Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни

После командировок на Международную космическую станцию космонавты проходят курс реабилитации, они заново учатся ходить, ведь их мышцы в условиях невесомости атрофируются. Так же и чувства наших детей нуждаются в постоянной, но посильной нагрузке. Если оградить их от сильных переживаний, когда вы рядом и можете, как опытный тренер, поддержать, подстраховать и направить, то во взрослой жизни человек, столкнувшись с испытанием, не сможет адекватно оценить свои силы, он не чувствует своих «мышц» – чувств. И еще одна, на первый взгляд, парадоксальная вещь происходит из-за чрезмерной опеки: если человек перестает огорчаться, то через какое-то время он перестанет радоваться. Потому что радость – это всего лишь обратная сторона горя, а все наши чувства связаны, невозможно выключить одно, но оставить работать другое. Зато прокачать способность и выносить страдания, и одновременно полноценно радоваться можно. Об этом и поговорим.
 
Часть 1. Не так страшна травма, как ее тень
  
Переболеть, чтобы отпустить
 
Каждая ли травма опасна? Или даже так: каждая ли травма является травмой на самом деле? Я думаю – да! Каждая! Но не каждая превращается в открытую, кровоточащую рану, мешающую человеку жить полноценной жизнью. Ведь именно это страшит людей. Как сегодня пережить это конкретное горе? И какими последствиями оно обернется для меня или для моего ребенка в будущем?
Чтобы попробовать ответить на эти вопросы, расскажу две истории. Обе про психологическую травму.
История первая. Про Лану.
Это красивая, ухоженная тридцатилетняя женщина. У Ланы две дочки от двух разных браков. Первый брак продлился месяц. Она и замуж-то выходить не хотела, мать уговорила. Беременность, восемнадцать лет – «что люди скажут». Через месяц убежала от него в одной ночнушке. Дрался. Про второй брак рассказывает с удивлением – как вообще могла иметь отношения с таким мужчиной. Сейчас оглядывается – и он вызывает в ней отвращение. Жил полностью за ее счет, не работал, с детьми не помогал, бытовые вопросы решить не мог. Не выдержала – ушла.
 
Несколько раз пыталась наладить отношения с мужчинами, но выбирает либо тех, кто ее оскорбляет и унижает, либо тех, про кого можно сказать «где положишь, там и возьмешь».
 
Когда Лане было семь лет, ее изнасиловал в подъезде мужчина, которого впоследствии так и не нашли. Мать вместо слов поддержки сказала, что Лана сама виновата, задержалась с подружкой после школы. А если бы пришла вовремя, то ничего бы и не случилось. В процессе дознания, когда следователь расспрашивал Лану о произошедшем (в присутствии матери, но без психолога), девочка нервно хихикала, чтобы хоть как-то справиться с напряжением. Мать обвинила ее в распутном поведении и в том, что ей, «видимо, понравилось». Кстати, не стоит думать, что смех ребенка всегда означает удовольствие. В напряженной или критической ситуации он помогает сбросить напряжение, то есть у ребенка буквально «кипят нервы» и срывает крышечку, удерживающую эмоции. Так что если вы ругаете ребенка, а он смеется, значит, степень его напряжения запредельная. Понятно, что это не относится к людям с серьезными психиатрическими диагнозами.
 
С психологом эта история до момента нашей встречи не прорабатывалась. Соответственно, в каждых новых отношениях Лана пыталась компенсировать боль от той травмы, которую получила в детстве. И пыталась исключить ее из своей жизни – как слишком тяжелое, грязное и отвратительное воспоминание. А оно все появлялось и проявлялось, как ночной монстр из-под кровати.
 
Отношения Лана строит либо с мужчинами, которые ее унижают и подтверждают ее мнение о себе как о человеке, недостойном любви, либо с зависимыми, инфантильными, с которыми безопасно и можно чувствовать себя по-королевски. И то и другое Лану тяготит, вызывает раздражение и недовольство.
 
