Народ Великого духа
22 июня 2-го года Миссии. Утро. Пятница. «Отважный» на побережье Корнуолла.
Приняв в трюм полный груз оловянной руды, «Отважный» собирался в обратный путь. Помимо груза и первоначальной команды, на его борт поднялись некоторые члены клана Рохан. В первую очередь к новому месту жительства отправлялись дети до четырнадцати лет, неспособные приносить пользу на сборе кристаллов касситерита, отец Бонифаций, а также семейство леди Гвендаллион. Старшим в клане Рохан оставили Виллема-воина, которому вменялось контролировать Тревора-управляющего. А чтобы остающиеся на пустынном берегу рядовые члены клана Рохан не думали, что их бросают, с ними для руководства процессом сбора касситерита остались Гуг, Люси и три полуафриканских жены Гуга: Тиэлэ-Тина, Каэрэ-Кася и Суэрэ-Инна. Ярко-рыжий веснушчатый Гуг казался кельтам почти своим, да и пользы от его практической сметки и деловитости было гораздо больше, чем от важного вида Виктора де Леграна.
И если самой матроне и ее дочери Шайлих предстояло путешествовать на общих основаниях, имея в каюте одну койку на двоих, то Эмрис сидел в закутке, прежде предназначавшемся для собак, а позже использовавшемся для перевозки к Северным Оленям Марины Жебровской. Не самые удобные апартаменты, особенно если учесть, что на голову бедняги была натянута особая кожаная шапка, которая плотно закрывала глаза и уши, оставляя открытым только рот, чтобы он имел возможность дышать и принимать пищу и питье. Поскольку предполагалось, что отпрыск лорда просидит в этом заточении все пять дней, пока «Отважный» совершает путешествие из Корнуолла к пристани у Большого Дома, Корвин-плотник изготовил для него специальное сиденье с дыркой, под которым крепилась довольно объемистая деревянная кадушка. С учетом скудного покаянного рациона кающегося грешника и шестидневного подготовительного поста, полностью очистившего кишечник юноши, емкости этой кадушки должно было хватить до конца путешествия.
Помимо прочих грузов, Сергей Петрович отчаянно хотел прихватить на племя хоть одного быка клана Рохан: все же это какая-никакая культурная порода, которая позволит начинать селекцию крупного рогатого скота не на пустом месте. Но из-за ограниченных размеров люка опустить скотину в трюм оказалось невозможно, а находясь на палубе, бычья туша мешала бы перебрасывать гик бизань-мачты с одного борта на другой при перемене галса. Малость поразмыслив, бессменный капитан «Отважного» решил перед следующим рейсом демонтировать бизань и сходить до Корнуолла только под грот-мачтой и мотором. Если случится такая необходимость (например, в случае поломки мотора), до дома можно дотянуть и на шестидесяти процентах от полной парусности. Правда, если разыграется хоть сколь-нибудь серьезный шторм, то от скота на палубе придется избавляться, сбрасывая его за борт; но этот риск надо признать неизбежным, так как другого способа доставки быков к Большому Дому просто не существует.
И вот все предварительные приготовления завершены, сходни убраны, отбывающие заняли свои места, а провожающие машут им с берега руками и головными уборами. Подступающий прилив приподнимает кораблик, и полуафриканки наваливаются на шесты, отталкивая его от берега и одновременно разворачивая носом в открытое море. Обратный рейс к пристани у Большого Дома с грузом касситерита начался. Госпожа Гвендаллион стоит у правого борта, обращенного к берегу, и в волнении кусает губы. С берега ей машут оставшиеся на хозяйстве Виллем-воин и Тревор-управляющий, но на душе у госпожи клана Рохан неспокойно, хотя она старается не подавать виду. Впрочем, там неспокойно последние десять лет, после того как ее муж пал в бою и оставил фамилию без твердой мужской руки.
