Булавки и бабочки
–Но ведь она жива, – прошептал Максим.
–А это как сказать, – Синий Крокодил с тоской посмотрел в окно, – одно тебе могу сказать. В сознание она не приходила, больше ничего не спрашивай, ни меня, ни других. Хватит, самому пора мозгами шевелить и учится собирать информацию. Но я думаю ты справишься, – и он растворился в воздухе.
Максим почувствовал неясную тревогу. Весь день и вечер призраки не приходили к нему. Это еще более усилило его беспокойство. Из головы не выходили слова Синего Крокодила: «Одной ногой тут, а другой там». А на завтра его ждало новое известие. Придя утром в школу позже обычного, потому что проспал, он застал бурное обсуждение одноклассниками состояния Насти. Главным рассказчиком был Ванька Бугаев. Начала рассказа Максим пропустил, но так как Бугаев любил рассказывать медленно и с подробностями, то самое главное он узнал.
–…Ну так вот звонит моя мамаша матери Насти и спрашивает, может чем помочь надо. Я по параллельному подслушиваю, тихо как мышь сижу. Оказывается Архипова в коме. И в себя не приходит, хотя вроде все нормально. Как там говорил ей врач… «внутренние органы не повреждены».
–Так она спит чтоли? – задал вопрос нетерпеливый Назарин, – ну как Гоголь в свое время уснул, его и похоронили.
–Да не, кома это совсем другое, – недовольно отмахнулся от него Бугаев, – это и искусственное дыхание, и кормят ее как-то через капельницу. В общем почти труп, но жить может, – тут Ванька сделал паузу и тяжело вздохнул, – самое скверное, что ее в больнице больше двадцати одного дня держать не будут. Дорого это – в такой коме жизнь поддерживать. Сказали максимум месяц, а если не очнется, то или пусть сами платят или…, – он хмыкнул и опустил глаза, – забирают домой.
–А много платить? – спросила Ира Морковцева.
–Тысяча двести рублей в сутки и это не считая лекарств, капельниц и так далее. Родителям Насти такие деньги не потянуть, они сейчас всякие благотворительные организации обзванивают. Помощи просят, но у тех тоже денег нет, или не дают, – объяснил Бугаев, – моя мамаша тоже подключилась, но толку ноль. Сегодня вот деньги дала и свечку сказала в церкви поставить «во здравие».
–Я с тобой пойду, – решительно произнесла Морковцева, – тоже свечку поставлю.
–И я, – отозвалась Наташка. До Максима только сейчас стал доходить страшный смысл слов Бугаева. «Двадцать один день, а потом…». Ему стало плохо, лица одноклассников стали расплываться, голоса доносились откуда-то издалека. Он все же он сконцентрировался, сжав до боли кулаки.
–Погоди, – хрипло сказал Максим, обращаясь к Бугаеву, но смотря в пол, – они не могут ее оттуда просто так выкинуть. У нас же всех есть эта самая… как ее… карточка социального страхования. По ней бесплатно лечить обязаны.
–Вот и лечат бесплатно месяц, а там как хочешь, – пожал плечами Ванька, – ведь в коме можно годами лежать, сколько фильмов про это видел. Лежал мужик в коме, а через несколько лет очнулся.
–Так это кино, – одернула его Морковцева, – ты не путай Голливуд с жизнью. Человек в коме, все равно что растение. Да и вроде разные они, эти комы бывают.
Максим отошел от одноклассников и оперся плечом о стену. Его слегка мутило, но это состояние быстро прошло. Голова начала прояснятся, а мысли приобрели четкость. Когда прозвенел звонок и класс стал заходить в кабинет, то Максим вдруг подхватил свою сумку и чуть ли не бегом бросился по коридору к лестнице.
–Черемухин, ты куда, а урок? – услышал он вслед голос учительницы.
–В задницу уроки, – негромко ответил он, но его никто не услышал. Ему сейчас нужен был один человек – его двоюродный брат. И где его найти, Максим знал. Тот работал в больнице, врачом-хирургом.
