Дальше живите сами

Впрочем, застать подобную картину дома тоже не самый приятный сценарий. Сценариев, собственно, могло быть несколько, но наиболее очевидный напрашивался сам: женщина, которая извивается на кровати в луже собственного пота и вонзает наманикюренный указательный пальчик в анус своего любовника, как стрелу в мишень, – это моя жена Джен.
Разумеется, я знал это с самого начала, как только переступил порог. Но разум, оберегая меня от мгновенного осознания, подкидывал разные зацепки – отвлекал, в сущности, – а подкорка тем временем готовилась отразить атаку этой страшной правды, чтобы я не свихнулся. Поэтому моя первая мысль была вовсе не о том, что Джен с кем-то трахается и у меня больше нет семьи или что-нибудь в этом роде, а то, что Джен никогда не сует палец мне в задницу во время секса. Не то чтобы я этого жуть как хотел, скорее наоборот, особенно теперь, когда я воочию убедился, где побывал этот пальчик. Мы с Джен время от времени разнообразили нашу жизнь: меняли позы, покупали разные штучки в секс-шопах, слизывали друг с друга крем и варенье, но я определенно принадлежу к той категории мужчин, которые не любят вмешивать в это дело свой анус. Хотя тех, кто любит, не осуждаю.
Осуждал я только мужика, который насадил задницу на указательный палец моей жены, глубоко, на две фаланги… А соседний палец она совсем недавно, на прошлой неделе, показала на шоссе парню, который нас подрезал. А еще через палец поблескивали бриллиантики на перстне, который я подарил ей на пятую годовщину нашей свадьбы… Короче, мужика этого я сильно осуждал. Так сильно, что он успел еще пару раз всунуть и высунуть, прежде чем до меня дошло, что это известный радиоведущий Уэйд Буланже. А значит, он не только трахает мою жену и ловит кайф от деликатной стимуляции задницы, но – в довершение всего – еще и является моим боссом.
Уэйд ведет на музыкальном радиоканале WIRX популярную утреннюю программу под названием “Вставай, мужик! – С Уэйдом Буланже”. Болтает про секс, машины, спорт и деньги. Но в основном – про секс. Консультируется в прямом эфире с порнозвездами, стриптизершами и проститутками. Принимает звонки от мужчин и женщин, которые во всех подробностях описывают свою сексуальную жизнь. Он в ответ рассказывает, как пукнул и сколько очков поставил себе за этот пук. Одиноким, изголодавшимся по сексу мужчинам он командует: “Вставай!” Этот девиз мелькает всюду: на футболках, кофейных кружках, на стикерах, которые народ лепит на бамперы автомобилей. Уэйд – профессиональный козел, работающий на двенадцати рынках одновременно. Рекламодатели, точно покорные овцы, выстраиваются в очередь.
Я не критикую, не наезжаю. Я работал у него продюсером. Договаривался с гостями. Руководил девчонками, которые отбирают звонки для эфира, и ребятами, которые ведут веб-сайт. Встречался с начальниками радиостанции по поводу формата и спонсорства. Вел переговоры с юристами, кадровиками и отделом рекламы. Заказывал обеды. Заменял матерщину гудочками.
Сразу после колледжа я устроился ассистентом на маленькую местную радиостудию, а Уэйд только начинал карьеру ведущего. И я ему чем-то понравился. Потом его продюсера уволили из-за конфликта с министерскими чиновниками, и Уэйд нанял меня. После эфира мы часами просиживали в ресторанах на казенные деньги, мешали мартини с водкой и сочиняли новые репризы. Он прозвал меня своим “гласом разума”, ценил мое мнение и взял с собой, когда перешел с местного вещания на WIRX. Он даже пригрозил уйти, когда его программа вошла в синдикат и руководство решило не продлевать мой контракт.
Уэйд высок, полноват, у него темные вьющиеся волосы и раздвоенный подбородок, похожий на миниатюрную задницу. Зубы такой белизны, какой в природе просто не бывает. В свои сорок лет он по-прежнему поддерживает школьные и университетские связи, по-прежнему цокает на каждый проплывающий мимо женский бюст и по-прежнему называет грудь титьками. Такой типаж. Его легко представить душой студенческого братства: вот под гром аплодисментов он на спор глотает галлонами пиво, вот издевается над салагами-новичками, вот на вечеринке подсыпает экстази в красные пластиковые стаканчики и подносит их хорошеньким первокурсницам.
