Летним вечером в подворотне
И вот тут она выскочила из зарослей. Петров не соврал – тварь действительно была очень похожа на огромную фалангу – мохнатый отвратительный паук с полуметровым размахом лап. Царапин успел выставить ногу, и металлически поблёскивающие челюсти со скрипом вонзились в каблук. Царапин в ужасе топтал её, пинал свободной ногой, бил прикладом, но хватка была мёртвой. Наконец он изловчился и, уперев ей в прочную гладкую спину штык, нажал на спусковой крючок. Грохот, визг, в лицо ударило песком – хорошо, что хоть зажмуриться догадался… Возле ног выбило хорошую яму, а фалангу разнесло на две части, большая из которых конвульсивно ползла по кругу, упираясь тремя уцелевшими лапами.
Сзади раздался предупреждающий крик лейтенанта. Сержант обернулся и увидел, что прямо в лицо ему летит вторая такая же тварь. Он отбил её на песок штыком и расстрелял в упор.
Выставив перед собой карабин и не сводя глаз с чёрных спутанных джунглей янтака, Царапин пятился до тех пор, пока не поравнялся с Акимушкиным. Теперь они стояли спиной к спине.
– Где Левша? – отрывисто спросил лейтенант.
Царапин молча ткнул подбородком туда, где догорало то, что осталось от рядового Левши.
Акимушкин взглянул – и, вытянув шею, подался вперёд.
– Кто это? – Голос лейтенанта упал до сдавленного шёпота. Глаза выкатились и остекленели. – Царапин, что они с ним сделали?..
– Жоголева предупредить надо, – хрипло сказал Царапин. – И «Управление» тоже…
Вместо ответа лейтенант, скрипнув зубами, вскинул пистолет. Третья «фаланга», подброшенная пулей, в туче песка метнулась в заросли. И сейчас же в отдалении послышался ещё один выстрел, затем второй, третий. Это вступила в бой шестая пусковая установка, расчёт лейтенанта Жоголева.
– Предупредили!.. – Акимушкин злобно выругался и тут только заметил лежащего. – Он что, сюда шёл?.. В капонир?
Царапин молча кивнул. «Сейчас я подойду к нему, – угрюмо думал он. – Подойду и сорву с него эту идиотскую маску. Просто посмотреть, какое лицо должно быть у сволочи, которая могла убить Левшу…»
Лейтенант опередил его.
– Кто они хоть такие? – И, не дожидаясь ответа, шагнул к тёмному распростёртому навзничь телу.
Царапин видел, как Акимушкин наклонился, всмотрелся и вдруг, издав нечленораздельный вскрик, отпрянул.
«Здорово же я его изуродовал, – мелькнуло у Царапина. – Полчерепа точно снёс…»
Он подошёл к лежащему, присел на корточки, положив карабин на колени, взялся за респиратор – и тут же отдёрнул руку. За какие-нибудь доли секунды он понял всё.
Он ошибся дважды. Это была не маска. Это было лицо. Страшное. Нечеловеческое.
На Царапина смотрели мёртвые линзообразные глаза с вертикальными кошачьими зрачками, а то, что он принимал за причудливый респиратор, оказалось уродливыми челюстями, вернее – жвалами, потому что они, судя по всему, двигались не в вертикальной плоскости, а как у насекомых – в горизонтальной.
– Ты видишь?.. Ты видишь?.. – захлёбывался Акимушкин, тыча стволом пистолета в лежащего. – Царапин, ты видишь?..
Они чуть было не прозевали незаметно подкравшуюся «фалангу» – скорее всего ту самую, третью, потому что у неё недоставало двух лап, видимо, отхваченных пулей из лейтенантского «макарова». Они расстреляли её в клочья, потратив в два раза больше патронов, чем требовалось.
На шестой пусковой прозвучали два выстрела подряд.
– До-ло-жить!.. – низким чужим голосом выговорил Акимушкин. – Немедленно обо всём до-ло-жить!..
Его сотрясала дрожь. Он боком пошёл к воротам, словно опасаясь повернуться к лежащему спиной.
– До-ло-жить… – лихорадочно повторял и повторял он. – Доложить немедленно…
В проёме белело искажённое лицо Петрова. Ефрейтор смотрел на растерзанную выстрелами «фалангу», и карабин в руках у него прыгал. Встретясь с Петровым взглядом, лейтенант немного опомнился.
– Петров! – бросил он. – Всё отставить… Будем считать, что ты действовал по обстановке. Иди поохраняй. Только затвор сразу передёрни и… ради бога, осторожнее! Царапин, ты – со мной, в кабину!