Травма? Да! Но так как в свое время взрослые не позволили ребенку считать эпизод насилия травмой и не помогли пройти сквозь нее, переболеть, выплакать, возненавидеть и отпустить, она действует исподтишка. Именно поэтому самая серьезная проблема у Ланы даже не с мужчинами, а с собственными дочерями, которые лгут на каждом шагу. На момент начала работы я даже не могла разобраться, кто кому кем приходится. Ложь настолько стала нормой общения, что они даже не могли свободно рассказать, кто мама, кто дочь, кто кому сестра!
 
Случай с изнасилованием Лана вспомнила «случайно». И это было переломным моментом в ее отношениях с дочками.
 
 
История вторая. Про Сашу
 
Саше пятнадцать. На прием ее привела мама. Это хрупкая, застенчивая девочка с грязными волосами и черными ногтями – мода.
 
Неделю назад Сашу склонил к оральному сексу друг детства. Дети остались дома одни. Ничего необычного, так было миллион раз. Их мамы – подруги. Но что-то пошло не так, и мальчик решил, что от Саши не убудет – это же не изнасилование. Так, мелочь, баловство.
 
Через три дня, когда Сашина мама заметила, что дочь моется пять раз в день, а по ночам плачет вместо того, чтобы спать, она вывела ее на разговор, а затем заявила в полицию.
 
Я не буду вдаваться в подробности полицейского расследования. И объяснять, через что приходится пройти девушке, чтобы просто рассказать, как все произошло. Скажу только, что, в отличие от событий тридцатилетней давности, теперь с пострадавшей работает психолог.
 
Ко мне мама с Сашей пришли, чтобы у девочки не закрепилась психологическая травма. Саша была неразговорчива, все время пыталась оправдать мальчика. Прорыв произошел, когда она позволила себе выплеснуть злость, размахивая палкой (у меня в кабинете есть специальные – для телесных практик) и впечатывая в стену пустые пластиковые бутылки. А до этого девочка душила в себе чувства, не могла на него разозлиться. Гнев был настолько задавлен, что Саша стала во всем винить себя. Мол, слабо сопротивлялась, да, юбка была действительно короткая, да, могла же и убежать из квартиры, когда только начал приставать. Она переживала, что стала человеком, который сломал ему жизнь. Переживала, что из-за нее он сядет. То есть он сядет не за то, что сам совершил гнусный поступок, а потому, что она пожаловалась, недостаточно активно себя защищала, вообще как-то не так себя вела. Такие чувства часто возникают у пострадавших от насилия. С их помощью они возвращают себе иллюзию собственного могущества, потому что жить в мире, где от твоих действий ничего не зависит, ощущать себя беспомощной очень страшно.
 
Весь этот клубок чувств Саши запускают несколько механизмов. Во-первых – сила эмпатии. Ее обидчик – не посторонний человек, которого можно представить злодеем, а близкий, знакомый, хороший. Это тот, с кем слушали музыку, поделившись наушниками, а еще раньше лепили вместе куличики в песочнице. Во-вторых – принятие ответственности за свой поступок на себя. Она написала заявление, инициировала возбуждение уголовного дела. И Саша вправе из-за этого переживать. Это нормально! И в-третьих, слабая вера в духовность мальчика. Она понимает себя, понимает, что выдержала удар, выжила: ходит, ест, чувствует, смеется. И не понимает, что он тоже может выдержать. Она предполагает, что он сломается.
 
Останется ли все пережитое для Саши травмой на всю жизнь? Безусловно, да. Но она об этом знает, признает и правильно оценивает случившееся. Это позволит ей бережно относится к той части себя, где болит, и постепенно залечить рану.
 
А теперь представьте, что вы сломали ногу и не знаете об этом. Вы живете как всегда, только вот почему-то каждое движение отзывается невыносимой болью. Все вокруг говорят, что у вас все хорошо и беспокоить ничего не должно, а тело кричит о боли. Вы верите другим и себе одновременно, это порождает хаос в действиях, но не приносит облегчения – до тех пор, пока вы не найдете причину. Но если вы будете знать, что сломали ногу, то начнете действовать целенаправленно: обратитесь к врачу, станете ее беречь, потом делать специальную гимнастику для восстановления. С психологической травмой то же самое.