Отыграть назад
Грейс выдала какой-то совсем уж неестественный смешок и расслабилась, устроившись поудобнее.
– Очень хорошо! – бодро поддержала ее Ребекка. – Только поменяйте положение ног, скрестите их по-другому, ладно? Тут нужен другой угол наклона.
Грейс повиновалась.
– А теперь начали! – жизнерадостно объявил Рон и тут же с дикой скоростью принялся за работу. Щелк-щелк-щелк. – А как же, – продолжал он, изгибаясь, подаваясь то вперед, то в сторону, добиваясь, как догадалась Грейс, едва заметных изменений ракурса в каждом кадре, – как же называется ваш роман?
– Роман? Но я писала не роман. Да и не смогла бы я написать роман.
Тут до нее дошло, что, возможно, сейчас не стоит разговаривать. Как будут выглядеть губы и рот в кадре, если она станет что-то при этом говорить?
– Так у вас нет новой книги? – продолжал Рон, не отрываясь от камеры. – А я думал, вы писательница.
– Нет. То есть да. Я написала книгу, но я не писательница. Я хотела сказать… – Грейс нахмурилась. – Это книга о браке. Я специализируюсь на работе с супружескими парами.
– Она психоаналитик, – пришла на помощь Ребекка.
«Но неужели я при этом еще и не писательница?» – подумала Грейс, и это ее возмутило. Она написала книгу, разве это не делает ее писательницей? Тут ей в голову пришла еще одна мысль.
– Я никого не нанимала, чтобы писать, – убедительно продолжала она, как будто Рон ее в чем-то обвинил. – Я написала ее сама.
Рон остановил съемку и теперь что-то разглядывал на цифровом мониторе.
– Вообще-то, – начал он, даже не поднимая на нее глаз, – мне хотелось бы, чтобы вы сели чуть левее. Простите, с моей стороны левее. И немного отклонились назад, можно?.. Хорошо. – Он о чем-то задумался и добавил: – Мне кажется, мы все-таки ошиблись насчет волос.
– Согласна, – не стала спорить Ребекка.
Ловкими движениями Грейс удалила из прически три внушительные шпильки. Пучок ухоженных волос распустился и темно-каштановым водопадом мягко лег ей на плечи. Грейс уже собиралась распушить пряди, но Рон вовремя остановил ее.
– Нет, не надо, – попросил он. – Так лучше. Рельефнее, что ли. Вам не видно, но темные волосы прекрасно контрастируют с цветом вашей блузки.
Грейс не стала его поправлять. Разумеется, это была не блузка, а тонкий и мягкий свитер светло-кофейного цвета, один из примерно пяти имевшихся у нее. Но ей действительно не хотелось разговаривать с Роном о блузках, пусть даже он и работал фотографом в журнале «Вог». Затем последовала очередная перестановка вазы. И небольшое перемещение книги на столике.
– Отлично, – объявил Рон. – Теперь все правильно. Давайте начнем.
Он приступил к съемкам. Ребекка молча наблюдала за процессом. Грейс пыталась выровнять дыхание.
Она крайне редко садилась сюда, и вид с кушетки показался ей непривычным. Она отметила, что плакат с пейзажем Элиота Портера висит криво, а на стене возле выключателя образовалось жирное пятно. «Надо этим заняться», – подумала она. И, возможно, уже пора снять Элиота Портера и заменить на что-то другое. Она устала от этой картинки. И разве все остальные тоже не устали от нее?
– Брак, – неожиданно произнес Рон. – Это же просто жуть как важно. Похоже, ничего нового уже и сказать-то нельзя.
– Сказать что-то новое всегда можно, – парировала Ребекка. – Ведь именно в браке никому не хочется оступиться и совершить ошибку.
Рон встал на одно колено и сделал снимок под большим углом. Грейс попыталась вспомнить, какой эффект давал такой кадр: казалась ли от этого шея длиннее или короче.
– А я об этом как-то сильно и не задумывался. Мне казалось, вот ты встретил кого-то, и если это правильный, твой человек, то сразу все становится понятно. То есть когда я познакомился со своей женой, мне сразу было все ясно. Я вернулся домой и тут же сказал парню, с которым мы вместе снимали жилье: «Это та самая девушка». Ну типа там, любовь с первого взгляда и все такое.
Грейс закрыла глаза. Потом вспомнила, что происходит, и снова открыла их. Рон отложил одну камеру, взялся за другую и, пока он колдовал над ней, Грейс поняла, что разговаривать можно.
