Лариса

— Не умеют люди жить… — значительно сказал дядя Коля, поддерживая мнение жены.
Тетя Зина открыла Ларисе дверь. Лариса попрощалась. Теперь в ее портфеле скрывались настоящие сокровища. Кроме открытки, там лежали рамка и пять рублей на обеды. Но почему-то Ларисе не становилось от этого весело, наоборот, на сердце скребли кошки.
«Ну, зачем я взяла деньги, — корила она себя. — Зачем взяла… И мама еще будет ругать…»
За рамку Ларисе стыдно не было, а вот за деньги…
«И почему, почему так? — думала Лариса. — У всех есть вкусная еда, у всех есть деньги, только у нас нет. Тетя Рива заставляет Семку есть, а он не хочет… Тетя Зина и дядя Коля взрослые, а как вкусно едят… Сережка маленький, а в глаза такого не видит… И почему у всех хорошо и только у нас плохо… И как это стыдно, что мне пять рублей дали… Не надо было брать…»
Ей припомнилось, как выпытывала тетка, что она ела на завтрак. В тот момент Лариса отвечала ей, как есть, ни о чем не думая, а сейчас ей почему-то стало обидно.
Ларисе захотелось вернуться и хорошенько все объяснить тетке, сказать ей, что во всем виноват только отчим, если бы он не пропивал…
Но недолго мучили Ларису все эти невеселые мысли. Был теплый осенний день, солнце так славно выкрасило листья, и Лариса все время посматривала на свой букет, любовалась им. А когда подняла глаза, увидела, что навстречу ей бежит мальчик. Он бежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, надувал щеки и смешно подмигивал Ларисе.
И девочке снова стало радостно. Словно из темного угла она выбежала на светлый простор. И она, как тот мальчик, побежала по тротуару, подпрыгивая и размахивая букетом.
 
