Самец причесанный

– Прости меня, господин!
С удивлением смотрю на Сани. Она бледна, губы дрожат.
– Я виновата! Следовало ехать тропой.
– В чем дело?
– Это дикие сармы…
Здравствуй, жопа, новый год! Приехали… Дикие сармы не подчиняются Балгасу, они сами по себе, и плевать им на всех и вся. Короче, банда.
– Сани, становись рядом и, как начну говорить, переводи слово в слово! Не вздумай что-то пропускать или добавлять от себя! Поняла?!
Она торопливо кивает. В глазах страх. Мужчину сармы не тронут, а вот нолу…
– Соберись! Ар морате!
Снимаю с седельного крюка и забрасываю за спину щит. Повод в левой руке, правая – на рукояти спаты. Впереди уже вопят – добыча близка. Конная лава накатывает на нас и, не доскакав с десяток шагов, обтекает по сторонам. Мохнатые, покрытые пылью рожи, оскаленные зубы, вопли… Замечаю, что вооружение у кочевниц дохлое: кожаные нагрудники, да и то не у всех, простенькие луки, обтянутые кожей щиты из прутьев, копья с костяными наконечниками… Мечей на поясах не наблюдается. Лица юные. Банда оборванцев, котята. Правда, у котят есть коготки и царапаются они больно.
От толпы отделяется всадница и скачет к нам. Нагрудник обшит костяными пластинками, на поясе то ли короткий меч, то ли длинный нож. Явно главарь. Низкий лоб, скуластое лицо, крючковатый нос и выдвинутая вперед нижняя челюсть. Стоматологи называют это «обратным прикусом». Вылитая баба-яга в исполнении Милляра, разве что горба не хватает. Красотка, туды ее! Ночью привидится – не проснешься.
– Хо! – восклицает «красотка». – Какая добыча! Муш! Сильный и красивый! С ним нола, молодая, здоровая. Доспех! Шлем! Меч! Кони!..
Сани частит, переводя. «Красотка» прямо сияет. Ну, это ненадолго… Она тянется к рукояти моего меча и немедленно получает по мохнатой лапке. Не трожь! Не ваше!
– Ты ударил меня! – изумленно восклицает «красотка».
– Могу добавить, – «радушно» обещаю я. – Больнее.
Сани бледнеет, но переводит.
– Как ты смеешь?! – вопит «красотка». – Ты добыча.
– Разве?
Нагло улыбаясь, извлекаю из ножен спату.
– Будешь сражаться? – удивляется сарма.
Киваю.
– Это неправильно!
– Почему?
– Ты муш.
– И что?
– Муши не сражаются.
– Я – да.
«Красотка» оглядывается на своих оборванцев, словно ища поддержки. Похоже, что мохнатики изумлены.
– Я не хочу тебя убивать, – сообщает «красотка».
Ясен пень, что не хочет. Живой мужчина – редкая и очень ценная добыча.
– Я тоже хочу, чтоб ты жила. Расступитесь, и мы проедем.
Предложение ставит «красотку» в тупик. Она растерянно смотрит на меня. Выпустить мужчину из рук? Да ее свои заплюют! Но и мне не улыбается попасть в плен. Жить в вонючем шатре, плодить маленьких сарм… А Вита? Что будет с ней? Нет уж!
– Я гость Великой Матери. Неподалеку нас ждет сотня из Балгаса. Посмеете нас задержать, они вас вырежут. Пропусти!
«Красотка» багровеет. Похоже, я что-то не то сказал.
– Я не подчиняюсь Великой Матери! – орет она, надувая ноздри. – Мы сами по себе. Плевать нам на сотню! Мои воины лучше. Ты моя добыча и поедешь со мной!
– А вот хрен тебе! – отвечаю по-русски.
Сани умолкает, не зная, как это перевести, но «красотка» поняла.
– Будешь драться? – спрашивает, шмыгнув носом.
Киваю – буду! Сарм около сотни, но на мне лорика, шлем, а на спине – щит. В руке спата, и владеть ею я умею. Резали мы мохнатых… Прежде чем истычут стрелами, с десяток зарублю. Возможно, они испугаются, и нам удастся прорваться. Мужчина с мечом – это непривычно. Дохлый, но шанс.
– Мы тебя убьем! – сообщает «красотка».
Ухмыляюсь. Попробуйте!
– Отдай оружие, и мы не обидим тебя. Твою самку – тоже. Ты будешь жить со мной, а я – тебя защищать.
Всю жизнь мечтал!
– Согласен?
Бросаю спату в ножны и маню ее рукой. «Красотка», улыбаясь, приближается. Склоняюсь и хватаю ее ворот кожаной рубахи. Рывок – и сарма, вылетев из седла, оказывается на крупе моей лошади. Левой рукой прижимаю ее к себе, правой вытаскиваю кинжал. Голубоватое лезвие застывает у мохнатого горла.