Мой двоюродный брат странная личность. Он на двенадцать лет старше меня, то есть почти ровно вдвое, на этот год. Когда он был старшеклассником, то увлекся всякими восточными учениями, даже изучал восточные единоборства. Но это увлечение продлилось короткое время и конечно хорошо драться он так и не научился, зато увлекся восточной философией и другими сходными теориями, у него до сих пор две полки книжек и брошюр стоят. Помню приходил я к нему с родителями. Те естественно свои разговоры ведут, а мы в его комнате сидим, он мне всякую занудную музыку ставил, и палочки зажигал. Вобщем дым стоял коромыслом. Соседи однажды пожарных вызвали, испугались, подумали, что где-то загорелось. От этого дыма у меня начинала болеть голова, а брат к тому же начинал толкать всякие заумные речи о медитации и прочем. Правда была одна приятная вещь в нашем общении, он никогда не считал меня маленьким и говорил на равных. Но все эти философии оказались цветочками, ягодки пошли, когда он начал экспериментировать с разными «расширителями сознания», в основном с травой или как ее еще называют «дурью». Слава Богу это его увлечение продлилось недолго и с наркотой он быстро завязал, но начались новые заморочки. Осталась музыка, медитации, эксперименты со сном – сдвигом дня и ночи, короче до недавнего времени психом считали его, а не меня. Одновременно он ухитрялся учится и закончить медицинский институт почти на одни пятерки. Меня он как раз психом никогда не считал, когда ко мне начали приходить призраки я ему первому подробно все рассказал. Он почесал затылок и сказал:
–Знаешь, Макс, – это он меня всегда так называет, – на глюки это не похоже. Я бы решил, что ты подключаешься к другому миру, но тоже не то, в общем то что ты видишь где-то есть. Но что это и где оно реально находится, я сказать не могу. Запомни одно – это не твои фантазии, глюкарщиков я много повидал. Ты не из них.
–Не понимаю, – ответил я тогда.
–Да я сам не понимаю, – махнул он рукой, – думаешь, если я врач, то все должен уметь и знать? Ты главное не бойся, а там видно будет.
Теперь мое состояние меня не интересовало, мне хотелось знать что с Настей и как ей можно помочь. Я долго, как мне казалось ехал на метро, потом на автобусе, предъявив строгой контролерше проездной. И через час с небольшим добрался до пятьдесят второй больницы.
Железная калитка была открыта, и Максим без труда прошел на территорию. Он боялся что охрана его не пустит, но все обошлось. Вахтер смотрел только за машинами, въезжающими на территорию, на посетителей он не обращал никакого внимания. Пройдя несколько метров по дорожке Максим вдруг понял, что совершенно не представляет где искать брата. Больница насчитывала корпусов десять, не меньше, соединенных частью закрытыми, а частью застекленными переходами. Максим знал лишь что брат учился на хирурга. «Значит надо искать „хирургический“ корпус», – решил он. Но никаких надписей на корпусах он не видел. Идя по дороге вперед и уже намереваясь зайти в первый попавшийся и спросить у кого-нибудь из персонала, где здесь работают хирурги, Максим увидел небольшой щит со схемой расположения корпусов и пояснениями где какое отделение находится. Корпус с надписью «Хирургия» находился в самой левой части схемы. Максим быстрым шагом пошел по направлению к нему. На входе оказалось непредвиденное препятствие в виде охранника.
–Ты куда малец? – недружелюбно осведомился дядька в пятнистой униформе.
–У меня брат здесь работает, – растерялся в первую минуту Максим, – мне с ним срочно поговорить надо.
–Какой такой брат? – хмуро ответил охранник, – небось навестить кого пришел, а сейчас часы неприемные. Так что давай назад.
–Но у меня действительно здесь брат работает, Белов Сергей Владимирович, вы позвоните, пусть он тогда ко мне выйдет, – быстро выпалил Максим.
–Говорю – нельзя, и звонить никуда не буду, – уперся охранник. Пришлось идти обратно к железной калитке. Медленно шагая Максим лихорадочно думал, что делать и озирался по сторонам, его взгляд вновь упал на схему. Он вновь посмотрел на нее более внимательно. Неожиданно его осенило – «Приемное отделение (справочная)». «То что надо!», – решил он. В приемное отделение его пропустили свободно. Два охранника сидели за столом и явно скучали. Максим подошел к окошку с надписью «Справочная». Девушка в белом халате вопросительно посмотрела на него.