Квинтовый круг
Очень, видать, хотел понравиться хозяину.
Однако угрюмый Андрон, судя по всему, его не услышал.
– Через пару деньков загляни, – велел он, бросая шестерёнку в общий хлам и поднимаясь с корточек. – Расценки знаешь?
Тот заверил, что знает, и с видимым облегчением поспешил откланяться. Видимо, и сам не ждал такой удачи. Оказавшись за калиткой, остановился перевести дух. Таксист, как и договаривались, ещё не уехал. Возле скамьи бродила курица и нежным трепетным голосом просилась в лапшу, а неподалёку встрёпанный седенький старикашка с детским сачком в руках неистово вминал каблуком в грунт какое-то, надо полагать, вредоносное насекомое.
Медведку, что ли, топчет?
Да нет, не медведку – бабочку.
Почувствовав, что на него смотрят, старичок обернулся, удивив наблюдателя выражением яростного ликования на морщинистом рыльце.
– Ну они у меня в будущем попрыгают! – потрясая сачком, злорадно пообещал он. – Демократы хреновы!
* * *Когда за нежелание продать торговую точку Димитрий Уаров вторично получил по голове, с ним что-то, видать, случилось. То ли мозги ему слегка повредили, то ли потом в палате успокоительным перепотчевали, только вместо того, чтобы испугаться, он вдруг задумался. Точку, правда, продал, но как-то машинально, без сожаления. Притих, приобрёл привычку бродить по городу, беседуя вполголоса с самим собой. В иные времена таких провожали жалостливыми или насмешливыми взглядами, теперь же на Уарова посматривали с завистью, не в силах понять, где спрятан сотовый телефон с пешеходной гарнитурой.
Замечено, что постоянное общение упрощает психику. Одиночество же усложняет её до полной невозможности общаться. Вы не поверите, но для этакого добровольного робинзона каждое слово начинает означать то, что оно означает. Скажешь ему при встрече: «Ну и как твоё ничего?», а он-то и впрямь примется толковать о зряшности жизни. И ладно бы если только своей!
Или, допустим, поделишься с ним умилением, что вот-де наш православный боксёр, выходя на ринг, перекрестился перчаткой, – а этот урод возьмёт да и прицепится: подставлял ли тот во время боя левую щёку, получив по правой, как подобает христианину?
За внешностью Уаров ещё следил, за здоровьем – перестал. Брился ежедневно, а вот к стоматологу уже подзабыл дорожку.
Самой сообразительной, естественно, оказалась жена: быстро уяснив, что к чему, незамедлительно перевела недвижимость на своё имя, чего Димитрий, кажется, не заметил. Как, впрочем, и многого другого.
Грянувшие вскоре исторические события застали Уарова на улице. Распад Сусловской области, позиционная гражданская война, выборы первого Президента Суверенной Республики Баклужино – всё это происходило при нём, но в памяти как-то не откладывалось. Слонялся, бормотал. Сидишь, бывало, на баррикаде, а он станет аккурат на линии прицела – и смотрит, смотрит, пока у тебя щекотка в указательном пальце не начнётся. Потом махнёт безнадёжно рукою и побредёт дальше.
Как уцелел – непонятно.
Потом добро восторжествовало, из окон первых этажей исчезли мешки с песком, легендарный бронетрамвай занял нынешнее своё место на пьедестале – и в голове Димитрия Уарова тоже вроде бы слегка развиднелось. Очнулся, начал скупать подержанную бытовую технику. Неизвестно, до чего он там додумался, но в решительных скорбных глазах его отчётливо читался приговор самому себе и всему человечеству.
Живи он в эпоху драконовских законов термодинамики – и чёрт бы с ним! Теперь же, после незамеченного Димитрием государственного переворота, когда чудес стало чуть ли не больше, чем явлений природы, ничто не мешало ударенному по голове бизнесмену обратиться за помощью к тому же Андрону Дьяковатому, на чьей совести уже висели такие чудовищные изобретения, как деноминомёт, безынерционная пуля и даже, если верить молве, подслушивающе-расстреливающее устройство, ввинчивающееся непосредственно в наушник телефона.
* * *Минули условленные два дня.
Как прошлый раз, пройдя в незапертые сени, Димитрий без стука (поскольку стука всё равно бы не услышали) приотворил пухлую дерматиновую дверь. – К вам можно?
