Тайная военная разведка и борьба с ней

Ознакомившись с этим делом, я по указанию начальника штаба фронта командировал в Петроград военного юриста полковника Резанова для осмотра делопроизводства перестраховочной конторы «Шварц, Брант и К°» и др., причем сведения вышеупомянутой докладной записки вполне подтвердились. В результате этого обследования все перестраховочные конторы у нас были закрыты, и возбужден был в Министерстве внутренних дел вопрос о передаче столь прибыльных перестраховочных операций самому правительству. Незадолго до революции министр внутренних дел Протопопов в разговоре поздравил меня, что перестраховку взяло на себя правительство.
Кроме того тогда же штабом Северного фронта был возбужден вопрос о начале предварительного следствия против председателя страхового общества «Россия» А. И. Гучкова по обвинению его по ст. 108 Уголовного уложения в содействии противнику через перестраховочные конторы. Казалось бы, бывший председатель комиссии по государственной обороне Государственной Думы, всегда интересовавшийся военными вопросами, не мог не быть осведомлен об утечке этим путем наших военных тайн. К сожалению дело это было передано следователю по особо важным делам Петроградского окружного суда Середе, между прочим допрашивавшего по нему и меня в качестве свидетеля, и было им прекращено. Этого впрочем надо было ожидать от зараженной революционной пропагандой петроградской юстиции.
Второй случай разумного участия частных лиц в оберегании государственных интересов имел место во время пребывания моего председателем комиссии по борьбе со шпионами и мародерами тыла с 2-го июня 1916 г. до начала революции. Моей комиссией, между прочим, были обследованы в смысле спекулятивной работы крупнейшие наши банки: Русский для внешней торговли, Петроградский международный, Соединенный (в Москве), Русско-Французский и др., они получали лихвенные барыши благодаря неестественному вздутию цен на предметы первой необходимости. Для характеристики бывшей в то время спекуляции достаточно привести мнение о ней военного министра генерала Шувалова, ранее бывшего начальником Главного интендантского управления, со слов Лемке: «По данным, собранным Шуваловым, 300-400 процентов наживы с военных заказов являются обычными, а иногда эта прибыль доходит до 1000-1200 процентов». («250 дней в Царской Ставке», стр. 700).
Так как вышеперечисленным банкам грозила ответственность по суду, то за них вступился бывший тогда министром финансов Барк, исходатайствовав у Государя Императора соизволение на образование комиссии из подчиненных ему лиц для обследования работы банков, придерживаясь почти той же программы, по которой работала и моя комиссия. Когда это из разговора с министром финансов Барком стало известным мне, а через меня и моим сотрудникам по комиссии, банковским служащим, главным образом бухгалтерам, то последние умоляли меня не передавать своих дел во вновь проектированную комиссию, где все их разоблачения будут несомненно сведены на нет. Они руководствовались интересами ведущего войну государства, сознавая, что могут потерять сейчас и даже в будущем, после войны, свои выгодные места в банке В этом голосе простых, но глубоко честных русских людей, вполне отдававших себе отчет в преступных спекуляциях банков, я нашел опору для окончания начатого совершенно мне незнакомого банковского дела.
Г) Перлюстрация. Перлюстрация как средство осведомления во время войны, и как побочное средство внутренней агентуры. Секретные чернила. Пример: дело Мясоедова.
Перлюстрация или чтение агентами правительства частной почтовой корреспонденции, если и применялась в Императорской России, то только лишь по постановлению судебного следователя или же, в виде исключения, в порядке сыска. Во всяком случае она применялась к бесконечно малой части русского населения.
В настоящее время это сделалось столь обычным явлением по отношению по крайней мере к заграничной корреспонденции, что уже не возбуждает тех нареканий, которые в былое время сыпались на «черные кабинеты». Хочется верить, что проверка частной корреспонденции есть пережиток Великой войны, когда не только заграничная, но и вся внутренняя корреспонденция в Действующую армию или из нее подвергалась просмотру военной цензуры в лице чинов военно-цензурных комиссий, подчиненных военно-цензурным отделениям штабов фронтов. Цензура писем, идущих из Действующей армии, охраняла военные секреты страны; цензура же корреспонденции, направляемой в Действующую армию, оберегала ее от разлагающего влияния тыла, всегда менее стойко переносящего невзгоды войны в виде разного рода стеснений, особенно в продовольственном отношении, что сильно влияет на понижение морального духа народа. От этого психического яда и должна оберегать военная цензура дух войск на фронте.
Перлюстрация или тайное чтение писем подозреваемых в военном шпионстве лиц, может иногда дать весьма ценные сведения для контрразведки в смысле расширения объема дела, разъяснения его неясностей, нового его освещения и пр. Ввиду этого получаемые перлюстрацией сведения тоже относятся к числу тех секретных данных, которые помогут стать отправной точкой для разработки шпионского дела.
Это обстоятельство учитывается шпионами, и они принимают особые меры в виде писания корреспонденции условным, не особенно бросающимся в глаза языком, или же употребляя для этой цели секретные чернила.
Разработка дела Мясоедова выяснила, что он почти всю корреспонденцию получал не по почте, а с оказией. При этом письма писались таким языком, что иногда смысл их нельзя было понять. Судебное разбирательство его дела делилось на две части: первая касалась характеристики авторов писем еврейского по-преимуществу происхождения, причем Мясоедов каждого из них характеризовал в лестных для них выражениях, что и записывалось председателем суда. После перерыва заседания был произведен осмотр вещественных доказательств в виде чтения этих писем. При этом каждый раз попытка Мясоедова придать невинный смысл этим письмам наталкивалась на столь логичные возражения суда, что Мясоедов заканчивал обыкновенно бранью свои возражения по адресу «жидов» – авторов писем, прилагая к ним нелестные эпитеты. Тогда председатель суда зачитал мнение Мясоедова о них, данное в первой части заседания, чем поставил Мясоедова в невыгодное положение. На судей это обстоятельство произвело очень неблагоприятное впечатление.
Все эти письма еще до отобрания их после обыска у Мясоедова получались контрразведкой штаба Северного фронта по телеграфу через его секретаря и они то главным образом послужили материалом, заставившим произвести обыск у Мясоедова, благодаря чему у него были найдены и другие уличающие его документы.
Что касается секретных чернил, то прежде всего надо заметить, что рецептов таковых имеется большое количество, некоторые из коих приведены в секретном австро-венгерском Наставлении для тайной разведки. Секретными, невидимыми простым глазом чернилами пишется тайный текст письма между строк обыкновенного письма и затем проявляется получателем письма подобно фотографической пластинке при помощи соответствующих реактивов. Самый простой способ – это писание лимонным соком, причем написанный этим способом текст делается видимым после недолгого подогревания письма на лампе. Один из моих агентов, отбывающий наказание в Львовской тюрьме, писал мне письма мочой вместо лимонного сока.
Перечисленные под рубриками А, Б, В, Г сведения о подозреваемых в военном шпионстве лицах, получаемые как от тайных агентов контрразведки и правительственных и общественных учреждений, так и от частных лиц, а также и путем перлюстрации, носят название агентурных сведений, то есть сырого материала, подлежащего еще проверке, а затем разработке, если для того будет достаточно оснований. В сыром же виде эти сведения никоим образом не могут быть переданы судебному следователю, не имеющему в руках средств для их разработки, а зачастую стесненному в своих действиях и буквой закона. Для начала предварительного следствия судебным следователям нужны определенные отправные данные, будут ли то неоспоримые вещественные доказательства, найденные у подозреваемых в военном шпионстве лиц, или же веские показания свидетелей.