Совсем по-иному настроен отец Бонифаций. Оставляя позади прошлое, к которому уже нет возврата, он всей душой стремится вперед, к новым открытиям и новым свершениям. Ведь он действительно очень хороший священник, верящий в то, что он проповедует, и в то же время осознающий, что мир устроен Творцом значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд. А еще он умен и никогда не выскажет своего мнения, прежде чем досконально не разберется в сути вопроса. Впереди его ждет титанический труд по окормлению нового народа и созданию нового Писания для нового мира.
Тогда же и там же, отправляющийся в плавание «Отважный».
Гвендаллион, вдова Брендона ап Регана, временная глава клана Рохан.
Моя фамилия остается здесь, а сама я уплываю неведомо куда: быть может, и взаправду в самую настоящую страну колдунов. Да и прежде мы, думнонии, спасаясь от неумолимого саксонского прилива [5], переселялись за море в страну Арморику (нынешняя Бретань). Но то было совсем другое дело, то были известные нам земли, где жил родственный нам народ и о которых было хорошо известно по рассказам путешественников и купцов. Но тут, за морем, нас ожидает неизвестность, новая страна, о которой мы знаем только по рассказам нашего нового друга Виктора. Там главный воин ездит на рычащем чудовище, там прирученная молния светит в ночи на целые мили, а люди все как один говорят на неизвестном нам языке, который мне еще предстоит выучить, чтобы не быть глухой и немой в стране слышащих и говорящих.
Мое необузданное кельтское воображение показывает мне воистину ужасную картину. Я представляю себе, что оставшиеся на берегу Гуг, леди Люсия, а также три их темненькие спутницы нежданно оборачиваются морскими птицами, двумя белыми и тремя черными, и, с криками поднявшись ввысь, летят вослед уплывшему кораблю, оставив обреченных членов клана Рохан ждать смерти, не имея ни твердого руководства, ни последнего утешения верой… Я не знаю, почему согласилась на эту авантюру – видимо, Сергий ап Петр был очень убедителен; и вот берег с родными мне людьми скоро исчезнет в туманной дали. Но в этой печали я не одна. Вместе со мной родных им людей покидают дети клана Рохан, причем не только те, которые не доросли еще головой даже до плеча взрослого, но и почти зрелые девочки, которые так лихо отплясывали на празднике вместе с темненькими молоденькими женами пришельцев. Я попыталась возразить против их отъезда, но получила моментальный отпор.
– Не положено, – сурово сдвинув брови, сказал князь Сергий ап Петр, и эти слова были понятны даже без перевода, – эти девочки – будущее клана Рохан и всего нашего народа, и таскать тяжелые корзины на промозглом морском ветру – не лучший способ сохранить их здоровье…
Потом он через Виктора о чем-то переговорил с капелланом. Тот говорил на латыни, не переводя свои слова и слова чужеземного князя на язык думнониев. И наконец они пришли к определенному согласию – и отец Бонифаций посмотрел в мою сторону.
– Дочь моя, – нараспев произнес он, – князь Сергий ап Петр сказал, что, поскольку ты добрая христианка, то он не будет проводить над тобой шаманский обряд временного усыновления детей, порученных твоему попечению, как он сделал бы с любой из местных женщин. Но нечто подобное именем Бога-Отца проделать с тобой могу уже я. Поклянись же спасением своей души, что до тех пор, пока их матери не воссоединятся со своими чадами и не смогут снова исполнять свои родительские обязанности, ты будешь относиться к врученным тебе детям не только как госпожа клана, но и как их родная мать. Ты ответственна за них как за собственных детей и даже больше, ибо и дано тебе от рождения больше, чем их матерям. Клянись в том, что ты не будешь пренебрегать этими детьми, не обделишь их ни своей любовью, ни лаской, ни добрыми наставлениями по жизни, ведь они часть твоей фамилии, а значит, часть тебя самой!
И тут я поняла, кого мне напомнил князь Сергий ап Петр. Не покойного мужа, на которого он походил весьма мало и обликом и поведением, а моего отца Тристана ап Эмриса из клана Логан. У того всегда находилось доброе слово и хороший совет для всех членов большой фамилии, а смерды в окружавших наше поместье деревнях не уставали славить доброго господина.