Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана

Наконец, в 1273 году папа Григорий X предписал, чтобы инквизиторы действовали во взаимодействии с местными епископами, разделяя с ними власть и ответственность; и впредь это постепенно сделается нормой. Для первого поколения инквизиторов жизнь была не всегда легкой. Иногда она давала обильную возможность, чтобы вкусить от несчастий и тем прославить себя. Например, Гийом Пелиссон, уроженец Тулузы, вступил в доминиканский орден около 1230 года и стал в 1234 году инквизитором, несмотря на свою сравнительную молодость.
Перед своей смертью в 1268 году он сочинил манускрипт, повествующий о деятельности инквизиции в Тулузе между 1230 и 1238 годами. Спустя примерно три четверти века Бернарду Ги – одному из самых выдающихся и печально известных инквизиторов, который выступает в характерной для него роли в романе Умберто Эко «Имя Розы», – было суждено наткнуться на манускрипт Гийома и счесть его достойным того, чтобы размножить. Копия Бернарда сохранилась в архивах Авиньона и проливает свет на превратности и злоключения ранней инквизиции. Гийом пишет с явным намерением, чтобы последующие поколения доминиканцев, равно как и другие благочестивые католики, могли «узнать, какие страдания и сколько их претерпели их предшественники во имя веры и Христа… могли набраться мужества против еретиков и всех других неверующих, и с тем чтобы они могли быть готовы сделать – или, скорее, вынести – столько же или больше, если понадобится… Ибо после многочисленных, бессчетных испытаний, перенесенных терпеливо, набожно и с хорошими результатами блаженным Домиником и братьями, которые были с ним в той земле, истинные сыновья такого отца не должны осрамиться».
Чтобы продемонстрировать трудности, с которыми столкнулись инквизиторы в Альби в 1234 году, Гийом пишет:
«Божий легат… сделал Арнольда Каталану, принадлежного тогда к монастырю в Тулузе, инквизитором против еретиков в епархии Альби, где он мужественно и бесстрашно проповедовал и старался изо всех сил проводить расследования. Однако в то время верящие еретикам практически ни в чем не признавались, а только единодушно отрицали свою причастность; тем не менее он приговорил двух живых еретиков… и оба были сожжены… Он осудил и некоторых уже умерших людей и велел унести тела их и сжечь. Возмущенные этим, жители Альби попытались бросить его в реку Тарн, но по настоянию некоторых среди них отпустили его, избитого, в разодранном одеянии, с окровавленным лицом… Многие невзгоды постигли этих людей позже во времена брата Ферье, инквизитора, который схватил и заключил в темницу огромное их число, а также некоторых сжег, и тем исполнился справедливый суд Божий».
Относительно самой Тулузы Гийом жалуется, что «в те дни католики были встревожены и обеспокоены, а в нескольких местах те, кто выискивал еретиков, были убиты… правители области, вкупе со знатными дворянами, горожанами и другими, защищали и укрывали еретиков. Они избивали, ранили и убивали тех, кто преследовал их… многие дурные дела были совершены в этой земле против церкви и верующих».
С грубоватой небрежностью Гийом заявляет, что «братья проводили расследования также в Муассаке и приговорили того самого Иоанна Лагардского, который, бежав в Монсегюр, стал законченным еретиком и позже был сожжен там вместе с 210 другими еретиками». В 1234 году – в том году, когда, по словам Гийома, «была объявлена канонизация блаженного Доминика», – доминиканцы Тулузы устроили торжественную мессу в честь дня празднования их отца-основателя. Перед трапезой участники совершали омовения, когда «по Божественному провидению» прокатился слух, что умиравшая поблизости от лихорадки женщина только что получила «консоламентум» – катарский эквивалент обряда причащения перед смертью – от неких еретиков. Оставив свои омовения, толпа доминиканцев в сопровождении епископа Тулузы бросилась в дом умирающей и ворвалась в ее комнату. 
