Путь ведьмы (СИ)

Я помолчала, прикидывая, что со всем этим делать. Не зря ведь Школа и Академия направили нас вместе на это задание. Ну, мне хотелось надеяться, что не зря.
— Обещаю не убивать раньше времени, но помогать выковыривать глаза не буду, — выдавила я неохотно.
Джек кивнул.
И так мы зашли в гнездо неизвестной миру твари.
После нескольких шагов пещера изгибалась. За поворотом воцарилась кромешная тьма. Руки так и чесались зажечь хоть какой-то огонек, но мы не хотели сдать зверю свое присутствие раньше времени — надеялись на то, что у него плохое обоняние. Грязь хлюпала под ногами, стены отдавали холодом. Я чувствовала магию впереди.
Мы прошли не так далеко. Вернее, мы прошли всего с десяток шагов, когда раздался рев. И тогда зажегся огонь. Джек стоял справа, тоже с пламенем в руке. Зверь шипел впереди. Большое создание, с длинными лапами. Ярко-рыжее, с цепким хвостом, который сейчас в гневе метался из стороны в сторону. За взрослым животным скрутились в клубки его отпрыски. Маленькие, с детским пухом вместо шерсти. Запах мороза наполнял пещеру.
Джек перешел к действиям, не дав мне толком рассмотреть обстановку. Он выбросил вперед шар с энергией и огнем — достаточно сложное заклинание. Раздался скрип и эхом покатился по залу. Животное заметалось в ужасе, пытаясь закрыть собой детенышей и потушить пламя на своем хвосте. Джек плел следующую связку.
Я подавила в себе жалость. Хотелось верить, магистр не просто так именно с этим зверем хотел разобраться. Смотря на пищащих детенышей, получалось плохо. Пришлось напомнить себе, что зверь живыми нас не выпустил бы после такого вторжения.
Джек не сдержал крик, когда острые когти проскользили по его лицу. Я отправила в него простенькую обезболивающую связку и начала формировать следующее заклинание. Теперь был либо зверь, либо мы.
Детеныши тоненько завизжали. Времени прерываться не было — если только чтобы стать отбивной им на корм, — но укол вины как-то успел проскочить в голову. Жалко и зверя, который сидел себе спокойно и никого не трогал (кроме потенциальных селян), и напуганных детенышей. Но себе я сочувствовала больше. И немного Джеку, у которого истекало кровью лицо. И которому только что чуть не откусили голову, пока я отвлеклась.
Нестерпимо воняло горелой плотью. Дымка мешала нормально рассмотреть и зверя, и Джека. Я не знала, помогать добивать первого или лечить второго.
Джек поймал зверя за глотку и пытался вырезать свой драгоценный глаз. Мать кричала. Неопытные детеныши вились вокруг, пытаясь не то спрятаться, не то броситься ей на помощь, а я атаковала их по очереди, снимая по одному. Каждый раз они пронзительно пищали. Но толком расслышать не получалось — все заглушал рев взрослой твари.
Кто-то из мелочи сообразил, что била по ним и я тоже, и решил вцепиться в мою ногу. Зубы въелись чуть выше колена. Я успела прочувствовать, как медленно челюсти в меня вгрызаются.
Приходилось держать защиту вокруг Джека — он пытался добить мать. А та, оставшись без глаза, взверилась еще сильнее, выдыхая клубы ледяного воздуха и размахивая огромными когтистыми лапами направо и налево.
Детеныш не хотел выпускать мою ногу. Похоже, человечина ему понравилась. Но, как бы я не восхищалась его упорностью, такой расклад меня не устраивал. Нога онемела — зубы этих тварей, похоже, покрывались льдом. Вокруг Джека оставалось еще штук пять детенышей, но я плюнула на него. Пусть сам разбирается. Как только он добил взрослое животное, я смогла наконец-то отвлечься и разобраться с тем, которое висело у меня на ноге. Ненависть у зверя в глазах обжигала сильнее, чем мороз с его зубов.
Когда мы закончили, мои руки были в крови. И не в той крови, что должна быть на руках у целителя.
Джек упаковывал глаз, а я рассматривала разбросанные по пещере тела. Малодушно, возможно, но радуясь, что в полутьме их толком разглядеть не получалось.
Когда мы шли обратно (я обезболила себя и прыгала), я думала, что у Тары появился еще один повод меня ненавидеть. Мало того, что я сбежала, когда ей требовалась поддержка, я была совсем не уверена, что подруга мне простит убийство целого выводка редких тварей, даже по указу магистра.
   
