Мамская правда. Позорные случаи и убийственно честные советы. Материнство: каждый день в бою

А может, я сидела дома, потому что не хотела, чтобы весь мир узнал, что я стала мамой, но понятия не имею, что с этим делать. Что, если ребёнок заплачет? Что, если заплачу я? Все вокруг, наверное, знают, как надо, и только я сижу взаперти как дура и всего боюсь.
Я кругами ходила по гостиной, прижимая к себе дочку. Двадцать минут. Сорок минут. Два часа. Ребёнок орал не переставая. Я пыталась утихомирить её миллионом разных способов и методов, которые – по словам тех, кто ими делится в Интернете, – стопроцентно помогают. Не помогал ни один – деточка по-прежнему орала. Я клала её на кровать и выбегала из комнаты, чтобы перевести дух. И тут же бежала обратно, пугаясь, как громко она кричит. Я умоляла мужа пораньше прийти домой с работы и помочь мне.
Ребёнок орал. Покормить, подержать столбиком, покачать, уложить, снова взять на руки – ничего не помогало, крик не прекращался. Я чувствовала: это провал…
В те дни я начала понимать, почему некоторые женщины просто трещат по швам. Первые шесть недель могут стать кромешным адом – особенно если вы, как и я, постоянно копаетесь в себе. Например: «За это отвечаю я. Эта девочка – зона моей ответственности, и я не справляюсь. Кэт, ты завалила задание!» И так каждый раз, когда ребёнок заплачет. Каждый раз, когда не можешь понять, что с ней. Каждый раз, когда все вокруг смотрят укоризненно: «Эй ты, прекрати хоть на секунду быть ужасной матерью и утихомирь своего ребёнка!» Ты прямо кожей чувствуешь эти осуждающие взгляды, они прожигают в тебе дырки. И ты не знаешь, не знаешь, что сделать, чтобы ребёнок перестал плакать, потому что уже всё, что знала, применила. И непонятно, где у тебя материнские инстинкты, есть ли они вообще. Чувствуешь себя полной неудачницей!
Когда было хуже всего, мне казалось, что я застряла в сугробе. Только-только всё начинало как-то налаживаться – и вновь мой мир рушился. А я не могла этого остановить, потому что, как многие женщины, играла в идеальную мать.
Единственной моей отдушиной был Facebook, где я могла попросить абсолютно нормальных, осознанных родителей: «Посоветуйте, что почитать об установке правильных интервалов сна и бодрствования». На самом деле это означало вот что: «Я вообще не сплю. Я схожу с ума. Помогите кто-нибудь!» А потом пролистывала комментарии, сидя на кровати в старой майке, испачканной блевотиной (не моей) и пятнами пищи (честно говоря, моей). Вниз, вниз, вниз… И тут пришло сообщение.
Оно было от моей школьной подруги Натали, с которой я после выпуска почти не общалась. Она тоже родила – на 8 месяцев раньше, чем я. Сообщение было коротким: «Приезжай немедленно». Разумеется, я отказалась. Поехать к кому-то в гости – это же… ой… выйти из дома! А там солнце, и насекомые, и незнакомые люди, и грузовики, и инфекции, и шум, и неожиданности. Нэт мой отказ не приняла. Слава Богу, она моему «нет» не поверила.
Пятнадцать минут у меня ушло только на то, чтобы погрузить коляску в машину. Я чуть её не сломала, потому что делала это впервые, и никто не помогал. Я проклинала коляску. Проклинала себя за недостаток обязательных для матери навыков. Больше всего я проклинала Нэт за то, что она меня в это втравила. Но через пять минут я уже парковалась у её дома. Натали открыла дверь, посмотрела на меня и сразу всё поняла. «Входи давай, – сказала она. – Вид у тебя как из задницы». И тут впервые за много недель я расхохоталась.
В тот день мы с Натали проговорили несколько часов. Она ответила на все мои вопросы. Если совсем честно, на большую их часть она ответила минимум по два раза. А я только бормотала: «Спасибо, спасибо». Мозг мой был затуманен шестью неделями материнства.
У Нэт уже была правильная материнская хватка. Это получилось у неё не сразу, но она во всём разобралась. По крайней мере, мне так показалось. Что я точно знаю – за последние трое суток она нашла время хоть раз причесаться, чего нельзя было сказать обо мне.
С тех пор мы начали вместе гулять с детьми один-два раза в неделю. Потом – почти каждый день, причём подолгу. С Нэт я могла говорить обо всём. О чём угодно. Впервые после родов я могла быть
с кем-то откровенной, безо всяких ограничений. До случайных свидетелей этих эпохальных прогулок, возможно, долетали наши жалобы на каменные сиськи или споры о лучшем креме от трещин на сосках. Сексуально – дальше некуда. Бред сумасшедшего просто! Да мы и были похожи на сумасшедших – растрёпанные, в непарных носках. Но эти прогулки и разговоры меня просто спасли.
Как только я нашла Натали, одиночество отступило. Даже детский крик стал не таким невыносимым. Иногда, несмотря на полную замученность, я умудрялась смеяться. Я больше не тонула – Нэт стала моим спасательным плотом.
Муж мой, конечно, тоже пытался помогать. Он просто не понимал, как. Ну, не мог он понять, что я испытываю на эмоциональном и на биологическом уровне! Не мог уяснить, почему мне вообще не хочется не то что секса – не хочется даже, чтобы меня трогали. Помню, однажды на прогулке я спрашивала Натали: «Почему никто нас об этом не предупреждал? Ни о полной изоляции, ни о волшебном ощущении, что разобраться в этом невозможно вообще никогда?»
Сегодня, почти десять лет спустя, мы вспоминаем тот первый день в доме Нэт как начало бесконечного мастер-класса. Мы многому научились друг у друга. Но, что ещё важнее, мы очень многому учились вместе.
 
