В преддверии нулевой мировой войны
***
Воевода Дмитрий Андреевич, пригорюнясь, укоризненно смотрел на сидевших на противоположном конце стола послов. Оба: и старый, и молодой безбородые, ровно поляки, только вьюнош носит не густые еще усы. Вроде православные, по крайней мере, зайдя в светлицу на святые иконы перекрестились. Но не русские, как бог свят, не русские! Ростом высоки, ликом гладки, говорят странно, вроде и по-русски, а вроде и нет. Нет, не наши! Немцы какие! Грех мзду малую с иноземцев поганых не урвать для пользы христианской! А одеты справно! Ой справно! Сапоги добрые, жаль, что черные. Кафтаны, хоть и непривычного покроя, слишком короткие, но сразу видно – теплые. Ну не может у них не быть деньги! Сам воевода одет гораздо скромнее, в потертую шубейку. При Алексее Михайловиче тишайшем он при московском дворе обитал, да не на тех поставил во времена хованщины. Теперь, при нынешних царях, еле сумел добиться отправки воеводой в далекий городок у уральских украин. И то хлеб, заодно поправить оскудевшую казну.
Хованщина – Стрелецкий бунт 1682 года – бунт (восстание) московских стрельцов в начале правления Петра 1, в результате которого его соправителем стал старший брат Иван, а фактической правительницей при них стала сестра Софья Алексеевна.
Разговор шел странный. Первым делом послы показали опасную грамоту. Воевода торопливо нацепил на нос железные очки, внимательно прочитал несколько раз грамоту, буквально обнюхал царские печати. Все вроде в порядке. Вздохнув тяжко, отдал грамоту назад. «Может, все же мзду малую предложит?» – думал он, оценивающий взгляд то и дело останавливался то на лицах послов, на которых застыла смесь недоумения и злости, то на справной одежке чудных немцев.
– Все бы хорошо, опасная грамота есть, вижу – занудным голосом в очередной раз повторил воевода, – опять же, я сюда поставлен беречь границы Руси. А с вами полтора десятка оружных стрельцов. А ну вы озоровать будете? С кого спрос тогда?
Воевода тяжко вздохнул и слегка поджал губы.
– С меня! Опять же откуда сей город большой появился на Урале? Никогда его не было! Подозрительно сие! – воевода наставительно поднял указательный палец к небу.
– Так что, Вы нас не пропустите? – в очередной раз спросил Рожковский Петр Семенович. Александр сморщился от досады.
– Да как можно! – замахал обеими руками воевода. – У вас опасная грамота от царей Петра и Ивана, как не пропустить!
– Значит, пропускаете? – с надеждой спросил Александр, голос его дрогнул. Как ему надоели увиливания этого скользкого, словно налим, московского чиновника.
– Как можно, – развел руками с самым честным видом воевода. «Украшенное» следами от оспы лицо сморщилось, словно он хлебнул горького, клочковатая борода воинственно приподнялась, – А вдруг вы озоровать станете? Спрос-то с меня. Царь-батюшка воспрошает меня, а почто иноземцев с оружием в царство мое пропустил? А? Ведь вы из другого царства-государства?
Рожковский молча кивнул. По светлице разносились раскаты гомерического смеха. Когда от хохота закололо в боку, Александр резко его оборвал, обвел светлицу невеселым взглядом. Воевода укоризненно посмотрел на младшего немца и вздохнул про себя. Ну что за непонятливые! Все начиналось по-новому то ли в пятый, то ли в шестой раз.
Только тогда, когда разъяренный Рожковский пригрозил, что послы возвратятся назад и пожалуются царю, что воевода их не пропустил, а багровый от ярости Александр начал шарить пальцами у кобуры, воевода побледнел и торопливо позвал стоявшего за порогом стрельца. Царь Петр уже успел заработать репутацию не боящегося крови и скорого на расправу. За разбой и не выполнение опасной грамоты не помилует. А на него уже был донос в Москву о вымогательстве с иноземцев.
– Позови полуголову, – нехотя произнес он. Стрелец кивнул и вышел.
Стрелецкий полуголова – начальник двух – трёх сотен стрельцов.