– Сложность заключается в том, что если человек считает, что ему уже «все понятно», он может не обратить внимания на других, попросту теряя их. Я искренне считаю, что у каждого человека существует множество подходящих кандидатов для счастливого брака, и они постоянно встречаются нам на жизненном пути. Но мы все так преданы идее о любви с первого взгляда, что можем пропустить куда более подходящий вариант, потому что этот человек не ослепил нас при первой встрече и гром в этот момент не прогремел.
– Вы не могли бы посмотреть вот сюда? – попросила Ребекка.
«Другими словами, не могли бы вы заткнуться?» – тут же пронеслось в голове у Грейс. Она взглянула на Ребекку. Та устроилась в личном кресле Грейс за ее личным столом. Чтобы как-то сгладить этот неприятный факт, Грейс попыталась улыбнуться. И от этого ей сделалось еще хуже.
Но было кое-что еще. Пока она сидела, напряженная, зажатая и перекрученная, это кое-что начало движение у нее в голове, несмотря на серьезную фотосессию для журнала «Вог». (Ну, читатели-то уж точно никогда не перепутают ее с фотомоделью!) Еще на Грейс подействовал дискомфорт ситуации – не должна она была сидеть на этой кушетке. И вот теперь это «кое-что» уже ясно вырисовывалось в голове. Это был неопровержимый факт. Потому что ей – точно так же, как фотографу Рону, как множеству ее пациентов в этой самой комнате, как неведомому числу будущих читателей ее книги – все сразу же стало абсолютно понятно, как только она увидела Джонатана Сакса. Она сразу поняла, что выйдет за него замуж и будет любить его до конца своей жизни. Эту правду она скрывала и от агента Сарабет, и от редактора Мод, и от публициста Дж. Колтон, как скрывает и сейчас от журналистки Ребекки, которая вот-вот сама вый – дет замуж, и от Рона, которому, как и ей самой, сразу, при первой же встрече стало все понятно насчет его будущей жены.
Тем вечером она очутилась на другом берегу реки Чарльз. Наступали первые осенние холода, она была в компании своей подружки Виты и ее бойфренда. Они отправились на вечеринку в честь Дня Всех Святых в какое-то жуткое подобие пещеры, расположенное в здании медицинской школы. Ее друзья пошли вперед, а она замешкалась, ей нужно было в туалет. Грейс стала искать уборную и заблудилась в коридорах подвала, как мышка в лабиринте. Она испугалась и разозлилась на себя.
И вдруг, совершенно неожиданно, она оказалась не только уже не одна, а в компании с мужчиной, которого сразу же узнала, хотя и была абсолютно точно уверена, что никогда его раньше не видела. Это был сухопарый парень с неухоженной лохматой шевелюрой и совершенно безвкусной недельной щетиной, в футболке «Джонс Хопкинс». Он нес пластиковую бадью с грязным бельем, поверх которого лежала книга о Клондайке. Увидев Грейс, он улыбнулся, и ей показалось, что от этой улыбки земля сошла со своей оси, а мрачные коридоры засияли. Это было то, что надо, и вся ее жизнь сразу изменилась.
В мгновение ока этот пока еще безымянный мужчина стал для нее самым желанным, самым драгоценным, самым-самым. Ей сразу стало все понятно. Итак, она выбрала его, и в результате все в ее жизни стало правильным, в том числе правильный муж, правильный ребенок, правильный дом и правильная работа. С ней все произошло именно так. Только она не могла рассказывать об этом. В особенности сейчас.
– Послушайте, а может, мы сделаем несколько портретов крупным планом? Не возражаете? – осведомился Рон.
«Разве я могу возражать?» – пронеслось в голове у Грейс. Разве ей дали право голоса?
– Хорошо, – кивнула Ребекка, подтверждая подозрение Грейс, что вопрос был адресован не ей.
Она подалась вперед. Объектив приблизился на такое расстояние, что до него оставалось всего несколько дюймов. Грейс подумала о том, как было бы интересно заглянуть в него и увидеть глаз фотографа с другой стороны. Она впилась в объектив взглядом, но перед ней оставалась только темная стеклянная гладь да слышалось мерное пощелкивание. Никого там больше не оказалось. Потом мелькнула мысль, а ощутила бы она то же самое, если бы камеру держал Джонатан. Правда, ей так и не удалось припомнить ни единого случая, чтобы Джонатан вообще когда-либо держал в руках фотоаппарат. Щелк! И уж тем более так близко от ее лица.