Разве можно заранее подготовиться к тому, что однажды войдешь в спальню, а там твоя жена трахается с другим? Это относится к разряду запредельных событий, которые тебе, может, и доводилось воображать, но невнятно, неконкретно, как собственную смерть или выигрыш в лотерею. Поэтому никто не знает, как на это реагировать. Я так попросту впал в ступор: стоял и разглядывал лицо Джен, пока Уэйд размеренно гулял взад-вперед, точно поршень. Голова Джен была откинута назад, подбородок смотрел в потолок, на Господа, она тяжело дышала открытым ртом и жмурилась от удовольствия. Я пытался вспомнить, была ли она когда-нибудь так увлечена, так порочна и одновременно прекрасна, когда мы занимались любовью. Трудно сказать. Я ведь никогда не смотрел на нас со стороны. К тому же мы давно, целую вечность, не ложились в постель среди бела дня, а различить выражение лица партнерши в темноте не так-то просто. И тут Джен застонала – долго, не сдерживаясь, – начала с низкого глухого урчания, а потом разом перескочила через пару октав, и стон перешел в визг раненого щенка. Могу поклясться: таких звуков я от нее не слышал никогда. На исходе стона ее руки скользнули по спине Уэйда вниз: Джен уцепились за его ягодицы, чтобы втянуть его в себя еще сильнее и глубже.
И тут я задумался: как же выглядит член Уэйда Буланже?
А именно: насколько он больше моего? Толще? Тверже? Может, он немного изогнут и поэтому достает до таких мест, куда мне не добраться? Может, он трахает ее в эти недоступные для меня глубины ее плоти и поэтому она так кричит? Или Уэйд просто более искусный любовник? Может, он освоил тантрическую технику? Он же переспал с таким количеством шлюх и порнозвезд – наверняка поднабрался опыта. С порога, откуда я на все это взирал, Уэйд производил впечатление человека, знающего свое дело. Но себя-то я никогда со стороны не видел. В отличие от других пар, мы с Джен никогда не снимали себя на видео. А жаль. Просматривают же игроки свои матчи. Сейчас было бы с чем сравнить. Допустим, мне кажется, что я выгляжу вполне убедительно, не хуже Уэйда, но… Этот щенячий визг… За десять лет мы с Джен любили друг друга по-всякому, но так она никогда не стонала и не визжала. Я бы запомнил.
Внезапно я поймал себя на том, что прикидываю, как буду рассказывать об этом Джен, моей Джен, как опишу ей эту фантасмагорию сегодня вечером, когда вернусь домой. Но я уже дома. И моей Джен больше не существует, она растворилась в тумане, прямо у меня на глазах. А эта новая Джен – стонущая, визжащая, потная, сующая палец мужику в анус, – зачем ей что-то рассказывать? Пожалуй, она сама способна меня просветить.
По животу у меня, точно микроскопические иголочки, пробежали мурашки – первый признак ужаса, который зрел внутри меня, в черных глубинах моих пылающих кишок. Он еще не созрел окончательно, но я уже чуял жар, поднявшийся снизу до груди, подобно лазерному пучку, и знал, что как только мир снова стронется с места, этот жар расцветет, вспыхнет и испепелит меня дотла.
А они все трахались, словно шли на рекорд, вверх-вниз, туда-сюда, внутрь-наружу, стон-визг… а еще были звуки, на которые обычно не обращаешь внимание: хлоп, чпок, пук, бульк – все механические звуки полового акта, а в воздухе висел густой резкий запах их пота и секса. Я же все стоял, дрожал как осиновый лист и не решался их остановить. Потом Уэйд задрал левую ногу Джен, перекинул ее себе через голову и опустил на правую, одновременно повернув Джен на бок. И не сбился с ритма. Маневр, если не вынимать член, совсем непростой, этакая фигура высшего секс-пилотажа, но легкость, с которой он это проделал, и то, как Джен поняла его с полунамека, свидетельствовали об одном: они вместе не впервые. И тут я спросил себя: а давно ли это, собственно, началось? Месяц назад? Полгода? Сколько поз они за это время освоили? Что в моем браке правда, а что вранье? Джен мне изменяет. Джен, меняя позы, трахается с Уэйдом Буланже в нашей постели, на смятых простынях от Ральфа Лорена, которые она купила в магазине “Нордстром”, когда мы переехали в этот дом. Моя жизнь, жизнь, которую я понимал, к которой привык, кончилась.