Тебя убьют первым
– Товарищ майор? Радий Ефремыч? Вы ли это? Здравия желаю!
– Да, это я. А ты?.. Не припоминаю.
– Лейтенант Талгат Садыков прибыл в ваше распоряжение! – по-военному отрекомендовался новый персонаж, хоть, конечно, одет был в гражданское и выглядел явным отставником.
– Талгатик! Лейтенант! Бисов ты сын!
– Так точно. Только я давно уже не лейтенант. Подполковник в отставке.
– Хм, сравнялись, значит. Меня тоже подполковником уволили.
– Не сделали мы, значит, с вами карьеру в советской армии.
– Ох, не сделали.
– А пойдемте, Радий Ефремыч, за мой столик. Я один тут обретаюсь. Поговорим. Расскажете, как судьба ваша сложилась. Мы ведь, почитай, с какого года не виделись?
– А ты все здесь, на Байконуре?
– Так точно!
– Ну, пошли.
И дед Радий прихватил свою стопку и удрал из-за нашего длинного общего стола к двухместному столику нового-старого знакомца.
Тем временем дед мой единокровный, за исчезновением соперника, принялся в новом порыве ухаживать за Еленой. Стал вспоминать баснословные времена, когда при подготовке программы «Союз-Аполлон» сюда, на строго секретный военный полигон, пожаловали первые американцы.
– А вы-то как здесь тогда оказались? – на правах байконурского старожила ревниво выспрашивала Елена.
– Из Подлипок приезжал, в командировки. Как специалист. По два-три месяца здесь сидел. Помню, тогда всех, кто с американцами контактировал, в гражданскую одежду переодели.
– Да-да, вспомнила! Моего отца тоже! Прямо заставили в универмаг идти и пару гражданских костюмов прикупать!
– Да, а среди американской делегации, конечно, много церэушников было. И русским хорошо владели. И вот один спрашивает у парня на проходной – а тот в гражданке сидит, как по новым правилам положено. Сколько, говорит, тебе, сынок, до дембеля? А тот: полгода. Так и расшифровался. Но что полигон военный – это, конечно, секретом полишинеля было. Смешнее, когда вдруг выяснилось, что многие рельсы на площадках – с клеймом «Made in USA», их в СССР некогда по ленд-лизу получили. Мобилизовали сварщиков заваривать знаки.
Елена вежливо слушала деда, потом засобиралась.
– Я провожу вас?
– Нет-нет, тут до гостиницы совсем рядом. Да и спокойно здесь. Сидите-сидите, я сама дойду.
– Если вдруг захотите, у меня в номере есть чайничек и прекрасный чай и кофе. Я как старый путешественник (ударение на слово путешественник, ха-ха-ха) все свое ношу с собой. Заходите по-соседски на чай. Я в триста восемнадцатом.
– Спасибо большое, – тепло улыбнулась Елена.
Мне стало жалко деда – неужели он не видит, что его шансы на успех довольно призрачны? И в данной конфигурации дама явно предпочитает Радия? А с другой стороны, люди – смешные создания. И мы часто воображаем себе неизвестно что. С чего вот я вдруг взяла, что Денис приударяет за мной? По нынешнему вечеру этого и не скажешь. Но не могла же я ошибиться? И свой собственный к нему интерес и вдруг возникшую во мне терпимость по отношению к мужским ухаживаниям принять за его внимание? А может, он так расчетливо играет? Теплое начало – заведомое охлаждение, а потом… Да никакого времени не остается у нас ни для какого «потом».
При этой мысли настроение у меня совсем скуксилось. Да и ужин кончился, и я поспешила проститься. Меня никто – включая, к сожалению, Дениса – не удерживал. Наоборот, он мне на прощание сказал вежливо, как обычной клиентке: «Хорошо отдохните, завтра обширная программа».
Когда я уходила, за столиком на двоих, где сидели, глаза в глаза, дед Радий и его бывший сослуживец, дым стоял коромыслом. Явилась водочка, пивко.
– Ты давай, за дедами своими проследи, – шепнула я на прощание Сеньке. – Особливо за Радием. Сам рассказывал, какой он у вас бывает, с выходом.
– Ага, дезертируешь с поля боя, – надулся Арсений. – И двух старичков на меня вешаешь.
– Ты мальчик, я девочка. И я сроду не подряжалась пьяных мужиков таскать.