Когда тот подошел, воевода жалостливо вздохнул и приказал пропустить обоз попаданцев. В самый последний момент он все же выпросил у Рожковского ларец со стеклянной бижутерией и серебряными украшениями…
***
Александр машинально провел рукой по кобуре и отвернулся к окну. На последней ночевке деревенские предупредили, что в лесу шалят тати Ячмень-атамана. Даже в Москве знали об обнаглевшей банде, но ничего не могли поделать. Направленная на уничтожение допекших бояр разбойников рота иноземного строя во главе с капитаном после недели поисков в дремучих лесах никого не нашла и вернулась ни с чем. Так что ехали настороже, в защитных кирасах и с оружием под рукой.
Читать дальше, видимо, Рожковскому надоело. Положив книжку на скамью белоснежной обложкой вверх, он хрипло вздохнул и задумчиво посмотрел на Александра. Привлеченный звуком младший посол повернулся. Взгляд молодого офицера на миг остановился на названии книги: «Искусство войны» Сунь-Цзы. Хм…внутренне усмехнулся Александр, готовится старший посол к общению с Петром, изучает военное дело. Тот со всем пылом молодости обожал все, связанное с армией.
– Тебе, – проговорил степенно Петр Семенович, продолжая давнишний разговор, – тебе, Александр, еще многие завидуют. Должность майорская, с царем общаться будешь. Опять же, младший посол…
Рожковскому задумался и кивнул собственным мыслям:
– А вот, посуди, каково мне? Я же по возрасту тебе в отцы гожусь, тянет к спокойствию, а приходится все бросить и ехать в Москву. Мне это – вот! – Он обхватил горло рукой.
Александр возмущенно вскинулся и недовольно сжал губы. Кому лучше, кому хуже… Давний спор надоел хуже горькой редьки! Рожковский лукавил: до пенсионного возраста он не дотягивал, а к весомому положению в верхах города привык. После того, как всех руководящих сторонников прежнего главы города уволили, предложение поехать послом в столицу Московского царства стало для Рожковского спасительным. Его статус и материальное положение остались не ниже, чем при «старом» мэре. Так что получил он от назначения в посольство не меньше младшего посла. Александр открыл рот, чтобы возразить, но не успел.
Караван завернул, невольно притормаживая, за поворот. Ель – богатырка в двух десятках метрах перед первыми санями рухнула, раскидистыми ветвями закрывая путь. Туча белой снежной пыли взметнулась ввысь. Всадники столпились, осаживая коней. Кучер торопливо натянул вожжи. Стая ворон сорвалась с ближайших деревьев, с карканьем закружилась в хмуром небе.
«Бах, бах!» – почти дуплетом грянули два выстрела.
Рот мгновенно пересох, сердце громоподобно забилось о ребра, словно пожарный колокол. В голову ударили лошадиные дозы гормонов, приводя организм в готовность к бою. Прилив сил и дикой ярости. Засада! – понял Александр одновременно гаркая Рожковскому: «Ложись наземь!» Махнул рукой замковзводу на противоположную дверь. Один из автоматов стоял между сидений. Офицер подхватил его, одновременно толкая дверь и выскакивая на улицу. Мгновенно присел на ногу, звякнул затвором, досылая патрон и выискивая стволом цели.
С другой стороны бахнула дверь – сержант ужом выскочил из саней с другой стороны. Шустро перекатился на бок, вскинул наган. Сказались два месяца непрерывных тренировок перед отправлением посольства.
Из-за близких деревьев справа выскочили разномастно одетые мужики – с топорами, кольями, иные с неведомым путем попавшими в руки татям саблями. Закричали страшно и громко: «Стой, стой». Увязая в глубоком снегу бросились к саням. Побледневший как полотно кучер рухнул с козлов на землю, прикрыв руками голову, нечленораздельно завыл.
«Бах!» – оглушительно выстрелил карабин солдата, сидевшего на козлах. Александр выцелил ближайшего разбойника, мчавшегося прямо на него с высоко поднятым в руках топором.
«Так!» – выплюнул огненный цветок автомат Александра.
Пуля ударила татя в грудь, смела на снег словно кеглю, сбитую метко направленным шаром.