Глава 15. Что мы теряем…
 
Я отказалась оставаться в Академии на лечение. Никаких страшных ран у меня не осталось, а местная величественная атмосфера неимоверно давила, пусть ко мне и относились с уважением. Сразу же попросила отправить меня обратно в Высшую школу. Просила так, что один из магистров удивился:
— Девушка, вы так рветесь к себе, что кажется, мы вас чем-то оскорбили, — пророкотал он старческим голосом.
— Нет-нет, — я решила упустить описания их доброжелательности. — У меня там важное, срочное дело.
— Если так… — вздохнул он.
Меня уже попытались перетянуть доучиваться в Академию, так что разочарование магистра не стало удивлением. Тем не менее, он согласился отправить меня обратно телепортацией. Хоть дискомфорт, хоть боль, хоть риск — хотелось поскорее оказаться дома.
Под ногами снова появилась опора. Я разлепила глаза. Взгляду открылся до боли знакомый двор. А вот происходящее на нем было в новинку.
Столпилось огромное количество людей. Большинство в кожаных и металлических доспехах, покрытых кровью. Запах этой самой, только уже свежей, крови, сразу бросился в нос. Мельтешили целители. Их не хватало — рядом с частью раненых вились только другие воины. Да и ученица с первого года, чье имя я не запомнила, склонилась над одним бедолагой, крайне бездарно сплетая нити. Я уже думала отвернуться и броситься к ближайшему раненному, когда заметила знакомое лицо.
Эта ученица пыталась закрыть рану Анту.
Я сама не заметила, как оказалась рядом. Возможно, чересчур грубо оттолкнула девчонку, перехватывая нити. Пришлось потратить драгоценное время, чтобы расплести то, что она натворила. Ее нельзя винить — для первого года это было очень хорошо. Да только для человека с такой раной — близко к смертному приговору.
Для того, чтобы хоть немного выровнять нити, пришлось чем-то жертвовать. Один из вариантов связок, используемый в самых безнадежных случаях. О нем я узнала совершенно случайно, когда искала исследования по заложенному носу. Требовалось выкладываться полностью, да даже так не у всех магов хватало силы. Тут это работало, как бег на длинную дистанцию, а не короткий забег — нужно уметь восстанавливать и накапливать. К тому же, рану нельзя будет обезболивать, пока она сама не затянется после этой связки.
Использовать ее было страшно. Смотреть, как умирает любимый человек, которого я до этого обидела — в разы страшнее.
Закончив, я подозвала толпящихся вокруг воинов. Те, что ранены несерьезно, просто маялись без дела. Попросила донести Анта до нашего больничного крыла.
Существовало четкое разделение — в одном крыле в любое время лечат учеников настоящих и бывших. В другом крыле — всех пострадавших вот в таких вот случаях, воинов из других школ. В первом не было ни целителей, ни больных. Во втором царил аншлаг.
Анта уложили на койку и мы остались одни.
Я села рядом на стул и боязно взяла его за руку. Тишина и чужое прерывистое дыхание звенели в ушах. Никогда еще время не тянулось так долго и никогда я так не сомневалась в своем лечении. Даже на первом году, когда неумехой зашивала вручную первую рану.
Голоса за дверью, в коридоре, то появлялись, переходя в гомон, то исчезали, снова оставляя давящую тишину. Ант дышал. Связка, которую я использовала, оставляла боль, но ставила на ноги чуть ли не мертвых — он тоже уже должен бы уже очнуться.
 
Сейчас как никогда не хватало кого-нибудь из мастеров. Даже занудного, до скрипа зубами противного профессора Боголана. Они бы сказали, что я сделала неправильно и исправили это. Если что-то еще можно было исправить. Вот только все мастера, наверное, занимались остальными раненными. Двор полнился воинами не из нашей Школы.
Дверь в наше крыло дернулась, я подпрыгнула. Если это магистр Оран — он разбирался во всем, — то, может, что-то можно еще сделать!