В номере оказалось холодно. Я залезла под одеяло и стала просматривать фотки сегодняшнего дня: космодромская дорога сквозь пустыню, вывоз и вертикализация ракеты, заброшенный микрорайон из пятиэтажек среди пустыни. Покинутый старт с гигантскими молниеотводами и фермами. МИК с обвалившейся крышей и гигантские «кузнечики»-установщики для «Коршуна». Дом офицеров с заколоченными окнами и граффити. Разрухи и убытка на снимках оказалось явно больше позитива. Кое-что я запостила в инстаграм с фейсбуком с приличествующими и, по возможности, возвышающими отечественную космонавтику подписями. Потом нечаянно уснула.
Проснулась от холода. Нос и щеки заледенели. Часы на телефоне показывали час ночи.
Никто, конечно, и не подумал заменить мне неработающий обогреватель.
Что ж, как говорят старички Владислав и Радий (повторяя любимцев своей юности Ильфа и Петрова), спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Я вылезла из-под одеяла и пошла искать горничную.
Она сидела у нас на этаже, у себя в каморке, в окружении семи-восьми обогревателей, стопок чистого белья и верблюжьих одеял. Я вспомнила свою бедную ушедшую матушку и как она рассказывала: «При социализме главное слово было – смирение. Особенно перед младшим обслуживающим персоналом: продавцами, официантами, стенографистками, машинистками, администраторами. Перед ними следовало заискивать, за это ты могла получить от них самое лучшее». А я понимала, что попала сейчас, на Байконуре и в гостинице, практически в беспримесный социализм. И униженно попросила у служительницы работающий обогреватель. Моя кротость покорила ее. Она проверила агрегаты, выбрала лучший и даже помогла мне дотащить его до номера.
Я включила его, и в комнате ощутимо начало теплеть. Пощелкала каналами телевизора. Их было штук шесть, как при позднем социализме, и показывали все ужасно, с рябью и словно из-под воды. Я уставилась в незашторенное окно. Огромный плац, ограниченный с четырех сторон гостиницей, зданием Главкосмоупра, Домом офицеров и истоком местного Арбата, был ярко освещен. Куда-то вверх указывал неизбежный Ленин. На универмаге (тоже заброшенном и неработающем), которым начинался Арбат, помаргивали разноцветные лампочки иллюминации.
Вдруг я заметила, что огромное пустынное ночное пространство площади пересекают наискось знакомые фигурки.
По диагонали, из города по направлению к отелю, брели мужчина и женщина. Мужчина был явно навеселе, он что-то рассказывал и жестикулировал. Дама улыбалась.
Это, без сомнения, были Радий и Елена. Откуда они шли в два часа ночи?
Ведь первая, сославшись на усталость, отправилась отдыхать в половине девятого.
Второго персонажа я покинула, спустя полчаса после этого, выпивающим в ресторанчике с Талгатом. Где, как, зачем и почему они, спрашивается, объединились?
Парочка вошла в гостиницу. Я прислушалась. Через какое-то время заработал лифт.
Затаив дыхание, я подошла к своей двери. Мой номер был у самого лифта, в начале коридора.
Когда старички и Елена заселялись сегодня днем, после первого визита на космодром, я обратила внимание, что все наши живут на моем же третьем этаже, только дальше, чем я, от центральной лестницы.
Шаги парочки прозвучали мимо моей двери. Слышимость здесь была что надо (хорошо, что я прихватила с собой беруши). Я тихонечко приотворила дверь и стала следить. Ничего не может быть занимательней альковных тайн!
У двери Елены парочка остановилась. Последовал короткий тихий разговор, и Радий попытался ее поцеловать. Во дает старикан! Она засмеялась и высвободилась. Скользнула за дверь и захлопнула ее у старика Рыжова перед носом. Он юмористически развел руками – мол, увы, не вышло – и побрел к себе.
Какие дела тут творятся! Просыпаются древние инстинкты, следуют позывы к любви, гордые отказы! Да, воистину, в Байконур из Таиланда готова ныне перенестись столица секс-туризма!
Наутро все – и даже мои старички, загулявшие с вечера, – собрались на завтраке, как положено, рано. Предстояла, по обещанию Дениса, обширная программа. Дед Радий выглядел возбужденным и одухотворенным, как будто и не с похмелья.