1917: Государь революции
– Ну, – пожал плечами он, – это как раз понятно, союзники были обеспокоены возможной революцией и тем опасным влиянием, которое она бы имела на боеспособность армии. А это могло сказаться на успехе всей войны в целом.
Я поднял бровь.
– Вы полагаете? А вы не находите странным, что обеспокоенные, как вы говорите, союзники сделали все, чтобы эта самая революция случилась? И это как раз в преддверии большого наступления на Восточном фронте? На момент подготовки и проведения Петроградской конференции в России уже сложилось несколько центров заговора, в которых планировался дворцовый или военный переворот. Кроме того, было несколько центров, которые планировали коренную смену общественного строя, путем установления республики или даже какой-то революционной диктатуры, так хорошо известной нам по революционным событиям прошлого в той же Франции. Оставив даже пока в стороне сам факт многократного покушения на священные особы государей императоров Всероссийских со стороны, казалось бы, ближайших военных союзников, хочется спросить – какую же цель преследуют в Лондоне и Париже, пытаясь организовать переворот в России? Быть может, они хотят получить более боеспособную Россию? Этот вариант мы решительно отметаем как несостоятельный. Любая революция в России подорвет боеспособность армии до такой степени, что даже нынешнее разложение войск покажется образцом дисциплины. Тогда для чего же?
Генерал ничего не ответил.
– Молчите? А я вам скажу! Повторяю, Россию просто решили устранить как ненужного более компаньона, который в перспективе может стать конкурентом. Наши дорогие союзники отлично осознают, что у немцев есть только два варианта приемлемо закончить эту войну, а именно выбить из войны либо Францию, либо Россию. И как вы понимаете, их интерес в том, чтобы склонить германцев к удару по России. Но сил у немцев на сокрушительный удар по России нет, и соблазниться они могут, лишь увидев беспомощность русской армии и революционную смуту в тылах Российской империи. Лишь в этом случае они могут решиться развернуть основные силы в сторону России, выбивая ее из войны и полагая, что погрязшая в Гражданской войне Россия не сможет потом нанести удар в спину Германии. А для этого в России должна случиться революция. Не смена монарха, нет, им это мало что даст, а именно всеобъемлющая революция, разрушающая устои, рушащая дисциплину в армии и повергающая в хаос транспорт и хозяйство империи. Добившись революции в России, наши, прости господи, союзники добиваются сразу нескольких целей. Первое – они переключают внимание Германии на восток, обнажая тем самым оборонительные рубежи на западе. Второе – они расчищают и облегчают путь генералу Нивелю для нанесения сокрушительного удара по Германии. Третье – они устраняют Россию из числа стран-победительниц в этой войне, а значит, можно ничего обещанного не выполнять, включая Проливы и все остальное, о чем мы договорились. И четвертое – сама поверженная и опрокинутая в хаос Россия может стать и для стран Антанты, и для стран союза центральных держав тем пространством и тем ресурсом, который можно разделить на колонии между всеми заинтересованными сторонами. Революции мы не допустили. Но, даже не добившись революции в России, они все равно уверены в том, что Нивелю удастся нанести Германии решающий удар, и потому все еще надеются так или иначе обвинить Россию во всех смертных грехах, дабы как минимум уменьшить ее долю при разделе победных трофеев, а как максимум – попытаться все же обратить Российскую империю в хаос смуты.
Помолчав несколько минут, продолжаю задумчиво глядя в окно:
– Но мне кажется, что в Лондоне и Париже выдают желаемое за действительное. Вообще, генерал, я считаю в корне ошибочной наступательную стратегию союзников на этот год. В Большой Игре, участниками которой мы являемся, расклад сил на данный момент таков, что проиграет в этом году тот, кто сделает первый ход. Если при большом наступлении фронт не будет прорван, а он прорван не будет, попомните мое слово, то это самое наступление превратится в бойню, в мясорубку, масштаб потерь в которой всколыхнет именно ту страну, которая понесет чудовищные потери без видимого результата. Военная катастрофа неизбежно приведет к волнениям в тылу, что, на фоне общих революционных настроений во всех воюющих странах, чревато очень большими потрясениями, вплоть до падения правительств, переворотов и даже начала гражданской войны. И контрудар со стороны ранее оборонявшегося противника может окончательно опрокинуть деморализованную державу, которая сделала тот роковой первый ход, обернувшийся катастрофой.
Генерал тут же возразил:
– Прошу меня простить, ваше величество, но и затягивание войны еще скорее может обернуться катастрофой. Слишком велика усталость от войны, слишком быстро падает дисциплина во всех воюющих армиях, а миллионы вооруженных озлобленных солдат – это не шутки для любого правительства.
– То есть вы считаете, что простое сидение в окопах более опасно для морального духа, чем бессмысленная мясорубка?
– Нет, государь, но победоносное наступление всегда поднимает боевой дух войск.
– Победоносное – да. Но весь 1916 год стороны несли чудовищные потери без явного результата. Что как раз и привело к резкому росту антивоенных настроений и падению дисциплины в войсках.
– Тем не менее Антанта получила стратегическое преимущество в ходе прошлогодней кампании, подорвав силы центральных держав настолько, что они уже не имеют сил на крупные наступления ни на одном из фронтов, где требуется прорывать эшелонированную оборону. Точнее, ни на одном из участков фронта центральные державы не смогут сконцентрировать сил, достаточных для прорыва хорошо укрепленных позиций на достаточную глубину, критически не оголив при этом другие фронты. А попытайся они это сделать, это сразу же приведет к наступлению Антанты на оголившихся участках.
– На наступление – да, сил и центральных держав нет, но на сидение в обороне – вполне. К тому же не мне вам рассказывать, что у находящейся на крепкой оборонительной позиции армии моральный дух падает медленнее, чем у противника, который раз за разом штурмует серьезные укрепления безо всякого результата, оставляя при этом горы трупов на подступах к вражеским окопам. В какой-то момент очередное прибывшее подкрепление откажется идти в самоубийственную атаку. И вы сами знаете, что будет дальше. Это верно и для англо-французских войск, и уж куда вернее для русской армии в нынешнем ее состоянии. Это будет бессмысленная бойня, которая приведет к обрушению всего нашего фронта из-за массового отказа войск идти в наступление и контрударов германцев. На контрудары в образовавшиеся прорехи у немцев сил хватит даже без переброски войск с французского фронта. К тому же, Василий Иосифович, не мне вам рассказывать о катастрофическом для нас соотношении количества орудий, особенно тяжелых, химических зарядов, пулеметов, аэропланов, танков и броневиков, автомобилей, тракторов, прочих тягачей между Россией и центральными державами. Итак, мы не можем наступать, мы не можем не наступать, мы не можем даже хлопнуть дверью в ответ на открытое вмешательство союзников в наши внутренние дела и явно враждебные действия, направленные на свержение законной власти в России. А это значит, что мы будем обвинены союзниками при любом развитии событий. Никакие оправдания их не устроят. Нашими союзниками мы поставлены в ситуацию, при которой каждый наш шаг ведет к ухудшению нашего положения. В шахматах это называется цугцванг, не так ли? Мы, конечно, не попали в главную ловушку и избежали революции в России, но партия не закончена, и любой вариант ее развития ведет нас к проигрышу. Участие в наступлении Нивеля, с любым результатом этого наступления, в итоге приведет к обвинению и потерям России. Наше наступление на Восточном фронте сейчас однозначно приведет к катастрофе. Отказ от наступления приведет к обвинению в предательстве. Забавное положение, вы не находите?
Главковерх Действующей армии хмуро кивнул.