Самец причесанный

Он захохотал. Я шмыгнула носом.
– Мне здорово повезло с тобой, – сказал он, отсмеявшись. – Честное слово! Красивых женщин в Роме полно, а вот таких умных…
Через мгновение я сидела у него на коленях, и мы говорили, перебивая друг друга… О чем? Вам это неинтересно. Нам было хорошо. Жаль, что явилась Дандаки…
 
Глава 6
  
Игрр, преторианец. Разъяренный
 
Встречные сармы провожали нас долгими взглядами.
– Зачем ты нацепил эти тряпки? – проворчала Дандаки. – В Балгасе прежде не было преторианцев. Мы их даже в плен не брали.
– Трибун велела, – объяснил я.
– Валерия?
– Ты ее знаешь? – удивился я.
– А где, по-твоему, я потеряла это? – Дандаки коснулась пальцем затянутой веком глазницы. – Три года назад орда под моим началом стояла под стенами Ромы как раз напротив когорты претория, и я знала, кто ею командует. У нас есть свои люди в Роме.
– Это вам не помогло! – хмыкнул я. – Вломили от души.
– Мы не остались в долгу! – буркнула сотница.
– В той битве погибла мать Виталии, – согласился я, – а сама она, как и ты, едва не потеряла глаз. Шрам на ее лбу – след моей операции. У меня вопрос: стоило ли сражаться? Кто победил в той битве, Дандаки? Сармы, потерявшие тысячи воинов и бежавшие обратно в Степь, или рома, отстоявшие свой город?
– Это Валерия велела тебе спросить? – сощурила глаз сотница.
– Сам додумался.
– Да ты, как я вижу, стратег! – хмыкнула Дандаки. – Странно, что при этом всего лишь преторианец. Что ты делаешь в когорте, Игрр? Или у Ромы кончились нолы? Ваша принцепс призвала на службу мужчин?
Дандаки смотрела хмуро, и я одернул себя: с чего задираюсь? Разговаривать нужно о другом. Сотница – мой союзник в Балгасе.
– Что тебя тревожит, Дандаки?
Он бросила взгляд исподлобья. Подумала и вздохнула:
– Плохие вести, Игрр! В Балгас прибыли вожди Красной, Синей и Белой орд. У каждой – тысячи воинов.
– Не заметно! – сказал я, привставая на стременах и крутя головой.
– Обычай запрещает вводить в Балгас войска. Это священный город. Вождю дозволено иметь охрану из сотни воинов. Остальные должны оставаться за стенами. Но три вождя – это три сотни. Достаточно, чтобы захватить власть.
– Если сговорятся.
– Думаю, это произошло, – сказала Дандаки. – Мне донесли, что вожди Синей и Белой орд ежедневно гостят у предводительницы Красной орды. Ее зовут Саруки. Они едят, пьют кумыс и бьют в бубны. Не знаю, о чем они сговорились, но опасаюсь, что Саруки добилась согласия вождей.
– Хотят провозгласить ее дочь Мадой?
– Верховную Мать избирают жрицы. В жилах дочки Саруки – людская кровь, но она потеряла право стать Мадой. Путалась с сармами и успела трижды родить. – Дандаки плюнула. – Но за Саруки – сила…
«Тысячи воинов…» – вспомнил я.
– Великая Мать знает?
– Маде известно все! – подтвердила Дандаки. – Она самая мудрая в Паксе. Покойный Луций ее многому научил. Когда они правили Степью, сармы боялись голову поднять. Но Луций умер, а теперь пришел черед Мады… – лицо сотницы погрустнело.
– Когда у Бимжи Дни? – спросил я.
– Сегодня или завтра.
– Нам нельзя терять времени.
– Игрр! – Дандаки сжала мое запястье. – Не получится. Мада пожелает оставить тебя себе, она так и сказала. Тебя поместят в храме, а туда нет хода никому, кроме жриц. Дни у Бимжи пройдут, а ко времени следующих Мады не станет. Степь возглавит Саруки. Она казнит Бимжи – и меня вместе с ней. Саруки не нужны соперницы.
– Сделай так, чтоб я воротился в твой дом.
– Мада не разрешит.
– Заставь!
– Как?
– Дандаки! – вызверился я. – Кому из нас грозит смерть – мне или тебе? Кто возглавляет личную охрану Великой Матери – ты или я? Мне объяснять, что в сложившейся ситуации годятся любые средства?
– Предлагаешь убить Маду? – поразилась Дандаки.
– Если понадобится.
– Это невозможно! – вспыхнула сотница. – Мы с Мадой вместе росли – наши матери были родственницами. В то время ее звали Тамар, что означает «стрела» – она была смелой и быстрой. Став жрицей, Тамар по обычаю сменила имя. Во всей Степи только одна сарма имеет право зваться Мадой. Моя дочь и Тамар – сестры. Я приносила клятву на крови. Нарушить ее – навлечь гнев богини…