3
— У меня узе нозки болят, хоцу на луцки, — ноет Сережка.
— Ну еще немножко, уже близко, — уговаривает его Лариса.
Сережа делает еще несколько шажков, потом останавливается.
— На лу-цки, — тянет он, и Лариска знает, что теперь уже он ни за что не двинется, хоть ты его на веревке волоки. Она приседает, Сережка взбирается ей на закорки.
— Такой большун, а не хочешь ножками ходить, — выговаривает Лариса. — Глянь, вон маленькая девочка, а идет сама, — показывает она на девчушку с громадным синим бантом на светлой головенке. Девчушка топает рядом с матерью, держась за ее руку.
Но Сережке это как с гуся вода. Он изо всех сил уцепился за шею сестры, и та тащит его на спине.
Немного впереди шагают Семка и Оля. Семка размахивает тонким длинным прутом, выломанным на кладбище.
Бегал за ними на кладбище и Рексик. Овчарки из Рексика почему-то не получилось, он так и остался небольшим лохматым песиком. Поначалу Семка сильно расстраивался: разве ж такая собака нужна пограничникам? Семка даже злился на Рексика, что он его так подвел, оказался не овчаркой, а обыкновенной дворняжкой. Но потом простил Рексику его происхождение, пес со своей стороны был очень благодарен мальчику за такую его доброту, охотно бегал за ним по пятам и при всяком удобном случае пытался лизнуть хозяина в его довольно большой для такого маленького и худенького личика нос.
Сейчас Рексик, как пушистый колобок, вертелся вокруг Семки, то отставал, то забегал вперед и, присев на краю тротуара, дожидался, пока подойдут дети. Но никто не обращал на него внимания, все были полны впечатлениями от того, что недавно видели.
— В тот костел можно залезть, — размахивая прутом, доказывал Семка Оле.
— Ой, что ты, это же страшно! — Олины глаза круглели.
А Ларисе ничуть не страшно. И она сказала бы об этом Семке и Оле, но Сережка мешает ей не только идти, но и говорить. Она и сегодня попыталась бы залезть в этот полуразрушенный костел, если бы не тот же Сережка. Лариса прекрасно знает, как заорал бы он, если б ей вздумалось залезть в костел, оставив его на кладбище. И без того сегодня ей влетит, что и сама куда-то со двора сошла и Сережку с собой потащила. И Лариска на минуту забывает и костел, и кладбище.
А Сережка такой тяжелый! Лариска тащит его, крепится из последних сил, но больше уже нет мочи.
— Ну, а теперь снова ножками. Теперь уже совсем близко, — говорит она брату, опуская его на землю.
Сережка с большой неохотой становится на ноги, перебирает ими еле-еле.
— А стекла какие там в окнах — видели? Красные, зеленые, желтые… — догоняет она Семку с Олей.
— Ага, — кивает Оля. — Там еще внутри боги нарисованы. Я их через разбитое стекло видела.
Но вот они и дома. У Лариски из головы снова выскакивают мысли про костел, про кладбище, снова возвращается тревога — мама ругать будет. Уже готовая принять заслуженную кару, отворяет Лариса калитку.
Но что это… Что это, такое знакомое, стоит во дворе?
Лариса всматривается. Ну, конечно, это же ее диванчик… Почему же он очутился во дворе? А вот и стол, кровать. На кровати лежат, свернутые в узел, вещи… Да это же их вещи! Вон и одеяло, сшитое из лоскутков, вон старая Ларисина кукла.
Все вещи стоят около сарайчика, дверь в нем распахнута, мать подметает там пол.
Потом мать вышла из сарайчика, швырнула веник на землю, пошла в дом, не взглянув на Лариску с Сережей, которые стояли посреди двора, держась за руки.
«Что ж это происходит? — думает Лариса. — Зачем они повытащили все из дому?..»
Из своей комнаты вышла тетя Соня. На руках она держала их Леника.
— Марусенька, — остановила она мать, которая выносила из дома стулья, — может, вы бы все-таки к нам?.. Хотя и маленькая комнатка…
Мать опустила стулья на землю, вытерла ладонью влажный лоб.
— Нет, Сонечка, спасибо, — сказала она. — Зачем же вас стеснять? Да, может, и не надолго это… — И она, снова подхватив стулья, понесла их к сарайчику.
Только сейчас Лариса поняла, что их семья переселяется в сарайчик.
А мать уже тащила из дома большую деревянную кровать.
— Зачем одной тащить? — подошел отчим. — Иди, я сам сделаю.
— Ты уже наделал, — зло сказала мать. — Допился… С работы погнали. Удивляюсь только, как они с тобой до сих пор цацкались.
Отец не ответил ни слова. Кряхтя, потащил кровать к двери.
Только сейчас мать заметила Лариску с Сережей, подошла к ним, взволнованная, усталая.
— Мамочка, — вскинула на нее удивленные глаза Лариса, — мы что, здесь жить будем?
— Да, доченька.
— Но почему?
Мать помолчала, потом хмуро объяснила:
— Отец ушел с завода… На другую работу… А квартира заводская. В ней теперь новый рабочий жить будет…
Отчим таскал вещи в сарайчик. Поставил большую кровать, потом маленькую, Ленину, с сеткой по бокам. У самой двери пристроил шкаф. А вот диван и стол не влезали, да вазоны так и остались на улице.
— Придется попросить соседей, чтобы пока у них постояли, — вздохнула мать.
После громадной комнаты новое их жилье выглядело неимоверным закутком. Места, чтобы можно было походить, не оставалось совершенно. Только крохотный лоскуток земляного пола был виден между большой и маленькой кроватями.
Кое-как расставив и распихав вещи, мать села на кровать и с тоской огляделась вокруг.
— Дожились, — с горечью сказала она. — Да и осень впереди… Холода на пороге… Дожди заладят…
Отец молчал. Он постоял с минуту на свободном лоскутке земли, переминаясь с ноги на ногу, взял свою шапку, куртку и вышел.
Вернулся поздно и долго не мог справиться с дверью в сарайчике. И целую ночь стоял над ними водочный чад.
 
4
Лариса смотрит на большое здание, которое высится перед нею громадной глыбой. Вдруг здание начинает шевелиться, у него вырастают башни, вытягивается крыша. «Да это же костел!» — догадывается Лариска.
Вот окно — большая черная дыра. Ларисе хочется залезть через эту дыру в костел, посмотреть, что там, внутри. Она хватается за карниз, подтягивается. Оказывается, Лариска совсем легкая, как пушинка, взлетела на руках и очутилась в костеле. Но вокруг ничего не видно, какой-то черный туман заволакивает все. Лариса собирается идти дальше, в самую глубь строения, но вспоминает, что там, на кладбище, остался Сережка. Она хочет подбежать к окну, чтобы взглянуть, где он там, что делает, но не может сдвинуться с места. Хочет позвать его, но нет голоса. И вдруг стены костела расступаются, и тогда она видит внизу, между крестами и деревьями, Сережу. Сзади к Сереже подкрадывается страшный человек и хочет его схватить. Лариска снова пытается побежать, чтобы спасти Сережу, но снова ее ноги, словно прикованные, не могут сдвинуться с места.