверяю вас: в моей повседневной жизни нет ничего ужасного! У меня есть любящая жена, здоровый ребенок, и меня совершенно не привлекают ужасы!
– Лишь самую малость! – пошутил Дофр.
Давид улыбнулся, спокойно поглаживая небольшой шрам в форме бумеранга, рассекающий его правую надбровную дугу.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – предложил Дофр.
– Дело в том… что я немного тороплюсь. У меня много работы. Но может быть, мы сможем встретиться еще раз?
Дофр взял из мини-бара абрикосовый сок:
– У меня есть мечта, Давид. Мечта, которую я лелею вот уже более двадцати пяти лет… И мне кажется, что именно вы можете наконец претворить ее в жизнь…
– Не понимаю, о чем вы.
– Я хочу снова ходить. У меня осталась лишь левая рука, и, что самое ужасное, я был правшой. Я хочу снова пользоваться рукой и ногами, которые доставляют мне лишь слабые и неприятные ощущения, когда массажист мучает меня своими приспособлениями. Я бы хотел бегать, прыгать, заниматься любовью. И заменить мне этого, к сожалению, не могут ни все богатства мира, ни путешествия, ни дома́, которыми я владею. Но такой властью обладаете вы…
– Не думаю, что…
Старик чуть ссутулился и сказал с ноткой ностальгии в голосе:
– Танталовы муки. Я испытываю жажду, находясь рядом с источником, но стоит лишь мне наклониться к нему, чтобы напиться, вода отступает. Роскошь, которой я окружен, иллюзорна и приносит мне лишь страдания. Единственной моей реальностью остаются книги. Я чувствую эту реальность, могу ощутить ее, обонять. Слова скользят по нёбу, от них кружится голова, это похоже на самый сильный наркотик.
Он выдержал паузу и посмотрел на Давида:
– Пишите для меня! Дайте мне роль в вашем романе, оживите меня вашими метафорами! За день работы я вам буду платить больше, чем вы можете себе представить. У меня есть контакты. Я смогу помочь вам, продвинуть вас. Я подарю вам возможность выбрать наконец ваше истинное призвание!
Он положил вспотевшую ладонь на руку Давиду, пальцы у него дрожали… Неожиданные эмоции.
– Это… – пролепетал Давид. – Вау!
Он встряхнул головой, как будто ему дали пощечину:
– Это так… неожиданно! Но… почему именно я? То есть… Почему вам не нанять литературного негра или более известного писателя?
Дофр распахнул здоровой рукой полы пальто, открывая ужасно худые ноги:
– Взгляните на меня еще раз. Треть этого тела уже в могиле. Я та грань, которую вы так хорошо описываете в ваших книгах. Я мертв и одновременно жив. Ваш роман попал ко мне, и это не может быть просто случайностью. Я хочу, чтобы это были вы, только вы и никто другой. Специалист по смерти, танатопрактик-писатель. В ваших словах отражается моя персональная история. Я знаю, что вы все сделаете хорошо…