– Маду мучают боли? – перебил я.
Дандаки кивнула.
– Сильные?
– Если жрица опоздает с питьем, Мада кричит.
– Проще говоря, умирает в мучениях. А теперь скажи: если б твоя дочь уходила в страданиях, ты оказала бы ей милость?
Дандаки насупилась.
– Ты ненавидишь Маду! – сказала, подумав.
– Она приказала высечь Виталию и отдала ее в рабство. Там жену били и кормили отбросами.
– Она – рома, следовательно – враг!
– Обычай запрещает наказывать беременных. Враги – не исключение. Будущая жизнь – свята, мать нельзя истязать.
– Ты много знаешь! – удивилась Дандаки.
– Я учил ваш язык, говорил с твоими воинами. У меня есть Сани, не единожды бывавшая в Балгасе и хорошо знающая ваши обычаи. А теперь скажи: как поступают с мучителями беременных?
– Ломают спины! – буркнула сотница.
– Если хочешь, я сверну Маде шею. Или пережму ей жилу на шее. Я медикус и знаю как. Она умрет без мучений.
Дандаки засопела.
– Игрр! – сказала тихо. – Не вздумай! Закон запрещает убивать мушей, но я не поручусь за своих воинов. Тебя поднимут на копья!
– А ты с Бимжи потеряешь жизнь! Так что думай!
Дандаки просверлила меня взором и умолкла. В конце улицы показался храм, и я порадовался возможности отвлечься. На душе было сумрачно. Иногда я пугаюсь собственных мыслей. Это я, Игорь Овсянников, в недавнем прошлом участковый терапевт, размышляю о дворцовом перевороте? Вербую сторонников, составляю проскрипционный список и предлагаю убить жрицу? Хорошее занятие для врача, чьей главной заповедью считается «Не навреди»! С другой стороны, как быть? Пакс живет другими законами. Остается следовать им либо умереть. Если у Саруки получится, Виту убьют. Сармам она враг. Мада сохранила Виталии жизнь, но Саруки этого не обещала. Для нее Вита, что пыль на сапоге. А как же Гайя, тронувшая ножкой живот матери, когда я приложил к нему ухо? Я не увижу свою дочь? Не возьму ее на руки, не коснусь губами теплого лобика? А вот хрен вам! Понадобится, порву Балгас на ленточки. Сожгу, вырежу и вытопчу! Хотите видеть меня игрушкой в шатре победителей? А ху-ху не хо-хо?! Кровью умоетесь! Поняли?!
Храм приблизился. Величественное здание, сложенное из обтесанных каменных блоков, возвышалось над унылой застройкой города. Убегающие ввысь стены, двускатная крыша, крытая позеленевшими от времени листами меди. Очень похоже на храм Богини-воительницы в Роме, только тот круглый.
– Кто это строил? – удивился я.
– Рома, – отозвалась Дандаки. Похоже, она обрадовалась возможности сменить тему. – Два века назад Степь пошла в набег и захватила город людей. Там жили мужчины, женщины, дети и старики. Всех увели в Балгас. Среди мужчин оказались каменщики. Им обещали свободу – вместе с семьями, если возведут храм. Люди согласились.
– Сармы выполнили обещание?
– Да! – кивнула Дандаки. – Великая Мать клялась. Но из тех пленников вернулись немногие. Храм строили двадцать лет. За это время часть людей умерла, другие прижились и не захотели обратно. Балгас ценит ремесленников, пришлый, мы им хорошо платим. Мой дом сложили люди. Было это давно. За века люди растворились средь нас, и мы потеряли умельцев. Сармы не умеют работать с камнем.
«Перенять ремесло было влом? – подумал я. – Приставить к людям учеников, платить за обучение? Веселее скакать на конях и махать железками? Вы такие же ушлепки, как и рома, выселявшие людей в резервации и бравшие с них налог кровью. У вас был шанс. Следовало привлечь людей к управлению, дать им государственные посты, позволить изменить строй. Они преобразили бы Степь. Не Рома, а Балгас диктовал бы правила в Паксе. Но вы посчитали это лишним, поэтому вымираете, как и Рома. Ну и хрен с вами! Сами виноваты! Вот вытащу Виту и укачу с ней в Россию! Костьми лягу, но добьюсь! Плевать, что скажут о ее хвостике! Он мой, а не их!»