В фургончике давно уже гремел и бушевал голос Жоголева. Акимушкин схватил микрофон.
– Слушает «Кабина»!
– Ты!.. – Жоголев задохнулся. – Ты где ходишь? Что у вас там творится?
– То же, что и у вас!
Они поняли друг друга с полуслова.
– «Фаланги»? – быстро спросил Жоголев.
– Если бы только «фаланги»!
– А что ещё?
– Валера! Слушай меня внимательно. Если появятся такие долговязые, чёрные… скажи своим, чтобы немедленно открывали огонь! Как понял?
– Чёрные? – ошалело переспросил Жоголев. – В смысле – негры?..
– Какие, к чёрту, негры?.. Как увидишь – сам всё поймёшь! Отключись пока!
Акимушкин перекинул тумблер.
– «Управление», ответьте «Старту»!
– Слушает «Управление», – послышался в динамике откуда-то из другого мира ясный, спокойный голос старшего лейтенанта Мамолина.
– Докладывает «Старт»! Сеня, нас только что атаковали!
Судя по тишине в динамике, все в «Управлении» замерли после этих слов. Слышно было, как кто-то метрах в трёх от микрофона переспрашивает: «Что? Что он сказал?»
– Атаковали? – с безмерным удивлением вымолвил Мамолин. – Как атаковали? Кто?
– Не знаю! Если ещё не прервана связь с бригадой, сообщи немедленно – уже есть потери. У меня убит Левша и, предположительно, Агаев. У Жоголева двое пропали без вести. И самое главное… Самое главное… Ты вот о чём предупреди…
Он замолчал решаясь.
– В общем так, Сеня, – с усилием выговорил он. – Это не люди.
Мамолин переваривал услышанное.
– Не люди? – озадаченно переспросил он. – А кто?
– Не знаю… – вздрогнув, сказал Акимушкин. – Монстры, дьяволы, пришельцы из космоса!.. И вот ещё что доложи: у них огромные «фаланги»…
– Фаланги пальцев? – туповато уточнил Мамолин.
– Пауки! – рявкнул Акимушкин. – Три года в Средней Азии служишь – фаланг не знаешь? Огромные пауки, здоровые, как собаки!
– Акимушкин! – взвизгнул Мамолин. – Ты… Ты что, пьяный? Я сейчас в бригаду сообщу!..
В динамике что-то негромко, но отчётливо хлопнуло, затем он взорвался неразборчивым бормотанием и умолк. Это Мамолин отпустил кнопку на своём микрофоне.
– Ну вот и до них добрались, – очень спокойно, почти безразлично заметил Царапин.
Перед капониром дважды ударил карабин Петрова.
– Иди помоги ему! – бросил Акимушкин, и Царапин, спрыгнув на бетонный пол, побежал к воротам.
Ночь оглушила его. Лунное серое небо свистело и выло реактивными двигателями. «Неужели всё-таки война? – беспомощно подумал Царапин. – Но с кем? Не с этими же…» Где-то севернее возник жуткий повышающийся вой – что-то большое и тяжёлое падало с огромной высоты. Петров и Царапин ждали. «Ддумм»…» – донеслось из-за третьей пусковой, словно чугунная болванка врезалась в землю.
– Не взорвалось, – с удивлением сказал Петров.
В песке были выбиты две новые воронки, рядом дёргались мохнатые суставчатые лапы очередной «фаланги».
– А эти не появлялись? – спросил Царапин, кивнув на лежащего и невольно задержав на нём взгляд. Насекомое, просто огромное насекомое… Немудрено, что он принял эту личину за противогазную маску.
– Ну и морда у тебя, Петров… – с нервным смешком пробормотал он.
– Я! – встревоженно откликнулся ефрейтор.
– Нет, это я так… анекдот вспомнил…
Реактивный многоголосый рёв, затихая, смещался к северу.
– Я думал, бомбить будут, – признался Петров и, помолчав, тихо спросил: – А чем они так… Левшу?
Словно в ответ ему за капонирами, ближе к солдатскому городку, беззвучно вздулся и опал бледно-фиолетовый пузырь света.
– А вот тем же самым, только поменьше, – не разжимая зубов, проговорил Царапин и вдруг умолк.
– Машина, что ли? – недоверчиво всматриваясь, спросил он.
Да, над капонирами дрожал светлый скачущий нимб – там, по песчаной лунной дороге, меж зарослей янтака, кишащих огромными пауками и чёрными дьяволами, на большой скорости шла машина с включёнными фарами – кто-то пробивался к ним со стороны городка.