Заплаканная Агата Георгиевна, склонившись над кухонным столом, остервенело раскраивала шмат сала. В тарелке мокли серые огурцы. – У, варвар! – заклеймила она вошедшего и снова отвернулась.
Тот расценил это как разрешение проникнуть в горницу, где был неприятно поражён присутствием участкового милиционера. – А вот штрафану третий раз, тогда узнаешь! – грозил участковый Андрону. – Да? – развязно отвечал ему тот. – А ноу-ноу не хау-хау? За что штрафанёшь? – За движок! – Ты что, Перфильич, с коня упал? Он и на движок-то не похож…
И впрямь, то, что бесстыдно растопырилось посреди стола, не было похоже ни на что. За одно только отсутствие кожуха невольно хотелось обвинить конструктора в порнографии. Что-то невероятно извращённое мерещилось в этом диком до цинизма сочленении разнородных деталей.
Впрочем, тут вопрос привычки. Случись так, что пойдёт изделие в серию, внедрится в быт, – глядишь, со временем кому-нибудь даже покажется красивым. Нарочно начнут кожухи снимать, чтобы нутро предъявить. – Не веришь – заказчика спроси, – предложил Андрон.
Перфильич скинул кепи (старого образца, ещё с Сусловским гербом), вытер взмокший лоб и повернулся к Уарову. Лицо у милиционера было алчущее, но усталое. – Что вы, какой движок? – не дожидаясь вопроса, испуганно сказал Димитрий.
– В заявлении написано было: движок! – упрямо стоял на своём Перфильич. – Как теперь отчитываться?
– Как! – передразнил Андрон. – Первый раз замужем? «Такой-то такой-то, такого-то такого-то стукнул мне, такому-то такому-то, что Андрон Дьяковатый собрал контрафактный артефакт. Проведённая мной проверка показала, что собранный механизм таковым не является…» – А каковым он является? – Сам, что ли, не видишь!
Участковый кашлянул и покосился на непотребный агрегат. Примерно так завязавший со вчерашнего утра алкоголик косился бы на предлагаемую соблазнителем стопку. Осмотрел, кривясь и хмурясь.
– Куда ж ты рычаг засадил? – ворчливо упрекнул он. – Руку свихнешь, пока до темпоралки доберёшься. Умелец хренов! Ладно, твоя взяла… На кухне договорим.
* * *Ещё тогда, в горнице, скинув форменное кепи и обнажив философскую плешь, участковый Перфильич стал заметно человечнее. Дублёное неумолимое лицо его исполнилось здравого смысла и спокойной житейской мудрости. А приняв первую стопку, деревенский детектив и вовсе отмяк.
– Мало мне браконьеров с самогонщиками… – бурчал он. – Теперь ещё за тобой, Андрон, присматривай…
– Тебе-то чего жаловаться? – заметил тот, разливая по второй. – Прямая выгода…
– А хлопот сколько прибавилось?
– Ну а как ты хотел…
Если человек действительно мудр, ему одинаково близка любая идея и одинаково чужд любой способ её осуществления. Ибо нет ничего уродливее воплощённой в жизнь мечты.
Так, голосуя за давнего своего дружка, колдуна Глеба Портнягина, известный противоествоиспытатель Андрон Дьяковатый даже представить не мог, чем для него обернётся Глебово Президентство. Если раньше, до обретения Баклужиным независимости, народному умельцу досаждали одни лишь недобитые академики, публично обличавшие его в шарлатанстве и невежестве, то теперь, когда нетрадиционное изобретательство наряду с колдовством было признано реально существующим, пришлось выйти из тени – прямиком под пристальное око государства.
Для начала вынудили выправить лицензию и обложили ещё одним налогом. Дальше – хуже. Оказалось вдруг, что нарушение законов природы тоже должно происходить законным порядком. Хорошо ещё участковый Перфильич доводился Андрону сватом, а то бы там не два – все двадцать два штрафа содрали.
– Ты совсем, что ли, не пьёшь? – скорее сочувственно, чем сурово, обратился участковый к Димитрию.
– Да не то чтобы совсем… Не хочется.
– Зря. Машинку бы обмыть надо. А то работать не будет.