– Шевельнешься – зарежу! Скажи своим, чтоб расступились! Живо!
Вспотела. Кислый, мерзкий запах немытого тела лезет в ноздри. Однако молчит.
– Ну?!
– Они не подчинятся, – тихо говорит «красотка». – Зарежешь, найдется другая. Сармы добычу не отдают.
М-да! Голливудский сценарий не прокатил: заложника брать бесполезно. Сарм в степи полно: одной больше, одной меньше… А я надеялся прорваться. Доскакать до сотни, а та пугнет банду, как кот голубей. Делать нечего, нужно договариваться.
– Тебя как звать, красавица?
– Амага! – шмыгает она носом.
– Меня – Игрр. Я не пойду в плен, Амага. Меня ждут в Балгасе. Мне туда очень нужно. Пропусти, и я отдам тебе доспех.
– Нет! – закрутила она головой. Едва успел убрать кинжал, не то порезалась бы.
– Давай решим дело поединком! Одержишь вверх – получишь добычу. Нет – мы уедем. Идет?
– Ага! – снова шмыгает. – У тебя вон какой меч!
Точно девчонка! Лет трех… Ладно…
– Можем без оружия. Скажем, бороться?
– Хо! – восклицает Амага. – Согласна!
Убираю руку с кинжалом и ослабляю захват. Амага перепрыгивает в седло своей лошадки.
– Слушайте все! – кричит, привставая на стременах. – Сейчас мы с мушем будем бороться. После того как свалю его, он станет нашей добычей.
Пацанки орут и машут руками. Жду, пока утихомирятся.
– Если свалю Амагу, вы пропустите нас! – объявляю в свою очередь.
В ответ вижу оскалы. Нет уж, девочки, играем честно!
– Поклянись, что так будет! – говорю Амаге.
– Клянусь! – кивает она. – Только ты зря надеешься. Я сильная. Мне нет равных в орде.
Это мы посмотрим…
– Какие правила? – спрашиваю, спрыгнув на землю.
– Обычные, – пожимает плечами Амага. – Запрещено кусаться, царапаться и вырывать глаза. Остальное можно.
Вот и славненько!
С десяток сарм прыгает на землю и начинает вытаптывать круг. На лицах ухмылки – предстоит развлечение. Делаю знак Сани. Она спрыгивает и помогает мне снять лорику. Отдаю ей шлем, пояс с оружием и наказываю смотреть за вьюками. Там у меня золото. Пока будем бороться – стибрят. Рожи у сарм плутоватые, и на вьюки они посматривают. Сани кивает. Амага снимает нагрудник и пояс. Сармы, закончив работу, лезут в седла. Будут смотреть сверху. Мы с «красоткой» становимся лицом к лицу. Девочка не соврала. Она крепкая, ростом повыше меня, руки длинные. Будет ими хватать. У кочевников слабые ноги, они с детства в седле. Учтем…
Одна из сарм ударяет копьем в щит. «Красотка», вытянув руки, летит ко мне. Уклоняюсь и подставляю ногу. Упсс! Амага бороздит носом землю.
– Не считается! – вопит, вскакивая. – Ногами цеплять запрещено!
Нет, в самом деле, детский сад!
– Ты не говорила.
– Забыла!
Снова идем в круг. Не беда. Я, конечно, не Карелин, но полевой борьбе меня учили. В этот раз Амага не спешит. Делает шаг и хватает меня за плечи. Держит цепко. Сильная, зараза! В свою очередь вцепляюсь ей в рубаху. Некоторое время пыхтим, пытаясь вывести противника из равновесия. Не выходит. Внезапно Амага оставляет плечи в покое, хватает меня за запястья и заставляет ее отпустить. Поворот – и она за моей спиной. Сгиб ее локтя под моим горлом, второй рукой прижимает меня к себе. Душит. В глазах темнеет. Ах, так? Вскидываю правую руку и хватаю ее за ворот. Бросок! Амага, взмыв в воздух, прикладывается спиной о притоптанную траву.
– Не считается! – кричит с земли. – Нечестно! За рубаху хватать нельзя!
– За что еще? – интересуюсь холодно. – Сколько раз нужно тебя свалить, чтобы считалось правильным?
Амага встает и, повернувшись спиной, отходит в сторону. Садится, поджав ноги. Спина выражает обиду: глубокую. У девочки отняли игрушку. Лица у сарм хмурые. Так и до беды недалеко. Доспехи я снял, меч у Сани. Врежут чем-нибудь по башке… Что клятва этим детям Степи? Как дали, так и забрали…