Глава 3
 
Маколей Калкин сгубил мою жизнь
 
Когда всё в моем доме оказывается вверх дном, когда все дети разом умудряются наложить в штаны, а моя голова, кажется, вот-вот взорвётся, я вспоминаю о нашем совместном решении родить четверых детей и виню в этом одного-единственного человека. Его зовут Маколей Калкин.
Это он во всём виноват. В детстве я посмотрела фильм «Один дома», и этот фильм изменил мою жизнь. Нет, я не бросилась ставить капканы у каждой двери на случай, если ко мне вдруг решит вломиться Джо Пеши. Я вышла из кинотеатра, думая совсем о другом: о семье этого мальчика. О его огромной семье.
Я знала с того момента, как увидела кино: я тоже так хочу! Хочу большую семью. Хочу беспорядка, мелких перепалок, сражения за то, чтобы первым пойти в туалет. И чтобы люди всё время болтали друг с другом и ни на минуту не становилось тихо. Хочу семью настолько большую, чтобы я тоже могла забыть дома одного из младших и вспомнить об этом где-нибудь над Атлантическим океаном. Хочу быть частью безумного сварливого клубка, в котором тем не менее один за всех и все за одного, если этот один попадает в беду. Частью большой команды, которая способна победить всех.
После, уже подростком, я укрепилась в этом чувстве, когда у нас появились новые соседи – муж с женой, обоим едва за тридцать, и четверо детей. Про женщину я сейчас почти ничего вспомнить не могу. Но мужа её помню очень хорошо. Он был настоящий мужчина мечты – высокий, спортивный, с отличной фигурой, по утрам бегал трусцой. Я даже, бывало, торчала у окна, ожидая, когда он протрусит мимо. И ещё, кажется, год или два я тешила себя преступными мечтами о том, что его жена вдруг заболеет какой-нибудь ужасной болезнью – чтобы, упаси боже, без мучений, но со стопроцентным летальным исходом. Поверьте, уж я бы утешила вдовца в его горе!
А если серьёзно, они были отличной семьёй. Красивый дом, воспитанные дети… У него были офигенные кубики на животе! И мне тоже хотелось так же. Я твёрдо решила, сколько мне нужно детей – четверо. Именно четверо, как у мистера и миссис Семья мечты.
Не хочу, чтобы вы подумали, будто я была одержима идеей родить детей. Это не так. На свиданиях я не предъявляла своим кавалерам анкету с вопросами типа «Сколько детей ты хочешь завести? Укажи цифру». Но в то же время образ «семейства мечты» ни на минуту не мерк в моем мозгу.
Когда в 27 лет я вышла замуж (видите, я не торопилась!), мне хотелось приступить к деторождению немедленно. До такой степени хотелось, что я думала: «Нельзя ли поскорее закончить с этими свадебными формальностями и начать наш медовый месяц?» Что время-то зря тратить? Проблема была только в одном: мой муж ни о чём таком пока не помышлял. Марк хотел, чтобы мы хоть немного пожили для себя – только мы, вдвоём. Ну, хотя бы пару-тройку лет, прежде чем думать о потомстве. Будучи хорошим и понимающим партнёром, я сказала: «Да, конечно, я подожду». И с тех самых пор не прекращала капать ему на мозги, как нам нужен ребёнок – так, что он наконец сдался и уступил. Практически поднял руки вверх, потому что больше ничего сделать не мог. По ушам-то ездить я умею!