«Епископ… усевшись рядом с женщиной, начал пространно говорить с ней о презрении к миру и земным вещам… С великой осторожностью божий епископ вытянул из нее то, во что она веровала по многим вопросам, и почти все это оказалось как раз тем, во что веруют еретики… После чего епископ сказал ей: «Значит, ты еретичка! Ибо то, в чем ты призналась, есть вера еретиков, а тебе должно быть ведомо, что ереси выявляются и осуждаются. Отрекись от них! Прими то, во что верует католическая церковь». [Епископ] обращал к ней эти и другие слова в присутствии всех остальных, но ничего не добился и никак не сломил женщину; напротив, она только больше упорствовала в своем еретическом упрямстве. Тогда епископ, который тотчас призвал викария и многих других лиц, именем Иисуса Христа незамедлительно осудил ее как еретичку. Сверх того, викарий велел взять ее на постели, в которой она лежала, на графский луг, и немедленно предал ее огню».
Так доминиканцы Тулузы завершили свое празднование Дня поминовения недавно причисленного к лику святых Доминика человеческим жертвоприношением. К 1235 году, сообщает Гийом, враждебное отношение к доминиканцам в Тулузе усилилось. Гийом, судя по всему, одновременно озадачен и возмущен таким отношением, но повествует с горделивым вызовом:
«В то время тела некоторых умерших лиц, уличенных в ереси… были протащены через город и сожжены. Весь город был возбужден и настроен против братьев из-за инквизиции и обратился к графу. Он пожаловал к инквизиторам и попросил их, из уважения к нему, приостановить свою деятельность на время, ссылаясь на свои ничтожные причины. Это они отказались сделать».
К ноябрю 1235 года все доминиканцы и инквизиция вместе с ними были силой изгнаны из Тулузы городскими консулами. Консулы, как и полагается, были отлучены инквизицией. Вскоре после этого папа потребовал, чтобы инквизиторам позволили вернуться. Снова обосновавшись в городе, они учинили страшную волну насилия.
«В то время многие повинные в ереси из числа известных людей и других, теперь умерших… (были изобличены)… осуждены по приговору, вырыты из могил и выброшены с кладбищ города братьями в присутствии викария и его людей. Их кости и смердящие тела были протащены по городу, их имена выкрикивались на улицах глашатаем, возвещавшим: «Кто ведет себя так, и погибнет так», и, наконец, они были сожжены на графском лугу во славу Господа и Пресвятой Девы, Его матери, и блаженного Доминика, Его раба (который)… весьма своевременно положил начало этой работе божьей».
Законность человеческого жертвоприношения
Пытки и казни еретиков были вовсе не новым явлением в христианской истории. Напротив, такая практика имела богатое прошлое, бравшее начало по меньшей мере в четвертом столетии. Около 385 года н. э. Присциллиан, епископ Авилы (340-385), отразил в своих трудах некое неканоническое учение Востока и, возможно, элементы гностического дуализма. Его обвинили в колдовстве и ереси и доставили пред очи Максима, римского императора того времени, в Тревизе, где подвергли длительным пыткам. Признав его виновным в совершении данных преступлений, его обезглавили вместе с двумя другими духовными лицами, богатой женщиной, его ученицей, и известным поэтом, связанным с ним.
В Испанию были отправлены трибуны для проведения дальнейшего расследования, результатом которого стала казнь еще двух еретиков и изгнание пяти. Папа Сириций, находившийся на Престоле Святого Петра, возмутился – не из-за казней, а из-за того, что процессы были проведены светским, а не церковным судом. Тело Присциллиана отвезли для погребения обратно в Испанию, где вскоре выросла в поклонение ему святыня – в месте, как считается, нынешнего Сантьяго-де-Компостела. Полагают, что изначально паломнический маршрут в Сантьяго-де-Компостела пролегал по пути следования тела Присциллиана к месту своего последнего упокоения на Иберийском полуострове. За те 900 лет, что отделяют смерть Присциллиана от создания инквизиции, были и другие казни еретиков. Они, однако, не являлись отражением какой-либо последовательной или централизованной папской политики, но происходили как отдельные спорадические вспышки насилия со стороны местного клира или не в меру набожных светских монархов.